Осман-паша имел высшее военное образование, обладал личным боевым опытом и в войне 1877—1878 гг. являлся, пожалуй, един­ственным во всей турецкой армии генералом, достойным своего звания. Отряд Османа-паши состоял из отборных, обстрелянных таборов, участвовавших в войне с Сербией.

по прусскому уставу 1876 года лишь под конец наступления, перед атакой, батальон мог иметь в цепи до половины своего состава; перебежки в бою производились большей частью всей цепью сразу, а порядок взаимодействия огня и движения цепи вовсе не был разработан. Во французском уставе 1875 года батальону рекомендовалось на 2000 шагов развертываться в линию ротных колонн, с 1200 шагов высылать вперед две роты, которые выделяли от себя патрули, а за ними слабую цепь, причем огонь могли в этот период вести лишь патрули. Лишь с 900 шагов патрули сливались с цепью и начина­лись перебежки, но они велись с теми же недостатками, которые были характерны и для прусского устава. По английскому уставу и перебежки и огонь цепью разреша­лись лишь с 675 шагов

из рва пехоту выгнать  невозможно - капониры во рву редута не перусматривались. т.е для огня вниз в ров надо выбраться на бруствер а с бруствера сметал огонь стрелков

лавная / Издания / Литература / Книжная полка / Н.И. Беляев. Русско-турецкая война 1877—1878 гг. БЛОКАДА ПЛЕВНЫ На военном совете, состоявшемся 13 сентября, было принято ре­шение расположить румынскую армию против северного фаса Плев­ненского укрепленного лагеря, до Гривицких редутов включительно; от этих редутов до Тученицкого оврага должны были располо­житься усиленные 9-й и 4-й корпуса. Плевненско-ловченское шоссе поручили наблюдать 9-й кавалерийской дивизии Лошкарева, а для действий на сообщения Османа-паши был выброшен на западный берег реки Вид сводный кавалерийский корпус генерала Крылова (5000 сабель при 30 орудиях). Реальность воздействия русской конницы на сообщения Османа-паши была сильно ограничена. Уже со 2 октября турки приступили к созданию на софийско-плевненском шоссе ряда укреплений, рас­положенных в 8—12 км одно от другого и занятых гарнизонами в несколько таборов с артиллерией. На участке от Плевны до Телиша включительно гарнизоны в эти укрепления были выделены армией Османа-паши, а от Телиша до Орхание — корпусом Шефкета-паши. После сооружения укреплений действия русских кавалерийских на­чальников стали еще более осторожными и русская конница даже не приближалась к шоссе. Осман-паша полностью сохранил свои тыловые коммуникации, беспрепятственно получал по ним подкреп­ления и все виды снабжения. Главнокомандующий Дунайской армией и его штаб первона­чально объяснили себе совершенно неудовлетворительные действия русской конницы исключительно неудачными личными качествами ее старших командиров. Для устранения этой причины во главе всей конницы Западного отряда был поставлен Гурко. Крылов был снят и заменен Арнольди. Гурко принял ряд мер по улучшению действий конницы. Однако и Гурко и главнокомандующему стало ясно, что блокада Плевны могла стать полной только при условии окружения ее со всех сто­рон сплошным кольцом позиций. Завершение полной блокады Плевны решено было произвести путем захвата одного из укрепленных турецких пунктов на плевненско-софийском шоссе; тем самым достигался перерыв сообщений армии Османа-паши по этому шоссе. Выполнение этой задачи было возложено на Гурко под руководством Тотлебена, назначенного вскоре после его прибытия в Дунайскую армию помощником на­чальника Западного отряда вместо Зотова. К 10 октября, когда Гурко вместе с Тотлебеном приступил к составлению плана предстоящих действий, неприятельские силы, как в самой Плевне, так и на плевненско-софийском шоссе, расце­нивались русским командованием со значительным преувеличением. Армия Османа-паши в Плевне состояла из 59 таборов, 17 эскад­ронов и 11 батарей общей численностью свыше 40 000 человек при 66 орудиях. Кроме того, отрядами из состава Плевненского гарни­зона были заняты пришоссейные укрепленные пункты: Д. Дубняк — 6 таборами с 4 орудиями (3000 человек), Г. Дубняк — 6 таборами, 5 эскадронами (3600 человек), Телиш — 7 таборами, 7 эскадро­нами, 15 сотнями башибузуков и 6 орудиями (около 6000 человек). Войсками из состава корпуса Шефкета-паши на плевненско-софий­ском шоссе были заняты Радомирцы, Блесничево и Яблоница (около 7000 человек при 12 орудиях). Главные силы корпуса Шеф­кета-паши (9 таборов) располагались в Орхание; кроме того, еще 20 таборов были разбросаны по различным пунктам (София, Златица и др.). Ми главное русское командование, ни Тотлебен, ни Гурко не имели более или менее верного представления о силах турецких войск и их распределении. При составлении плана завершения бло­кады Плевны Тотлебен и Гурко считали, что у Османа-паши в Плевне имеется 80 таборов, а на софийско-плевненском шоссе на­ходится 120 таборов. Исходя из такого почти двойного преувеличения действительных сил противника, и был составлен план предстоявших действий За­падного отряда на софийском шоссе. Перерыв сообщений Османа-паши по этому шоссе должен был произойти раньше, чем турки смо­гли бы осуществить контрудары как со стороны Плевны, так и из Орхание; контрудары эти считались почти неизбежными и притом, по мнению составителей плана, должны были быть весьма сильными. Поэтому в основу предстоявших действий следовало положить, по мнению Гурко, их полную внезапность и скоротечность. Объектом наступления были избраны турецкие укрепления у Горного Дубняка. При этом главным образом исходили из того, что удаление Горного Дубняка от Плевны не даст возможности Осману-паше быстро его поддержать; кроме того, считались и с тем, что взятие Горного Дуб­няка не слишком удлинит линию обложения. Чтобы турецкое коман­дование не успело узнать о готовящемся наступлении и не подбро­сило заранее к Горному Дубняку подкреплений из Орхание, наступ­ление решено было начать сразу по подходе гвардии, то есть 24 октября. Для обеспечения атаки Горного Дубняка были пред­усмотрены, кроме того, заслоны и демонстрации как в сторону Плевны, так и в сторону Орхание. Зотов, например, произвел демон­страцию по ловчинскому шоссе. Вместе с тем была предпринята сильная бомбардировка Плевненских укреплений. Для достижения внезапности решено было не производить пехотной разведки турец­ких укреплений, чтобы не выдать прибытия новых частей. Само на­ступление, по замыслу, следовало произвести ускоренно, не теряя времени на долгую подготовку атаки огнем. Меры непосредственной подготовки наступления были у Гурко весьма немногочисленны и несложны. Для обеспечения сосредото­чения гвардии была занята небольшим отрядом Бремзена позиция у Медевана, проложены дороги через р. Вид и, наконец, произве­дена рекогносцировка. Последняя была осуществлена весьма по­верхностно. Основной идеей диспозиции являлись изоляция укреплений у Горного Дубняка от Плевны и от Орхание и нанесение по ним ударов с юга, востока и севера силами, которые в пять раз пре­восходили бы неприятельские. С расчетом на это составленная дис­позиция на бой 24 октября была разослана в войска вечером 23 октября. По диспозиции укрепления Горного Дубняка должны были быть атакованы со стороны Плевны гвардейской стрелковой бригадой (4 батальона, 16 орудий, 3 сотни), со стороны Чириково 1-й брига­дой 2-й гвардейской пехотной дивизии (7 батальонов, 16 орудий) и со стороны Телиша 2-й бригадой той же дивизии с 22 орудиями. Укрепления Телиша решили атаковать усиленным гвардейским Егер­ским полком полковника Челищева (4 батальона, 8 полевых ору­дий) при поддержке восьми эскадронов, одной сотни казаков и двух конных орудий. Восьми другим частям пехоты и конницы по диспозиции были поставлены задачи по разного рода обеспечению атаки Горного Дубняка и Телиша. Схема 27. Расположение Западного отряда к 24 октября 1877 г. и завершение блокады Плевны. Восьми другим частям пехоты и конницы по диспозиции были поставлены задачи по разного рода обеспечению атаки Горного Дубняка и Телиша. При этом получилось, что из общего числа 48 батальонов и 170 орудий, предназначенных для действий против Горного Дубняка и Телиша, само наступление дол­жны были вести 19 батальонов и 64 орудия, а 29 остальных ба­тальонов (60%), 106 остальных орудий (60%) и 10 500 кавалери­стов должны были лишь обеспечивать это наступление. Такое рас­пределение сил как нельзя лучше говорило о боязни сильного ту­рецкого контрудара, которая возникла у командования Западного отряда и у Гурко под влиянием преувеличения численности про­тивника. Трудности решения предстоявшей задачи усугублялись при этом еще двумя обстоятельствами. Во-первых, гвардия, которая только и намечалась для атаки Горного Дубняка, готовилась в основном для парадов, практически же для боя была подготовлена весьма слабо. Во-вторых, сам Гурко, инструктируя войска перед боем, ре­комендовал беречь патроны и в ответ на огонь противника лишь ускорять движение и быстрее сходиться на штыки с криком «ура», которого турки якобы не выносят(1). Позиция турецких войск у Горного Дубняка была расположена юго-западнее села и севернее шоссе. На холме, командовавшем местностью к северу и западу, был сооружен так называемый Боль­шой редут, выходивший главными своими фасами на северо-восток и на юго-восток, а горжей — на запад; в редуте было четыре орудия. Южнее шоссе, в 130 м от Большого редута, был расположен Малый редут; открытая горжа его была обращена к Большому редуту, так что из последнего хорошо простреливался весь Малый редут. Во­круг редутов были расположены ложементы, а севернее Большого редута имелся небольшой люнет. Со всех сторон, кроме восточной, к редутам подходил дубовый лесок, вырубленный турецкими вой­сками на расстоянии 300—1000 шагов от редутов. От холма, на ко­тором были расположены редуты, местность полого понижалась к востоку и северо-востоку, а к западу и северо-западу круто обры­валась в долины ручьев. Бой под Горным Дубняком начался в 9.00 24 октября и до 12.00 протекал в разрозненных и неуспешных атаках всех трех колонн. Разрозненность атак объяснялась тем, что не удалось достичь един­ства действий, которое по диспозиции должно было быть осущест­влено в результате согласованного выхода колонн в исходное поло­жение. Средняя колонна во главе с командиром 1-й бригады 2-й гвар­дейской дивизии генерал-майором Зедделером прибыла в исходное положение раньше всех. В 2000 м от Малого редута турецкая артил­лерия около 8.30 обстреляла колонну. В 9.20 Зедделер был извещен, что левая колонна опаздывает; он хотел приостановить наступление для атаки совместно с левой колонной, но это ему не удалось. Гре­надерский полк был в это время уже в 800—900 шагах от турецких ложементов, Московский — в 1000 шагах; цепи обоих полков вели по укреплениям ружейный огонь, а русская артиллерия обстрели­вала укрепления с 1200—1700 м. Схема 28. Бой под Горным Дубняком 24 октября 1877 г. Так как огонь одних цепей был слаб, действия артиллерии не успели еще сказаться, а гренадеры и московцы при наступлении не окапывались, то потери от турецкого ружейного огня были уже значительны. С целью сокращения по­терь командир гренадеров бросил полк в атаку; гренадеры захва­тили Малый редут и ринулись на Большой, но от последнего были отбиты и к 11.00 залегли в Малом редуте и вдоль шоссе. Для под­держки гренадеров был брошен в атаку Московский полк, но он под турецким огнем не дошел до Большого редута и залег в пришос­сейных канавах. Зедделер был ранен, потери полков были весьма велики. Наиболее целесообразно велось наступление передовым 4-м ба­тальоном гвардейского гренадерского полка. Цепь этого батальона состояла из 1,5 рот. С 1200—1500 шагов начались перебежки, при­чем не всей цепью сразу, а участками. Расстояние до шоссе и Ма­лого редута — 900 шагов — батальон преодолевал бегом с криком «ура», лишь немного задерживаясь во встречавшихся мертвых про­странствах. При этом «получалась следующая картина. Все волно­образное пространство между дубняком (дубовый лес. — Н. Б.) и шоссе было сплошь усеяно одиночными фигурками солдат 4-го ба­тальона, частью бежавших, частью шедших шагом. Кое-где были видны и лежавшие люди»(2). Движение перебежками, наличие мерт­вых пространств, нахождение в цепи половины батальона — все это даже при отсутствии огневой подготовки несколько снизило потери 4-го батальона в сравнении с 2-м и 3-м батальонами полка. «Во 2-м батальоне уставной порядок того времени был вполне соблюден: резервные полуроты подошли развернутым фронтом к самой цепи и вместе с нею с барабанным боем вышли из дубняка; за ними следовали, в таком же близком расстоянии, 7-я и 8-я роты во взвод­ных колоннах, 3-й батальон двигался вперед во взводных колоннах на малых интервалах и дистанциях, но, насколько из­вестно, не имея цепи впереди. Турки немедленно с выходом баталь­онов усилили огонь до последней возможности. Роты стали нести большие потери и, постепенно ускоряя шаг, расстраивались и в конце концов бросились вперед бегом»(3). Правая колонна под начальством командира гвардейской стрел­ковой бригады генерал-майора Эллиса почти с самого начала на­ступления взяла чрезмерно вправо и попала под артиллерийский огонь турок из укреплений у Дольного Дубняка. Исправив ошибку, гвардейские стрелки двинулись в наступление на Большой редут. Стрелковые батальоны наступали в ротных колоннах, имея впереди только одну роту в цепи. Ружейный огонь был открыт лучшими стрелками с 1200 м, а всей цепью — с 800 м, но он был все же слаб. Артиллерия, последовательно меняя позиции, вела огонь по ложе­ментам и Большому редуту с 1500, 1200 и 800 м, но ее было мало. В результате ни ружейным огнем, ни артиллерией подавить турец­кую пехоту не удалось. Гвардейские стрелки залегли в покинутых турками ложементах и в еще ранее взятом финляндцами люнете, но к Большому редуту приблизиться не смогли. Левая колонна под начальством командира 2-й бригады 2-й гвар­дейской дивизии генерал-майора Розенбаха задержалась и поэтому развернулась позже других колонн. В 9.30 батареи левой колонны с 1500 м открыли огонь. Павловский полк был двинут на поддержку гренадер, но залег у Малого редута и вдоль шоссе, не будучи в со­стоянии продвинуться к Большому редуту из-за сильного ружейного огня. Финляндцы заняли люнет, но дальше тоже не могли продви­нуться. Войска правой и левой колонн наступали так же, как 2-й и 3-й батальоны гвардейского гренадерского полка. Несмотря на на­личие скрытых подступов, гвардейская пехота наступала по откры­тым пространствам, так как только там ее и можно было развернуть в уставной строй поротно. В итоге пехота трех колонн с трех сторон окружила большой редут, но выдохлась и залегла в 100—800 шагах от него. Срыв первой атаки заставил Гурко решиться на ее повторение. Он задумал усилить артиллерийский огонь, подкрепить все колонны свежими резервами, а затем по единому сигналу поднять части в об­щую атаку. Так начался второй период боя, длившийся с 12.00 до 17.00. Сигналом для одновременной атаки Гурко назначил девять залпов артиллерии; первые три залпа должна была дать около 15.00 ар­тиллерия левой колонны, этот сигнал принимала артиллерия сред­ней колонны и давала вторые три залпа, наконец, последние три залпа давала артиллерия правой колонны; после последнего залпа все три колонны должны были сразу броситься в атаку. Сигнал из-за своей сложности был перепутан, а местами и вовсе не принят. Батальоны Измайловского полка, взятые Гурко из общего резерва и распределенные им по колоннам, еще во время сближения понесли значительные потери. Измайловцы наступали так: «Голов­ные роты шли в развернутом фронте, офицеры на своих местах, люди с серьезными лицами отбивали такт. Правой, правой, правой! Промежутки, образовавшиеся от убитых и раненых, немедленно смыкались, и измайловцы безостановочно продолжали свое строй­ное движение на расстоянии около 650 шагов от неприятеля. Стре­ляли, собственно говоря, только одиночные люди и то, когда пред­ставлялась хорошая цель»(4). Такой порядок наступления и путаница с сигналами и на этот раз привели к огромным потерям и срыву атаки. Вслед за этим начался третий период боя, длившийся до 18.00. В начале этого периода пехота находилась в 100—400 шагах от Большого редута, окапывалась и вела перестрелку с турками. Само­окапывание в наступлении по всем правилам производилось глав­ным образом саперами, которые были брошены на поддержку гвар­дейских гренадер. Вот как это происходило: 2-я рота гвардейского саперного батальона «...в рассыпном строе, бегом, ринулась вперед к черной массе лейб-гренадер, лежавших в Малом редуте. Но там уже не было места. Саперы могли расположиться лишь по наруж­ным окраинам мертвого пространства, образуемого бруствером, и, даже лежа, продолжали подвергаться огню с фронта и флангов. Командир приказал окапываться лежа. Примеру сапёров последо­вали и пехотинцы. Окапывались чем попало: котелками, тесаками и даже руками... Одним своим примером саперы оказали большую услугу прочим войскам...»(5). Впрочем, имеются данные(6), что само­окапывание при помощи шанцевого инструмента — больших лопат и топоров — применяли также и гвардейские стрелки. Артиллерия с 17.00 совершенно прекратила огонь из боязни в сумерках пора­жать свои войска. Повторение атаки казалось Гурко делом совершенно безнадеж­ным. Он решил дождаться сумерек и отойти. Но русские солдаты и младшие строевые офицеры не признавали еще себя побежденными; этому в значительной мере способствовала создавшаяся после 17.00 обстановка. Полки, батальоны, роты перемешались. Все условия для соблюдения плацпарадной выучки, приведшей в предыдущих ата­ках лишь к неудачам и потерям, исчезли. Почин действий перешел к младшим начальникам и рядовым — и это спасло атаку. Четвертый батальон гвардейского гренадерского полка, сравни­тельно менее других понесший потери в первый период боя, бросился в атаку на Большой редут. Потери, понесенные им во время этого броска (300—400 шагов), не дали ему возможности штурмовать укрепление, но батальон все же мог занять ров Большого ре­дута и очутиться там в мертвом пространстве. За ним последовали другие батальоны. Солдаты начали по своей инициативе прибли­жаться к редуту одиночками или мелкими группами; высмотрев впереди укрытие, они где перебежкой, где ползком добрались до, него и высматривали оттуда новое укрытие. Полезно привести здесь цитату из описания этого боя одним из современников. Весьма красочно и правдиво в этой цитате пока­зывается, как именно армейские низы создают в сложной обста­новке оригинальную и целесообразную тактику. «Ни у офицеров, ни у солдат не умалялась твердая решимость овладеть «словно заколдованным» Большим редутом. И вот без всякой команды, перекрестившись, вдруг вскакивают вместе три — четыре молодца; с одного прыжка на валу, другим прыжком они уже впереди его, и взапуски бегут они к шоссе, с размаху бросаются навзничь в первую канаву и тут же начинают стрелять... Вот вска­кивает еще кучка и быстро перебегает к передовым молодцам... под­нимаются уже две, затем три кучки... на самом шоссе тоже начи­нается движение; из ближайшей его канавы люди перебегают в бо­лее отдаленную. «Солдатская тактика» торжествует: в канавах уже становится тесно. Лежа в них, люди разглядели впереди какой-то домик с белой крышей. Расстояние до него невелико: не будет и 40 шагов. Перебежать можно с одного размаха. Рассчитали — поре­шили. Вот перебежала к домику одна кучка, за ней другая, там третья. Вскоре за домиком зачернела масса гвардейцев. А Большой редут все «дышит огнем»... не дремлют и наши. Без отдыха на огонь отвечают они огнем... эти последовательные перебежки вперед в продолжение слишком четырех часов и под ливнем свинца, без сомнения, составляют самую своеобразную и самую блестящую черту штурма Большого редута... Вскоре за тем, с той же солдат­ской инициативой, начал понемногу совершаться новый подвиг. За домиком, за шалашами и за кучами хвороста столпились и лейб-гренадеры, и саперы, и павловцы, и несколько финляндцев... Для всех этих людей уже не было места за прикрытиями... И вот одиноч­ные смельчаки бегом пустились к редуту и соскочили в ров левого фаса; заметив, что за отсутствием флангового огня во рву совер­шенно безопасно от пуль, эти «передовые» позвали товарищей, и вскоре собралась во рву толпа офицеров и солдат всех полков сред­ней и левой колонны, и все эти люди, запыхавшись, молча, но с ли­хорадочной поспешностью, почти с ожесточением, принялись шты­ками, тесаками, котелками и руками царапать, ковырять и рыть землю эскарпа рва, чтобы устроить в ней ступени для облегчения штурма. Между тем товарищи, оставшиеся вне рва, за домиком, за шатрами, за шоссе и за взятыми у врага окопами, метким огнем своим не позволяли туркам взбираться на бруствер, чтобы стрелять в русских, находившихся во рву»(7). Вот как рисуется правдивая картина совершенствования новой тактики — тактики цепей — в основных ее элементах. К 18.00 в мертвом пространстве рва Большого редута собралось значительное число солдат и унтер-офицеров разных полков; офице­ров было мало. Особенно много гвардейцев собралось во рву перед северо-западным и юго-восточным фасом редута, и вскоре тут раз­дался крик «ура». Крик этот был подхвачен всей пехотой, собрав­шейся во рву и залегшей не доходя до него, и вся эта масса в едином порыве со всех сторон сразу бросилась на редут и ворва­лась в него. Началась рукопашная схватка, в которой русский сол­дат никогда не имел себе равных. Много подвигов исключительной отваги и взаимной выручки совершили гвардейцы в этой рукопаш­ной схватке. Рукопашная схватка прекратилась некоторое время спустя после того, как комендант всей укрепленной позиции у Горного Дубняка Ахмет-Хивзи-паша выкинул белый флаг. В плен сдалось около 2300 человек (кроме раненых), в том числе один паша и 53 офи­цера; убито и ранено было 1500 турецких солдат и офицеров. В ка­честве трофеев русским досталось одно знамя, четыре крупповских пушки, много ружей и снарядов, несколько сот тысяч ружейных патронов; турки сдавались с такой охотой, что «со слезами радости обнимали своих победителей»(8). Потери русских войск были очень велики — они доходили до 3600 человек, то есть равнялись численности всех турецких войск под Горным Дубняком. Наибольшие потери понесла пехота; конница и артиллерия потеряли лишь 81 человека. Из пехоты больше всего потерь понесли гвардейцы-гренадеры (1017 человек). Что было причиной несоразмерно больших потерь русских войск и неудачи двух первых русских атак? В первую очередь слабость подготовки огнем. Из-за чрезмерной осторожности Гурко выделил для участия в атаке укреплений у Горного Дубняка менее трети всей находившейся в его распоряже­нии артиллерии, 2/з артиллерии бездействовало, находясь в много­численных отрядах обеспечения. Но и эта слабая артиллерия не успела оказать воздействие на турецкие войска, так как артиллерий­ская подготовка почти отсутствовала: Гурко спешил с захватом ту­рецких укреплений до подхода к ним на помощь частей из Плевны и Орхание. К тому же действия артиллерии не были даже объеди­нены назначением общего артиллерийского начальника, а из-за от­сутствия предварительной рекогносцировки артиллеристы не озна­комились со своими целями, с позициями для их обстреливания. По­этому явной ложью звучали слова Гурко в его реляции о бое о том, что уже около 9.30 «концентрическая стрельба 54 орудий наносила неприятелю страшный урон» (9). Стрельба эта не могла нанести про­тивнику страшного урона, помимо всего сказанного, еще и потому, что за весь бой 24 октября русская артиллерия израсходовала под Горным Дубняком всего 2000 снарядов, а к 9.30 могла израсходо­вать в лучшем случае четверть этого количества; к тому же эти 500 снарядов были выпущены по разным целям, так что на каждую из них приходилось лишь по нескольку десятков снарядов, из кото­рых далеко не все попали в цель. В этих условиях ни о какой «кон­центрической стрельбе» и «страшном уроне» говорить не приходи­лось. Недостатки действий артиллерии не были в достаточной сте­пени возмещены и ружейным огнем пехоты. Второй причиной больших потерь и неудач первых русских атак была их разновременность. Турецкая пехота, не подавленная рус­ским ружейным и артиллерийским огнем, в результате разновре­менности русских атак получила возможность поочередно сосредото­чивать свой огонь против каждой из атаковавших колонн, наносить ей большие потери и срывать атаки. Наконец, третьей причиной явился нелепый способ движения в наступлении, его «стройность», вышагивание «в ногу», сомкнутые построения основной массы, наступавшей так, словно дело происхо­дило во времена, когда еще не было нарезного оружия. Успеху третьей атаки способствовало то, что перед атакой рус­ская пехота не двигалась без огня в сомкнутых построениях, а ле­жала за укрытиями и оттуда вела деятельную перестрелку с защит­никами Большого редута. История сохранила имя унтер-офицера Измайловского полка Морозова, который метко поражал каждую феску, высунувшуюся из-за вала, — и таких Морозовых было не­мало. Так как в меткости огня русская пехота значительно прево­сходила турок, то легко понять, что турецкая пехота была подав­лена и не могла уже вести огонь безнаказанно. Под прикрытием этого меткого огня отдельные люди и кучки русских солдат мелкими перебежками и ползком от укрытия к укрытию скапливались во рву Большого редута, потери при этом были ничтожны. И, наконец, одновременность атаки не дала туркам возможности последова­тельно отражать атаковавших. Таким образом, отказ от рутины, про­исшедший по инициативе солдат и низших начальников, привел к применению единственно правильного в создавшихся условиях спо­соба наступления. Это было немалой заслугой солдат и низших на­чальников. Под Горным Дубняком рождалась новая тактика пехоты в наступлении.