Отчет о действиях Морских сил Рижского залива
29 сентября - 7 октября 1917 г.
М.К. Бахирев
События 4 октября
29 сентября - 7 октября 1917 г.
М.К. Бахирев
События 4 октября
4 октября с утра на Кассарском плесе показались неприятельские миноносцы, которые отгонялись огнем канонерских лодок и "Адмирала Макарова".
С рассветом согласно моему приказанию пришел на рейд Куйваст на "Новике" начальник минной дивизии и к 8 часам крейсер "Диана" ушел на N. Угольным миноносцам контр-адмирал Старк отдал распоряжение перейти в Куйваст.
В 8 часов пришло "радио" бывшего в дозоре "Деятельного": "Неприятельские силы идут на Куйваст". По радио предложил ему разобрать, какие корабли, и приказал стоявшим у Шильдау "Гражданину" и "Славе" перейти на рейд Куйваст, куда они прибыли к 9 часам. Заградителям, миноносцам и большим транспортам приказал сняться с якоря с рейда Куйваст к северу. Некоторые мелкие пароходы и буксиры с вольнонаемной командой, в том числе и "Нева", имевшая назначение разводить бон, воспользовались случаем и самовольно покинули рейд.
Адмирала Старка, пришедшего утром на "Новике", просил озаботиться охраной Кассарского плеса и глубоководного канала, приготовлением пароходов для затопления в нем в случае нашего отступления в северный Моонзунд и принятием мин на мелкие суда и некоторые миноносцы.
В 9 часов, отдав на берег по телефону последние распоряжения, я прибыл на "Баян" с состоящим в моем распоряжении капитаном 2-го ранга Муромцевым и флаг-офицером лейтенантом Соколовым. Поднял свой флаг и приказал сниматься с якоря. В это время на рейд подошли линейные корабли "Гражданин" и "Слава". Все подняли стеньговые флаги.
В море за шедшими к W-му проходу тральщиками были видны два линейных корабля типа "Кениг", несколько крейсеров, среди них один типа "Роон", миноносцы и два больших транспорта, вероятно, гидропланные матки (последние отделились на SO). Далее были видны еще дымы.
Несмотря на большое неравенство сил, чтобы поддержать дух Моонзундского гарнизона, в расчете на минное заграждение к S от Куйваста, я решил принять бой и насколько возможно задержать овладение неприятелем южной частью Моонзунда. Если бы мне это удалось и появление его у Моонзунда было безрезультатно, положение его в Рижском заливе, если бы он вздумал остаться там на некоторое время, без базы для больших кораблей, при существовании в море подводных лодок и поставленных ночью минных банок было бы рискованным. Тем более, что делались весьма возможными атаки наших миноносцев. При уходе же германского флота из Рижского залива и замедлении в овладении южным Моонзундом даже на короткое время был еще возможен подвоз на Моон и через него на Эзель свежих пехотных и кавалерийских частей и артиллерии и, следовательно, была еще надежда на улучшение положения. Кроме того, я считал, что уход морских сил без боя повлек бы за собой быстрое отступление наших неустойчивых сухопутных частей не только от Вердера, но и с пунктов к N и O от него и даже с острова Даго.
В 9 часов 30 минут был налет на рейд Куйваст четырех больших неприятельских гидропланов, бросавших бомбы преимущественно на пристань и Моонские батареи. Разрывы бомб были очень велики, давали много черного дыма и обладали, видимо, большой разрушительной силой. В это же время неприятель, шедший в W-й проход, открыл огонь по нашим дозорным миноносцам и бывшим на работе к югу от Куйваста тральщикам. Приказал им по радио отойти к "Баяну". Затем по радио о появившемся неприятеле донес командующему флотом.
В 9 часов 50 минут по неприятельским тральщикам и охраняющим их миноносцам открыла огонь Моонская батарея, но вскоре замолчала.
Снявшись с якоря, "Баян", имея в кильватере "Гражданина" и "Славу", пошел к бону вдоль W-х отмелей. На параллели Патерностера он уменьшил ход, развернулся на O и, пройдя несколько кабельтовых, застопорил машины. Так как корабли растянулись по линии S–N, в 10 часов сигналом приказал им держаться ближе к адмиралу. Перед этим с целью сообщения им обстановки сделал семафор, что в море кроме подводных лодок наших судов нет.
В 10 часов 05 минут линейные корабли открыли огонь по подходившим неприятельским тральщикам. Неприятельские корабли, развернувшись к нашему отряду лагом, открыли по нему огонь. Первые залпы с расстояния около 130 кабельтовых легли недолетами около бывшего южнее всех "Баяна". По моему приказанию, чтобы не мешать "Славе", крейсер передвинулся к O на несколько кабельтовых.
Чтобы не потерять связи с Моонскими батареями и вообще с берегом, в 10 часов 15 минут я по радио приказал начальнику минной дивизии поставить миноносец на Куйвастскую бочку с телефонами и затем по радио же приказал начальнику 5-го дивизиона эскадренных миноносцев принять мины в расчете, если неприятель заставит нас отойти на N, то разбросать их на рейде. Приказание это исполнено не было.
Маневрировать на тесном фарватере было невозможно, для стрельбы башнями с их малым углом обстрела нужно было разворачиваться машинами; поэтому в 10 часов 30 минут сделал семафор: "Линейным кораблям держаться на месте и поддерживать огонь по ближайшему неприятелю".
В эту половину боя стрельба неприятеля была недействительна, преимущественно на недолетах, хотя падения были близки к нашим кораблям.
В 10 часов 50 минут по радио напомнил начальнику минной дивизии о принятии мер к охране Кассарского плеса и на случай повреждения наших кораблей приказал ему изготовить все буксиры у Шильдау.
Когда германские тральщики подошли на расстояние много меньше 100 кабельтовых, по ним был открыт энергичный огонь с наших судов и Моонской батареи, но несмотря на это, они упорно продвигались вперед, и только в 11 часов после потопления одного из миноносцев (виден был взрыв) и большего подбития другого, они, закрывшись дымовой завесой, начали отходить полным ходом и вскоре вышли из сферы нашего огня. Этот взрыв, полагаю, побудил и линейные корабли повернуть к S. В 11 часов 10 минут с расстояния около 130 кабельтовых неприятель прекратил огонь по нашим кораблям. Моонская батарея также сильно была обстреляна. По донесению командира линейного корабля "Слава" один тральщик был им утоплен, другой подбит.
Вообще наша стрельба была хороша, надо полагать, сделала много повреждений на неприятельских тральщиках и миноносцах. В 11 часов 20 минут я поднял сигнал "Адмирал изъявляет свое удовольствие за отличную стрельбу".
Так как неприятельские корабли отошли на расстояние более 160 кабельтовых, сигналом разрешил стать на якорь и потом объявил, что команда имеет время обедать. Для охраны кораблей в 11 часов 35 минут выслал к бону 6-й дивизион эскадренных миноносцев. В это время была замечена усиленная стрельба по воде с немецких миноносцев: вероятно, им показалась подводная лодка. Корабли стали на якорь: мористее всех "Гражданин" - к O от W-й и N-й Куйвастских вех на 10-саженной глубине, на WNW от него "Баян" и севернее "Баяна", не становясь на якорь, держался линейный корабль "Слава".
В 11 часов 45 минут "Слава" семафором известила меня о выходе из строя носовой 305-мм башни. Повреждение состояло в том что замки обоих орудий нельзя было закрыть из-за провисания рамы, а также из-за того, что шестеренки зубчатки не вдвигали замки, так как перекосились их валы. Это случилось после 4 выстрелов во время боя правого орудия и 7 – левого. Оба 305-мм орудия на корабль были поставлены в ноябре 1916 года и дали (считая и бой) 34 практических и 45 боевых выстрелов. Несмотря на усиленную работу башенной прислуги и судовых слесарей, сделать ничего не удалось. По мнению специалистов "Слава" вся вина ложится на завод, который небрежно и из плохого металла выделал зубчатки.
Таким образом для борьбы с 20 305-мм орудиями неприятеля нам осталось всего два 305-мм "Слава", так как четырех 305-мм орудий "Гражданина" из-за их недальнобойности и двух оставшихся к началу боя исправными 254-мм Моонских орудий из-за их медленной стрельбы считать было нельзя.
Около полудня неприятель, обойдя южнее наше минное заграждение, направился большим ходом прямо в O-й проход. Приказал "Баяну" сняться с якоря. В 12 часов я сделал семафор на линейные корабли: "Если тральщики будут приближаться, открывать огонь". В это же время "Гражданин", стоявший мористее "Славы" и "Баяна", снялся с якоря, передвинулся к S и начал стрельбу по приближавшимся O-м проходом тральщикам. Вслед за ним открыли огонь "Слава" и "Баян". Замечено было много накрытий, заставлявших тральщики менять курсы.
В 12 часов 15 минут неприятельские линейные корабли, подошедшие большим ходом, уверенно развернулись между нашим недавно поставленным минным заграждением и прошлогодним, теперь нами уничтоженным, и открыли пятиорудийными залпами огонь по нашему отряду перелетами через "Гражданина". Затем был ряд накрытий наших кораблей. Под огнем неприятеля отряд начал, отстреливаясь, медленно отходить к Шильдау: впереди шла "Слава", затем "Гражданин" и последним самым южным "Баян". Огонь противника отличался меткостью и большою кучностью.
В 12 часов 25 минут почти одновременно получили попадания "Гражданин" и "Слава". Повреждения первого были незначительны, мало повлияли на боевую способность и с возникшим в палубе пожаром легко справились. "Слава" же получила сразу три снаряда: два в нос и один против машинного отделения левого борта, все три попадания подводные, ниже броневого пояса. Почти сразу образовался крен в 4°–5°, через несколько минут дошедший до 8°. Благодаря принятым мерам крен был уменьшен до 4°. Корабль сел носом на 5 футов и углубление форштевня составило около 31–32 футов и ахтерштевня 29–30.
Около 12 часов 30 минут, чтобы вывести из огня неприятеля охранявшие отряд миноносцы 6-го и 9-го дивизионов, так как надобности в охране не было, и чтобы наши заградители и другие суда, стоявшие на якоре к N от Шильдау, заблаговременно вышли из сферы обстрела и не мешали маневрированию больших кораблей, я сделал общий сигнал "Б", который потом подкрепил по радио: "М.С.Р.З. отойти. № 1245".
Вскоре после сигнала один снаряд попал в крейсер "Баян" под передним мостиком с правой стороны, пробил верхнюю и батарейную палубы и разорвался в тросовом отделении, разрушив переборки в соседние шкиперское и провизионное отделения. В этих отделениях (перед мостиком) возник пожар, давший много густого, удушливого дыма, мешавшего управлению крейсером. Ввиду близости пожара к погребам пришлось затопить носовые 203-мм, 152-мм и противоаэропланный погреба и крейсер сел носом до 26 футов. B 12 часов 40 минут на траверзе Шильдау были два надводных попадания в "Славу". Около этого же времени открыла огонь Моонская батарея.
При подходе к Шильдау пришлось уменьшить ход до самого малого и потом даже застопорить машины, чтобы стоявшие к N заградители и транспорты успели сняться с якоря и войти в канал. Отход их был совершен в полном порядке, несмотря на наше отступление под накрытием неприятельских снарядов и на налет в 12 часов 50 минут шести неприятельских гидропланов, бросавших, правда, безрезультатно, бомбы (до 40 штук), судя по разрывам большой разрушительной силы среди наших кораблей, главным же образом у снимавшихся с якоря заградителей. Огнем "Славы", по рапорту ее командира, один аэроплан был подбит и резко упал вниз. Огнем управлял старший лейтенант Рыбалтовский. По донесению начальника минной дивизии один аппарат был сбит эскадренным миноносцем "Финн".
В 12 часов 50 минут, когда мы уже прошли Шильдау, с расстояния по дальномеру 128 кабельтовых неприятель прекратил огонь по нам и перенес его на остров Вердер; затем отошел. Единственная причина, которая могла побудить его отказаться от преследования, это – отличное знание нашего прошлогоднего заграждения и неуверенность, что оно хорошо вытралено нами.
Во вторую половину боя одним из залпов "Славы" был вызван пожар в носовой части головного неприятельского корабля и затем около 14 часов в их стороне наблюдался большой взрыв с массой дыма, из чего можно предположить, что подорвалось одно из больших судов.
В 13 часов, когда на расстоянии 1/2–3/4 мили от входа в глубоководный Моонзундский канал "Баян" обходил "Гражданина" и "Славу", командир последнего доложил мне о бедственном состоянии корабля и просил разрешения взорвать его. С просьбой о помощи раздались несколько истеричных голосов с верхней палубы. Разрешение взорвать корабль мной было дано командиру "Славы", и я приказал ему, пропустив вперед "Баян" и "Гражданин", затопить корабль в самом канале – при входе в него. На всякий случай напомнил командиру – о необходимости уничтожения секретных карт, книг и документов.
В 13 часов 10 минут с нагонявшего отряд "Дельного", наблюдавшего за неприятелем, был получен семафор: "Моонские батареи больше не работают".
В 13 часов 15 минут "Баян" и вслед за ним "Гражданин" вошли в канал и малым ходом пошли по нему на N.
В 13 часов 20 минут начальник минной дивизии известил меня, что 5-й дивизион эскадренных миноносцев не успел принять мины. Таким образом, благодаря промедлению в исполнении моего приказания постановка мин заграждения на покидаемом нами Куйвастском рейде не состоялась. Начальник 5-го дивизиона эскадренных миноносцев капитан 1-го ранга Зеленой 3-й только в 13 часов 50 минут запросил начальника минной дивизии, где принять мины. Заградители в это время были уже на ходу.
В 13 часов 25 минут на Вердере были видны два пожара и на Мооне ряд взрывов. Для отдачи некоторых распоряжений и главным образом для съемки людей со "Славы" дал радио: "Миноносцам. Свободным миноносцам идти ко 2-й бригаде линейных кораблей".
Люди со "Славы" были сняты все, и командир, убедившись в этом, сошел с корабля.
Для оказания помощи при разворачивании в узком канале отправил к "Гражданину" по просьбе его командира буксир "Черноморский 2" и сторожевое судно "Ласку", на которые были поданы буксиры с носа и кормы корабля. Командир "Баяна" от буксиров отказался.
В 14 часов на "Славе" были видны большие взрывы. Как я потом узнал, "Славу" затопили не в самом канале, а на SSO в 2–3 кабельтовых от входных вех в канал (калька эскадренного миноносца "Войсковой" при служебной записке его командира от 5 октября).
В 14 часов 15 минут миноносец "Сторожевой" обогнал "Баян", и с него получили семафор: "Командир "Славы" просит разрешения еще раз подорвать миной корабль". Ответил: "Хорошо" и дал соответствующие распоряжения миноносцам. Находившийся, как оказалось, на миноносце командир "Славы" не вызвал меня лично наверх и во всяком случае не дождался моего выхода на палубу, и "Сторожевой" проследовал на N. Впоследствии, на мой запрос, почему миноносец не уменьшил ход около "Баяна" и командир "Славы" не сделал мне подробного доклада о положении корабля, капитан 1-го ранга Антонов рапортом от 12 октября донес мне, что "Получил от командира миноносца, на котором шел, извещение, что приказано идти в Рогекюль, куда и пришел на нем". В этот же вечер, как я потом узнал, командир, офицеры и команда "Славы" на поезде отбыли в Ревель.
Таким образом, мои расчеты на задержку неприятеля нашим минным заграждением оказались неверны: они были хорошо известны немцам; и бой окончился нашим отходом с рейда Куйваст и потерей линейного корабля "Слава". Конечно, действуй германский флот энергичнее, едва ли мы отделались бы так легко.
С удовольствием отмечаю хладнокровие, распорядительность и умелое управление кораблем командира "Баяна" капитана 1-го ранга Тимирева как в бою, так и во время следования по каналу, когда густой смолистый дым от пожара перед самым мостиком едва позволял что-либо видеть впереди. Офицеры и команда вели себя также отлично и все делалось спокойно, быстро, но без суеты.
С большой похвалой о действиях личного состава отзывается и командир "Гражданина", и при проходе мимо него на близком расстоянии я не заметил суматохи, не слышал шума и видел порядок, приличествующий военному кораблю. К распоряжениям во время боя его командира капитана 1-го ранга Руденского отношусь с полным одобрением.
Тоже самое должен сказать и про бывшие на Куйвастском рейде миноносцы 6-го и 9-го дивизионов и работавшие там тральщики.
Командир "Славы" в первом своем рапорте о бое от 4 октября на имя командующего флотом доносит: "Считаю долгом засвидетельствовать исключительное мужество, спокойствие, преданность до конца всего личного состава". В своем рапорте мне от 10 октября о поведении офицеров и команды он ничего не говорит и только в рапорте от 29 октября, когда уже ему было сообщено мной, что снимавшие людей миноносцы доложили мне о царившей на корабле панике, он говорит: "Поведение всего личного состава, как офицеров, так и матросов, было во время боя выше всякой похвалы и только перед самой посадкой, вследствие того, что отданное мной приказание о взрыве корабля было неправильно понято командой, частью ее, исключительно молодой, овладела паника."
Рапорты офицеров указывают на ряд доблестных поступков отдельных лиц, преимущественно кондукторов, унтер-офицеров и старослужащих, которые были бы отмечены и на кораблях с отличным порядком, и в общем на честное отношение к своим обязанностям опять-таки старых, прошедших ранее хорошую школу матросов; но я не могу согласиться с докладом командира об исключительном мужестве, спокойствии и о поведении команды во время боя выше всякой похвалы. К концу боя на корабле по докладу снимавших людей миноносцев и даже по рапортам офицеров "Славы" царила невообразимая паника. Конечно, играли роль и значительные повреждения, но главной причиной нужно считать чересчур нервное настроение личного состава на политической почве.
В рапорте инженер-механика мичмана Милавского проскальзывает присутствие при командире во время боя судового комитета, члены которого даже вступали в объяснения с офицерами, что едва ли могло способствовать порядку.
В своем рапорте от 21 октября старший офицер капитан 2-го ранга Галлер доносит: "Удержать бросавшихся в беспорядке на миноносцы не было возможности, и посадка произошла панически, причем стоило больших усилий вынести из операционного пункта раненых и водворить их на миноносцы; причем раненых выносил сам старший врач Стратилатов и помогали офицеры". Рапорт старшего артиллерийского офицера старшего лейтенанта Рыбалтовского 3-го от 8 октября: "В бою вся старая команда вела себя идеально, но некоторая часть молодой бегала с поясами и панически что-то кричала; таких было до 100 человек".
Рапорт мичмана Ковшова от 15 октября: "Когда подошел эскадренный миноносец "Донской казак", то многие матросы хотели на него спрыгнуть, но вахтенный начальник миноносца мичман Гедле, угрожая револьвером, приказал переносить с корабля первыми раненых. Помогая переносить раненых на шканцах, я не видел, какие пробоины получил корабль". В том же рапорте о событиях на корабле после первых попаданий он говорит: "Увидел на срезе много команды, надевающей пояса".
Рапорт старшего врача коллежского асессора Стратилатова: "Всех раненых перенесли на миноносец "Донской казак", вместе с ранеными отправился и медицинский персонал. Очень трудно было переносить на миноносец, так как и команда спешила попасть на него, хотя и отдано было приказание первыми пропустить раненых".
По рапорту мичмана Милавского от 15 октября, машины были оставлены самовольно. Порядок на корабле характеризуется словами его рапорта: "Верхним продольным мостиком пошел к боевой рубке. Увидев Вас (рапорт написан на имя командира "Славы") я стал Вам докладывать. Стоявший рядом с Вами матрос, кажется, член судового комитета (фамилии его я не знаю) перебил меня, сказав что-то вроде: "Стало быть, в машине никого, ведь нужен ход". Так как мне единственно это и нужно было знать, то я, не продолжая доклада, сказал, что немедленно иду и буду давать ход сам, и просил только прислать хоть сколько-нибудь людей. Эту же просьбу я повторил на обратном пути собиравшему своих людей заведующему кочегарками инженер-механику мичману Батльду, которого просил о том же еще по пути к рубке, и еще кому-то из команды, попавшемуся мне по дороге. Спустившись в левую машину, где никого не было, я услыхал, что звонит правый машинный телеграф, и заглянув в правую машину, увидел, что прибежавший туда машинист унтер-офицер 1-й статьи Николай Коровин отвечает по телеграфу и дает ход, я крикнул, есть ли кто кроме него в машине? Коровин ответил, что он один. В это время зазвонил левый телеграф, и я бросился к спусковому механизму левой машины, где, как и во всей левой машине, не было ни души, ответил по телеграфу и сам дал ход. Ответная ручка телеграфа ходила совершенно свободно, очевидно, проводка была уже порвана. Через несколько времени почти одновременно ко мне пришли машинист 1-й статьи Метельский и Ватолин и машинист унтер-офицер 1-й статьи Палев и еще 1 или 2 человека, кто именно я уже не помню сейчас."
Преждевременное оставление машин подтверждает и трюмный инженер-механик лейтенант Мазуркевич в своем рапорте от 14 октября.
То же говорит о кочегарах в своем рапорте от 15 октября инженер-механик мичман Батльд.
В своем рапорте от 15 октября мичман Шимкевич доносит, что после первых попаданий в "Славу" на верхней палубе он заметят, что несколько человек из машинной и строевой команды одевали на себя пояса и бегали взад и вперед по палубе.
Что "Слава" нервничала во время боя, можно видеть и по семафорам, делавшимся с этого корабля (выписка из семафорного журнала, приложенная к рапорту командира "Гражданина" о бое).
В 14 часов 45 минут были замечены на "Славе" взрывы и большой пожар. В "Славу" наши миноносцы выпустили 4–5 мин, но взорвалась только одна, хотя вертушки были свернуты. Объясняется это плохим уходом за материальною частью. С миноносцев даны были лестные отзывы о медицинском персонале и о распорядительности старшего лейтенанта Рыбалтовского.
Во время боя больших кораблей начальник минной дивизии следил за исполнением моих распоряжений, он отвел ко входу в глубоководный канал транспорты "Глагол" и "Покой" и приготовил их к затоплению, предложил начальнику 3-го дивизиона принять мины заграждения на миноносцы, указал ему заградитель, с которого они должны были быть приняты, и приказал "Волге", "Бурее", "Зее" и "Припяти" изготовить мины для постановки на 10 футов.
По моей радиограмме правильно им понятой, контр-адмирал Старк, отправив на N большие заградители и транспорты, с миноносцами отошел к Раугенскому бую и приказал мелким заградителям приблизиться к нему. Канонерские лодки по его сигналу отошли к Куморскому бую.
Так как 5-й дивизион эскадренных миноносцев не исполнил моего приказания о погрузке мин в 14 часов, убедившись в отходе неприятеля, дал радио начальнику минной дивизии: "Если возможно, поставьте заграждение на рейде Куйваст возможно южнее. Действовать применяясь к обстоятельствам". Почти одновременно, несколькими минутами позже получил от него радио с просьбой о разрешении заградить Моонский створ. Я ответил по радио: "Моонский створ загораживайте в последний момент. Имейте наблюдение за неприятелем к югу от Моонзунда". Ответ, вероятно, задержался, так как в 14 часов 40 минут мной была получена радиограмма "Моонский створ загражден".
За неимением мин на миноносцах контр-адмирал Старк считал постановку заграждения на Куйвастском рейде с тихоходных судов рискованной ввиду возможного появления на нем неприятеля и потому были поставлены заграждения: одно к югу от Сеанинского буя до берега и другое – на пересечении створов Шильдауского с Моонским. Первое под прикрытием 13-го дивизиона эскадренных миноносцев было поставлено заградителем "Бурея", второе – "Припятью". "Бурея" (командир лейтенант Семенов) ставила мины в расстоянии около 50 кабельтовых от неприятельских дозорных миноносцев. Всплывшие при постановке мины "Буреей" были расстреляны.
На Кассарском плесе близко подходившие к нашим судам неприятельские миноносцы отгонялись огнем канонерок.
Ввиду того, что тральщики и сторожевые суда могли понадобиться при эвакуации людей с островов, если бы на то последовало распоряжение, при охране кораблей и транспортов и при уничтожении ограждений Моонских фарватеров, чтобы иметь их в руках, в 15 часов радио приказал начальнику минной дивизии направить их к Вормсу, куда должны были подойти "Баян" и "Гражданин".
По проходе наших судов, в первом с S колене глубоководного канала были затоплены и подожжены транспорты "Глагол" и "Покой". Пожары на них и на "Славе" были видны всю ночь. На последней иногда слышались взрывы.
В 16 часов "Баян" и вскоре за ним "Гражданин" стали на якорь у Харилайда. Так как мои предположения несколько расходились с распоряжениями начальника минной дивизии, для согласования действий, в 16 часов 45 минут приказал ему с темнотой приблизиться к "Баяну". Поручив миноносцы и канонерские лодки капитану 1-го ранга Шевелеву, контр-адмирал Старк на "Новике" в 17 часов 20 минут перешел к Харилайду.
Так как ни тральщики, ни сторожевые суда не подошли к "Баяну", в 17 часов 45 минут дал радио: "Барсук", "Выдра", "Горностай", "Ласка", "Припять", "Бурея" идти в Моонзунд в распоряжение начальника 13-го дивизиона эскадренных миноносцев. На эту радиограмму начальник 2-го дивизиона сторожевых судов старший лейтенант Беклемишев только в 20 часов 30 минут донес мне по радио, что вышел из гавани, вследствие плохой видимости идет малым ходом, и просил указать, куда идти.
С проходившим миноносцем приказал запиской начальнику 13-го дивизиона эскадренных миноносцев ночью вступить в связь с начальником гарнизона Моона и, если он найдет нужным эвакуировать остров, оказать ему помощь. Начальник 13-го дивизиона донес мне, что он стал на якорь у Мопорова, куда отошел после постановки мин "Припятью", забрав 60 человек с Моона, подошедших на шлюпках и отправленных им на шедшем в Рогекюль "Прытком", и что кроме двух миноносцев 4-го дивизиона и "Разящего" мелкосидящих судов около него не было.
В 18 часов 45 минут на мой запрос, как я и ожидал, стоявшая у затопленных транспортов "Украйна" сообщила по радио: "Куйвасте неприятель на обнаружен".
С наступлением темноты ввиду нервности, выразившейся в нескольких выстрелов с судов ("Гражданин" стрелял по нашему аэроплану), и возможности потопить свои миноносцы, в 20 часов я приказал всем судам в Моонзунде стать на якорь. Эатем потушил все огни в Моонзунде.
В 20 часов 45 минут "Храбрый", стоявший на якоре у Куморского буя, слышал на S от себя взрыв и наблюдал во мгле затемненную сигнализацию.
Вечером на миноносце отправил распоряжение начальнику базы Рокегюль приготовить все к эвакуации, а что нельзя вывести приготовить к уничтожению. Капитану 1-го ранга Афонасьеву – переговорить с генерал-майором Генрихсоном относительно транспортов, нужны ли они для Даго, и поступить сообразно требованиям генерала Генрихсона. Сообщил обоим, что флот будет держаться в Моонзунде сколько возможно. Копии распоряжений были переданы старшему в гавани Рокегюль морскому начальнику капитану 2-го ранга Рогге.
Шедшему в Рогекюль начальнику 6-го дивизиона эскадренных миноносцев я предложил выслать с рассветом из гавани к Моону все мелкосидящие транспорты и сторожевые суда на случай съемки людей с острова.
Хотя я сам лично относился к эвакуации воинских частей с островов скорее отрицательно, так как при наблюдаемом полном падении дисциплины на пароходы приходили бы не целые части, а худшие люди – из страха перед неприятелем, и эти люди не способствовали бы порядку в частях, куда они вошли бы. Тем не менее считая себя обязанным всеми мерами способствовать сухопутным начальникам в этом направлении и все приготовить для этой цели; и потому сверх выше упомянутых уже распоряжений относительно тральщиков и сторожевых судов и приказания начальнику 13-го дивизиона эскадренных миноносцев в 22 часа 30 минут снова дал радио начальнику 2-го дивизиона сторожевых судов и находившемуся в Рогекюле начальнику 6-го дивизиона эскадренных миноносцев: "2-му дивизиону сторожевых судов, "Припяти" и "Бурее" с рассветом идти к Куморскому бую".
В 23 часа 30 минут от командующего флотом получил радиограмму: "Принимаются ли все меры к снятию войск с Моона". Ответил: "Обстановка позволяет сделать это с рассветом". Эту радиограмму командующего флотом я счел уже за приказание эвакуировать Моон.
Надо сказать, что эвакуация его, как выяснилось потом, началась в этот день и без вмешательства начальства: солдатами были захвачены все имеемые на Мооне шлюпки (более 100), и они на них бежали на матерый берег.
Около полуночи начальник 13-го дивизиона эскадренных миноносцев спросил меня по радио, нужно ли послать на Моон эскадренный миноносец, так как мелкосидящие пароходы еще не подошли. Я ответил: "Пошлите малый миноносец".