о применении минного оружия ВМФ в ВОВ от зам начальника УПВ ВМФ
« Может, практика проведения контрольных работ в начальный период обучения на Классах, введенная мной когда-то, была только поводом для отстранения меня от руководства кафедрой, а виной был мой [И. Шушлебин] научный труд «Опыт использования минного, трального и противолодочного оружия в Великой Отечественной войне». Выполнен он был в одном экземпляре, в моей рабочей тетради, но многие специалисты о нем знали. Слушатели часто делились своим опытом использования оружия в годы войны. Картина нашей минной войны никак не вязалась с официальной версией: «Наш доблестный Военно-морской флот...». Рассказать о том, что там первоначально было изложено, уже невозможно, но кое-что могу вспомнить. Отмечу прежде, что второй телеграммой, поступившей из Центра на флоты, была: «Немедленно начать постановку минных заграждений по плану прикрытия. Ставить мины круглосуточно, используя все средства. Кузнецов». Первая телеграмма, как известно, гласила: «Оперативная готовность номер один немедленно. Кузнецов».
И тут выяснилось, что к массовой постановке флоты были совершенно не готовы или из-за отсутствия, или из-за неисправности минных путей от складов к причалам. В некоторых местах мины пришлось таскать на руках.
Несмотря на категорические телеграммы Кузнецова Н. Г., постановка минных заграждений на СФ началась только через месяц, на БФ немедленно, но силами одного тральщика, который за 3 суток поставил 206 мин. На ЧФ оборонительные заграждения ставили месяц, и за это время на них погибло 5 своих транспортов. А теперь вспоминаем адмирала Эссена Н. О., который в 1914 г. обеспечил постановку минного заграждения в Финском заливе из 2119 мин за 4,5 часа...
Положительный опыт применения минного оружия в войне мы, естественно, обобщили и проанализировали, пустили его в широкий оборот, а о недостатках предпочитали помалкивать—как-никак мы победили и наше дело правое... Действительно, кому хотелось в послевоенное время читать о таких примерах «готовности» к войне по минному оружию, как:
- на флотах не было глубоководных мин — основной запас якорных мин по глубоководности удовлетворял только требованиям Балтийского театра (даже новая мина ЭП была разработана с длиной минрепа всего 120 м);
- наши мины не имели индивидуальных противотральных устройств, минный защитник образца 1926 г. устарел и не обеспечивал защиту мин во всем диапазоне глубин применения якорных мин;
- на флотах не было в необходимых количествах мин для установки с самолетов (особенно донных неконтактных мин);
- не было на вооружении малых якорных контактных мин для постановки на малых глубинах;
- не было на вооружении противолодочных мин;
- наши специалисты плохо знали, как влияют приливно-отливные течения на якорные мины, не знали величин вертикальных покладок мин под действием течений, не везде (например, СФ) знали величину изменения уровня воды в районе постановки минного заграждения.

В этом были и объективные причины, но были и «хлопки». Так с противотральным устройством «Чайка» мы носились перед войной, как «евреи с писаною торой». В течение 10 лет в целях сохранения секретности прибор в учебных целях не применялся, хранился в кладовках за двумя печатями (корабельной и особого отдела). А как только применили его в боевых условиях, выяснилась масса конструктивных недоработок, из которых главная — многочисленные несанкционированные всплытия мин сразу яри постановке или спустя некоторое время. Уже в 1941г., отделившиеся от якорей мины с этими приборами попали в руки финнов и впоследствии демонстрировались на специальной выставке в Хельсинки. И вот первый вывод - береги секреты от противника не от своих специалистов. Может быть, потому и берегли, что знали - это дерьмо. Ведь всплывшие мины были безопасными, а должны были быть опасными.
Но еще более чудовищным образом повлиял режим сверхсекретности на планирование минных постановок. Минеров к ним не допускали, а операторы зачастую не знали даже ТТХ мин. Отсюда: постановки минных заграждений в своих водах с установками на минах, делавших их опасными при всплытии, а в вражеских водах постановки мин с противопараванным прибором «Чайка», делавших их безопасными при всплытии. Приказ нарушить не могли — иначе трибунал. Вот минеры и отчитывались: «Мины поставлены в соответствии с заданием», даже тогда, когда операторы задавали временные интервалы с точностью до десятых и даже сотых долей секунды. Интересно, чем они их предполагали измерять? Особенно, когда материальная часть работала со сбоями. Например, минное вооружение ПЛ типа «К» на протяжении всей воины работало с заеданиями. Из 20 произведенных ими постановок только в 10 случаях мины вышли нормально. В 4 случаях ПЛ вынуждены были возвратиться в базу с частью минного боезапаса так и оставшегося в цистернах. Подводной лодкой «Лембит» последние имевшиеся в запасе английские мины были выставлены в ноябре 1941г.. В январе 1942 г, командир лодки Матиясевич организовал переделку минных шахт вод отечественные мины. Но проект остался незавершенным. Не простым оказалось это дело. Тогда «родные» для лодки мины заказали в Англия. Когда они были доставлены, минные шахты начали приводить в исходное состояние, что оказалось еще более непростым делом. Лодка смогла выйти в море только в 1944г.. Это, конечно мелочи, как и то, что например, на аэродроме Углово (ТОФ) не было хранилищ для минно-торпедного оружия и, как следствие, срочно закупленные английские мины А-1-1V в количестве 112 штук, пролежав 7—8 месяцев, вышли из строя (корпуса проржавели, парашюты потеряли прочность), все мины АМГ-1 потребовали среднего ремонта. А авиационных мин, ой, как не хватало!
Ну и, конечно, самый кошмар — это постановка в начале войны на ТОФ, в районе Владивостока, мин, приготовленных в варианте, когда они являются опасными при всплытии. Только 17 июля 1941 г. Военный совет ТОФ принял решение ставить мины безопасными при всплытии. А после подрывов своих кораблей и судов было принято решение прекратить плавание в заливе Петра Великого: в темное время суток — вообще, а в светлое врем суток — при волнении моря более 6 баллов. Это можно было допустить только потому, что флот не воевал. Положение усугублялось количеством сорванных с минрепов мин. С 15 июля по 31 декабря 1941 г. на подходах к Владивостоку было обнаружено 327 плавающих мин, из них уничтожено 280, а разоружено 19. А вот в 1945 г., в конце войны, все было сделано с точностью до наоборот: в активных минных заграждениях у берегов Японии мины при всплытии оказывались безопасными».

Гусев Р.А. «Основания минерского ремесла»