Семёнов Вл.
"ФЛОТЪ" и "МОРСКОЕ ВЕДОМСТВО" ДО ЦУСИМЫ И ПОСЛЕ
__________
Часть VI. Что сделано после Цусимы
"ФЛОТЪ" и "МОРСКОЕ ВЕДОМСТВО" ДО ЦУСИМЫ И ПОСЛЕ
__________
Часть VI. Что сделано после Цусимы
Строго говоря, для морского мини-стерства война кончилась разгромом 14 мая 1905-го года; но не будем торговаться из-за нескольких месяцев и скажем, что со времени ратификации мирного договора прошло уже четыре года.
Что сделано за это немалое время?
Как был использован горький, кровавый опыт минувшей войны?..
Личный состав, обладающий боевым опытом, повсюду считается наиболее драгоценным наследием всякой войны, даже не-счастной.
Посмотрим, на основании документальных данных, как отнесся к этому наследию адмирал Бирилев, первый морской министр в Poccии (до него были «управляющее морским министерством», только присутствовавшие при всеподданнейших докладах генерал-адмирала).
Возьмем «Список адмиралам и штаб-офицерам», изданный в апреле 1906 г., и отметим, при исполнении каких обязан-ностей состояли флагмана и капитаны, принимавшие участие в делах против неприятеля.
В голове списка стоит вице-адмирал Рожественский, все еще числившийся в то время начальником главного морского штаба, но уже подавший и прошение об отставке, и рапорт с просьбой о предании его суду — единственный ответ покойного на ту кампанию, которая велась против него известными лицами на страницах «Нового Времени».
Не стану утверждать, чтобы адмирал Бирилев сочувствовал этой кампании. Ведь на гроб 3. П. Рожественского он возложил роскошный венок, с надписью: «Великому и Почитаемому»... Во всяком случае, он не препятствовал травле, которую, при желании, мог бы прекратить в любой момент, опубликовав документы, находившиеся у него в руках. Если даже опубликование этих документов в то время (1905—1906 гг.) призна-валось... нежелательным и даже было запре-щено, — то надо ли доказывать, что адмирал Бирилев, если бы пожелал, мог бы «воз-действовать» на тех лиц, который вели эту травлю.
— Очевидно, и «воздействовать» он не пожелал.
Да, как сказать... может быть, скорбя о горькой участи старого друга, адмирал Бири-лев, самым краешком сердца, был даже чуть-чуть доволен. Ведь ответственность за разгром, целиком взваливавшаяся на голову Рожественского, снималась с его головы. Ведь это он был «главным командиром флота и портов Балтийского моря», который снаряжал вторую эскадру и который не должен был выпускать ее в море в том виде, в каком она была, а тем более рапортовать о ее полной боевой готовности. Ведь это он настаивал на возможности и необходимости отправки третьей эскадры «самотопов», от которых категорически отрекался Рожественский и в России, и в телеграммах с Мадагаскара. Ведь это с его голоса писались вдохновенные статьи, заключавшиеся патетическим возгласом: «Не спрашивайте адмирала Рожественского!..»
Следующим по списку стоит контр-адмирал Иессен, бывший начальником Владивостокского отряда крейсеров. Судьба этого адмирала настолько своеобразна, что по отношению к нему я не считаю себя в праве ограничиться краткой заметкой, тем более, что в «апрельском издании списка» он еще числится на службе.
Конечно, все помнят, что единственный проблеск успеха на море достался именно этому отряду. Одно время он так разгулялся на японских путях сообщения, что негодую-щая толпа в Toкио разгромила и сожгла дом адмирала Камимуры за то, что он, со своей эскадрой первоклассных броненосных крей-серов, не умеет поймать и уничтожить зло-вредный отряд, в котором только один корабль («Громобой») заслуживал хоть сколько-нибудь названия современного броненосного крейсера.
Еще во время войны отношения между начальником отряда, ходившим в море и сражавшимся с неприятелем, и командующим флотом Тихого океана (адм. Скрыдловым), - «не попавшим» в Порт-Артур и проживавшим во Владивостоке, в здании женской гимназии, — были весьма рогатые. Адмирал Скрыдлов, имевший в своем штабе такого патентованного стратега и тактика, как г. Кладо, состоявшего начальником военно-морского отдала, редко (чтобы не сказать ни-когда) находил действия начальника отряда удовлетворительными. В вину адмиралу Иессену ставилось даже его личное присутствие на «Богатыре» в тот злополучный день, когда этот крейсер попал на камни при входе в бухту Славянка. Об этом случае стоит сказать два слова. «Богатырю» было приказано (конечно, высшим начальством) идти в Славянку. Был туман, какой бывает во Владивостоке, т.-е. «как молоко». Начальник отряда перенес свой флаг на «Богатырь», чтобы лично принять участие в рискованной экспедиции. Кончилось неудачей. Если бы он остался на «России», стоявшей во Владивостоке, или, еще лучше, проводил бы время на берегу, хотя и не в здании женской гимназии, а в любом другом, то, разумеется, был бы чист от всяких нареканий. Оказался недальновидным...
Кончилась война — и адмирал Иессен привел в Россию свой отряд, хоть и непобедоносный, но все же имевший некоторый успех, врагу не сдавшийся и в нейтральных портах не разоружавшиеся. Приняли его в Либаве и для производства инспекторского смотра послали... адмирала Скрыдлова. Результатом инспекции (смешно сказать — инспекти-ровали «боевое учение» на боевом отряде) явился... выговор в приказе, на который адмирал Иессен ответил прошением об отставке.
В дальнейшем буду краток и приведу «синодик», выписанный из официального «апрельского издания 1906 года».
Контр-адмирал Матусевич, командовавший в Порт-Артуре первым отрядом миноносцев, а впоследствии бывший начальником штаба адмирала Витгефта, раненный в схватках с неприятелем по первой своей должности и тяжело раненный в бою 28 июля (на «Цесаревиче») — без назначения.
Контр-адмирал Рейценштейн, командо-вавший «Аскольдом», произведенный в адми-ралы за боевые отличия и начальствовавший артурским отрядом крейсеров — без назначения.
Контр-адмирал Щенснович, командо-вавший «Ретвизаном», произведенный в адмиралы за боевые отличия — без назначения.
Контр-адмирал Вирен, командовавший «Баяном», произведенный в адмиралы за боевые отличия — младший флагман эскадры Черного моря, т.-е., переводя на сухопутный язык, на роли бригадного командира, не имеющего права «свое суждение иметь» и, к тому же, вдали от «шпица»). (Существует рассказ, может быть апокрифический, но упорно циркулирующий в среде моряков, что в конце 1908-го года адмиралу Вирену был предложен пост мор-ского министра. Он соглашался, но ставил непременным условием, чтобы были уволены в отставку все, кто хоть на один день старше его в чине, чтобы он мог быть полным хозяином. Это на него похоже. Условие оказалось неприемлемым)
Капитан 1-го ранга Зацаренный, коман-довавший «Победой» —градоначальник города Николаева.
Капитан 1-го ранга Озеров, командовавший «Сисоем Великим» — без назначения. (Вскоре умер).
Капитан 1-го ранга Сарнавский, командо-вавший «Палладой» —счастливое исключение — командует отрядом минных крейсеров береговой обороны Балтийского моря (хоть и не Бог весть что, а все же при деле).
Капитан 1-го ранга Успенский, командо-вавший «Полтавой» — и. д. начальника отдала заготовлений и снабжений Главного Управления Кораблестроения и Снабжений (т.е. переведен в чиновники).
Капитан 1-го ранга Дабич, командовавший «Громобоем» — тоже счастливое исключе-ние — начальник учебно-артиллерийского отряда на кампанию 1906-го года. И тут, однако, нельзя не подивиться: Дабич, убежденный минер, до войны почти всю службу проведший в учебно-минном отряде, вдруг назначается начальником отряда артиллерийского.
Капитан 1-го ранга Яковлев, командо-вавший «Петропавловском» и счастливо спасшийся при гибели броненосца — командует строящимся (и до наших дней недостроенным) броненосцем «Император Павел I».
Капитан 1-го ранга Родионов, командовавший «Адмиралом Нахимовым» — командует 20-м флотским экипажем в Крон-штадте (береговая должность, чисто хозяйственного характера).
Капитан 1-го ранга Андреев, командовавший «Россией» — командует 10-м флот-ским экипажем в Кронштадте.
Капитан 1-го ранга Грамматчиков, коман-довавший «Аскольдом» —в распоряжении на-чальника главного морского штаба (т.е. не у дел).
Капитан 1-го ранга Попов, командовав-ший «Мономахом» — командует 4-м флот-ским экипажем в Кронштадте.
Капитан 1-го ранга фон-Эссен, командовавший «Новиком» и «Севастополем» — командует «Рюриком», — строящимся в Англии. (Подальше от «шпица» и от Петербурга).
Капитан 1-го ранга князь Ливен, коман-довавший «Дианой» — без назначения.
Капитан 1-го ранга Бубнов, бывший начальником второго отряда миноносцев в Порт-Артуре — в распоряжении начальника главного морского штаба (не у дел).
Боюсь утомить читателей, спускаясь по иерархической лестнице ниже и перебирая капитанов 2-го ранга и лейтенантов. Заверю лишь, что мною перечислены все адмиралы и капитаны 1-го ранга, участвовавшие в делах против неприятеля (немного их уцелело!) и указана, на основании «списка», судьба, их постигшая. Есть и другие, украшенные орденами, полученными якобы за боевые заслуги, на деле же никогда не слышавшие свиста неприятельского снаряда; но судьба этих последних значительно разнствует от судьбы первых. Сравним хотя бы участь адмирала Иессена со счастливой долей гг. Бру-силова и Бострема, вступивших в командование его крейсерами («Громобоем» и «Богатырем») уже в то время, когда военные действия были фактически закончены: первый был назначен на вновь учрежденную долж-ность начальника морского генерального штаба, второй — на должность (тоже вновь учрежден-ную) товарища морского министра.
Поневоле скажешь, что «plus ca change, plus ca reste la тёше chose».
Наиболее жестокому гонению (со стороны адм. Бирилева) подверглись офицеры и даже команды судов, сданных Небогатовым. Еще бы! Самые неприятные свидетели, готовые под присягой утверждать, что их отправили в бой на «самотопах» и рекомендовали либо «погибнуть с честью», либо уничтожить врага, стреляя из пушек, «снаряды которых не долетали»...
Сразу был найден выход из такого затруднительного положения: всех свидетелей превратить в подсудимых. — ведь со скамьи подсудимых можно давать только объяснения, которые суд «принимает во внимание»... с неизбежным коэффициентом, как показания лица, еще не осужденного, но тем не менее основательно заподозренного в совершении преступления. Ведь предание суду (да еще по 729-ой статье, грозящей смертною казнью) должно явиться результатом предварительного следствия; значит следственная власть нашла достаточный материал для обвинения. Было ли так в данном случае. Нет. Приказ о предании суду состоялся, по докладу адмирала Бирилева, раньше чем были опрошены лица, к делу причастные, раньше даже чем была образована следственная комиссия... Получи-лась такая несообразность, что председатель следственной комиссии, при всей своей покор-ности воле начальства, вынужден был ходатайствовать (и для 8-ми человек исходатайствовал) об исключении из числа обвиняемых, хотя бы тяжело раненых, не имевших физической возможности воспрепятствовать сдаче.
Это вопиющее нарушение основных принципов правосудия осталось безнаказанным, так как адмирал Бирилев был «забронирован» состоявшимся приказом, не подлежащим критике.
Однако прокурор, выступив против начальников с упреком, почему они, вместо старого, со времен Святослава принятого клича: «Умрем!» сказали: «Сдаемся» — отка-зался от обвинения тех, которые не догада-лись взбунтоваться тотчас же, а когда опомни-лись, то было уже поздно.
Конечно, их оправдали.
Некоторые (и, как можно думать, наиболее ревнивые к своей чести) тут же подали в отставку. Они ждали оправдательного приговора, как момента, когда они смогут сказать г.г. Бирилевым и К°: «Нам больше не по дороге».
В японском госпитале (в Сасебо) через три койки от меня лежал мичман барон У., с «Николая», схвативший еще в тропиках злейшую перемежающуюся лихорадку. Часов около 4—5 пополудни у него начался припадок такой силы, что все окружающие думали: «Конец». Японцы (надо им отдать полную справедливость) делали для него все возможное. После пароксизма — это был полутруп...
Так вот: когда в судовой лазарет «Ни-колая» прибежал кто-то с отчаянным криком: «Сдаемся!» — мичман сорвался с койки и пополз наверх... Разумеется, недалеко ушел...
Он тоже сидел на скамье подсудимых...
Надо ли говорить, что после оправдательного приговора первой бумагой, которую он написал, было прошение об увольнении в запас (в отставку он не мог выйти, так как был на службе менee десяти лет).
Но все же десятки молодых офицеров (молодость — синоним горячности), оправданных по суду, остались в среде личного со-става флота и, конечно, всегда были готовы подтвердить, что «самотопы» были «самотопами», что «снаряды не долетали» и т. д., и т. д. Необходимо было принять крутые меры, На это хватило изобретательности.
Уже состоялся приказ о назначении морским министром адмирала Дикова, но еще целую неделю он не вступал в должность, принимая дела от адмирала Бирилева — и в это время последний мог распоряжаться подведомственными ему чинами. Он распоря-дился — организовать наспех какой-то «сверхсуд» (в нарушение всяких уставов, правил и положений), которому был поставлен вопрос: прилично ли офицерам, находившимся на судах, сдавшихся неприятелю, носить мор-ской мундир?
Все сделалось бы по желанию адмирала Бирилева, да помешал адмирал Диков ко-торый вовсе не склонен был платить за горшки, разбитые при его предшественнике. По докладу нового министра приговор «сверхсуда» не был утвержден.
Однако удар, нанесенный адмиралом Бирилевым перед оставлением им своего поста, достиг цели. Те кто после оправдательного приговора, считали «инцидент исчерпанным» и собирались послужить родному флоту своим опытом, едва заслышав о новом «сверхсуде», — подали в отставку.
Остались на службе люди необидчивые, рассчитывавшие, что «авось, обойдется... как-нибудь доживу до пенсии». Ушли те, кто самую возможность постановки вопроса об их праве носить мундир, изорванный в боях осколками неприятельских снарядов, обагрен-ный их кровью, — считали обидой...
Оставив открытым вопрос об ответственности младших офицеров сдавшихся судов (хотя сам прокурор отказался от их обвинения), спросим: возможно ли было, вовсе без суда, обвинить и покарать нижних чинов?
Адмирал Бирилев решил этот вопрос со свойственной ему энергией: согласно его до-кладу, более двух тысяч человек были исклю-чены из службы с лишением воинского звания. Прошло полгода. Правда начала бить в глаза. Исключенным вернули воинское звание. Затем место адмирала Бирилева занял адмирал Диков — и десятки этих людей подучили знак отличия военного ордена (солдатский Георгий) за подвиги мужества и самоотвержения, проявленные в бою...
Такая награда — не милость, а воздаяние по заслугам, предусмотренным в статуте ордена.
Как же назвать тот доклад, на основании которого состоялся первоначальный приказ?
Со вступлением в должность морского министра адмирала Дикова — личный состав «флота» встрепенулся. Ждали, что старый моряк, помнящий Лазарева и Нахимова, укажет кому следует надлежащее место.
Но... ведь более полувека прошло с того времени, как на бастионах Севастополя он заслужил знак отличия военного ордена. Срок изрядный...
Что мог — сделал. Попрекнуть его — ни-кто не решится. Во всяком случае бесспорной заслугой адмирала Дикова является прекращение гонения на непосредственных участников войны, воздвигнутого его предшественником. Старый Севастополец ценил боевой опыт. Но... годы берут свое.
«Правила прохождения службы», заменившие собою «Положение о морском цензе», казались адмиралу наилучшим средством к устранению того «недостатка правды во всем строе службы и несоответствия кажущегося с действительным», о котором, за 25 лет до него, доносил вновь назначенный молодой генерал-адмирал.
На деле эти «Правила» оказались тем же «Положением», еще усовершенствованным в смысле охранения прав и преимуществ чинов «ведомства» перед чинами «флота».
Гвоздем реформы (конечно, для первых) было учреждение особого сословия «берегового состава флота». Нечто в роде пешей кавалерии или сухой воды. При действии ценза (даже изуродованного) все же оказывалось необходимым хоть вид делать, что плаваешь, и «наколачивать» положенное число месяцев, «гастролируя» то тут, то там. Долговремен-ное пребывание под «шпицем», или в ином теплом месте, неминуемо влекло за собою перемену костюма, т.-е. перечисление по адмирал-тейству, с превращением из лейтенанта, капитана 2-го ранга и капитана 1-го ранга — в капитана, подполковника, полковника.
Являлось опасение, что «через срок» (как говорят гадалки) «под шпицем» окажутся носящими морской мундир только морской министр, его товарищ да начальник штаба.
Представьте себе такую картину. Главнокомандующий войсками гвардии и с.-петербургского округа посылает генерала «под шпиц» -для личных объяснений по какому-нибудь во-просу — и этот генерал, вернувшись, докладывает, что, к величайшему своему изумленно, кроме высшего начальства, ни одного «моряка» «под шпицем» не видел.
Новые правила прохождения службы, создание института «чинов берегового состава флота», в корне устраняют возможность такого недоразуменья. Генерал, приехавший в морское министерство, увидит вокруг себя исключительно «моряков», у которых на лбу не написано, что они «берегового состава», и, конечно, не усомнится, что находится в «морском» министерств. Ведь эти сухопутные — удивительно наивные люди. Они глубоко верят, что никто не имеет права носить неприсвоенного ему обмундирования и что это обмундирование свидетельствует о специальном роде службы человека, его носящего. — Чудаки! на свой аршин мерять...
Если сравнить число офицеров и нижних чинов в нашем флоте и в германском (не говоря уже про английский или японский), то выйдет, что относительно к водоизмещению судов, имеющих боевое значение, мы содержим личный состав втрое больший против наших соседей, причем у последних все боевые корабли укомплектованы, а у нас повсюду — «некомплект».
Почему так? Да потому, что «там» все носящие морской мундир служат во флоте? т.е. на боевых судах, а у нас — во флоте служат лишь чернорабочие, ремесленники, которым чины «ведомства», конечно, не препятствуют делать их дело, но при условии, чтобы они всегда помнили свое место.
Назначение морским министром адмирала Воеводского было многими приветствовано. Говорили, что хоть и нет за ним ни боевого, ни надлежащего морского опыта, нет каких-нибудь особых плюсов, зато нет и минусов. — Назначили же в свое время Остермана, совсем штатского человека, генерал-адмиралом, чтобы «подтянуть» тех, что облыжно выдавали себя за моряков!
Идет время — и кое-что сделано в смысле разорения того гнезда, которое свито было под сенью адмиралтейского шпица. Это, конечно, самое главное, так как залог успеха — в подборe и качествах деятелей, а не в пересаживании их одного кресла на другое и не в замене надписей над дверями различных кабинетов. Недаром соловей объявил некогда Крыловскому квартету свой авторитет-ный приговор — «...как ни садитесь, все в музыканты не годитесь».
Да. В смысла разгона кое-что сделано, но, к сожалению, лишь кое-что, а ведь всегда надо считаться с угрозой: хватит ли вре-мени закончить начатое, при системе «festina lente».
Еще Петр Великий сказал, что «упущение времени — смерти невозвратной подобно».
Возьмем хотя бы питомник будущих офицеров флота — морской корпус. К его реорганизации до сих пор еще не приступлено, а между тем с этого следовало бы начать.
Вот цифры, такие сухие, скучные, но такие красноречивые.
Юноша, пожелавший посвятить себя службе во флоте, помимо изучения морских наук теоретически (на берегу), обучается им практически, т.е. на корабле: в Германии — 36 месяцев, во Франции — 36 месяцев, в Англии — 64 месяца, а в России — 20 месяцев...
Немного. Следовало бы брать пример с Англии, доныне сохраняющей титул «Влады-чицы морей», или хотя бы с Франции и Гер-мании.
Защитники нашей системы любят ссы-латься на Японию, где морские кадеты и гар-демарины плавают еще меньше нашего; но они забывают (или не хотят помнить), что в Японии морской корпус — всесословное учреждение (без всяких ограничений), что там на 180 вакансий является 1900 кандидатов из прирожденных моряков, все свое детство проведших на судах рыболовных или каботажного плавания. Собственно мор-скому делу их учить уже не приходится, а надо учить только военному делу. Они имеют очень мало общего с теми, кто знако-мился с водой, до поступления в морской корпус, преимущественно... в теплой ванночке.
Если даже примириться с 20-ю месяцами практического обучения наших будущих морских офицеров, то все же нельзя не отметить, что как до войны, так и теперь это официальное «плавание» больше похоже на жительство в плавучих казармах или даже на плавучей даче, нежели на действительное «плавание»…
Всем известно, что семейства офицеров морского корпуса и его отряда нанимают дачи в Балтийском Порту, являющемся «штаб-квартирой».
Существует такой спасительный термин: «ходовой день» — т.е. день, когда корабль сни-мался с якоря, хотя бы... на полчаса.
Кадетский отряд «наколачивает» (как прежде «наколачивали» ценз) до 15% таких ходовых дней; но если перевести это на часы и сутки, проведенные в море, то выйдет едва ли не в три раза меньше...
Гардемаринский отряд «плавает» 12 месяцев (хотя корабельные гардемарины, de facto, находятся на нем лишь 11 месяцев); но какое это плавание? Все то же, что было до войны вообще во всем флоте: краткие переходы из порта в порт и долгие стоянки в этих портах. В море не живут, в море не учатся; морской переход — это временное нарушение правильно организованной жизни на якоре.
Это ли школа, в которой должны выра-батываться моряки, проникнутые убеждением что «в море — значит дома», как определял credo флотского офицера покойный С. О. Макаров?
Правда, чтобы не заслужить упрека в замалчивании, не могу не отметить, что за последнее время почуялись некоторые новые веяния в постановке воспитания молодого поколения. В «Морском Сборнике» печатаются статьи, довольно резко осуждающие существующие в морском корпусе приемы обучения, статьи, не только рекомендующие центр тя-жести обучения перенести на плавающие корабли, но даже и самый морской корпусе переселить с набережной Васильевского Острова на берег незамерзающего моря. Но все это остается пока в области разговоров и пред-положений, от которых у нас так далеко до дела...
Мною была уже указана причина некомплекта офицеров на боевых судах; но как объяснить некомплект нижних чинов? Единственно — недостатками организации.
Люди, энергичные и преданные Делу, давно отметили эти недостатки. Адмирал Макаров, записку которого (1902 г., т.е. до войны) я цитировал выше, называл содержание флотских офицеров и матросов в береговых казармах «средством к их развращению» и настаивал на возможности сокращения общего числа нижних чинов флота на 30%, доказывая, что это послужит лишь на пользу, так как не будет «мужиков, одетых в матросские рубахи, но никакого понятия о море не имеющих».
В 1906 г. (после войны) адмирал Рожественский, тоже в докладной записке, по-данной по начальству, предлагал свою си-стему (полуанглийскую, полунемецкую) комплектования судов нижними чинами, при которой вместо 47 тыс. матросов было бы достаточно 28 тысяч.
В свое время голос адмирала Макарова не был услышан. Адмирал Рожественский за свое намерение требовать коренных реформ или, как выражались некоторые, «камня на камне не оставить», был... затравлен.
Приходится удостоверить, что для уком-плектования боевых (столь немногочисленных) судов нашего флота опытной, хорошо обученной командой и для уменьшения числа «мужиков, одетых в матросские рубахи» — до сих пор ничего не сделано.