Tsushima - Появление современного линейного корабля

Глава 6. Развертывание

Стэнли Сэндлер

Перевод Д. Якимовича

Стратегию можно считать областью военно-морского искусства также обойденной вниманием в начале броненосной эры. Во время, когда самые добросовестные морские офицеры или администраторы из Адмиралтейтсва могл лишь стараться не отстать от сложных и стремительных технологических перемен, столь резко изменивших материальную часть флота, удивляться такому пренебрежению не приходится. Было еще слишком рано оценивать общую роль нового парового флота и задачи входящих в него броненосцев; до того, как адмирал Мэхен обрисовал принципы морской мощи, должно было пройти еще тридцать лет. Как вспоминал Л.Дж. Карр Лофтон (L.G. Carr Laughton): «В этой стране всех людей,к то еще до выхода первого тома Мэхэна знал, что такое морская мощь, и чего она может достичь, можно было пересчитать по пальцам, возможно даже – одной руки». [1] В результате Royal Navy отошел от своей прежней стратегии некотрого небрежения территориальными водами к их отчаянной обороне, сделав их своего рода первым крепостным рвом Соединенного Королевства.

В самом начале этого периода Адмиралтейство надеялось, что проблем с развертыванием новых броненосцев не будет; они должны были большую часть времени находиться в портах, лишь изредка отправляясь в плавание. [2] Пока Франция оставаась единственной, помимо Британии, державой, располагающей броненосцами, такую политику еще можно было оправдать, особенно – соображениями экономии. Однако Адмиралтейство не учло, что его невмешательство в дела частных британских кораблестроительных фирм повзволит последним снабдить Россию, Пруссию, Испанию, Италию и Австрию собственными броненосными флотами. И, конечно же, феноменальное появление Америки в роли державы с сильнейшим броненосным флотом чрезвычайно условжнило развертывание британских броненосцев. Другие державы вскоре начали обретать что-то вроде неуязвимой обороны, так как могли в большей степени, нежели Британия, сосредоточиться на броне и вооружении, за счет худшей мореходности своих броненосцев. Великобритания, и в заметно меньшей степени Франция должны были решать задачу защиты своих колоний, торговли и путей сообщения, и соблюдать баланс между Средиземноморским флотом и флотом Канала – и необходимостью держать броненосцы в дальних морях. Адмиралтейство и правительство обнаружили, что перед ними стоит неприятная дилемма; Флот метрополии, щит, защищающий Британию от вторжения, был важен для выживания нации, но морская торговля Британии и ее колониальная империя были важны в той же степени. Однако высокая цена и долгое время постройки каждого броненосца делали невозможным выполнение обоих требований. Было решено постоянно усиливать флот Канала и Средиземноморский флот, а устаревшие или слабые броненосцы отправлять в дальние моря. В то же время неброненосный флот был занят выполнением таких хорошо знакомых задач как демонстрация флага, борьба с рабовладельческими судами, защита колониальных интересов и поддержка второстепенных военных операций.

Основные единицы флота, такие как «Уорриор», «Беллерофон» или «Монарх» могли считаться силами охраны метрополии – спосонбными, однако, под парусами достичь любой точки земного шара. Все подобные первоклассные броненосцы были собраны во флотах Канала и Средиземного моря, где они могли повтречаться с броненосцами европейских соперников Британии. По словам адмирала Робинсона, «Если наши важнейшие национальные интересы столкнутся с французскими или русскими, противоборство развернется в европейских водах; Канал, Средиземноморье или Балтика станут ареной схваток, исход которых страшно представить». [3] Защита торговли и оборона колоний, следовательно, воспринимались как второстепенные задачи в сравнении с «важнейшими национальными интересами», которые могли быть защищены только перворанговыми броненосцами (возможно – при помощи мощных броненосцев береговой обороны) в европейских водах. Тем не менее, что является в некотором роде парадоксом, все эти броненосцы первого ранга (вплоть до «Девастейшна) несли полное парусное вооружение, как бы дающее им возможность нести службу в любой точке земного шара.

В начале 1863 года адмирал Робинсон подписал меморндум об адмиралтейских принципах постройки кораблей, ясно выразив стратегию на ближайшее десятилетие. В глазах Робинсона посылка первоклассных броненосцев в дальние океанские плавания или для защиты торговли могла серьезно ослабить флот Метрополии, уравняв его по силам с французским. Следовательно, задача заключалась в оставлении в своих водах башенных кораблей, мореходные качества которых приносились в жертву пушкам и броне, и отправлении в колонии броненосцев с неполным поясом, полным рангоутом и хорошими крейсерсикми качествами. [4] C небольшими изменениями эта политика была принята Адмиралтейством. В 1863 году все пять английских броненосцев базировались в Канале, в 1867 году его воды патрулировали шесть броненосцев (из двадцати четырех), четыре находились на Средиземном море, два деревянных броненосца – на Тихоокеанской станции, и еще два – на Североамериканской. (Вопрос – куда делись еще десять броненосцев) Пока Рид не спроектировал «колониальные» броненосцы типа «Одойшиес» (Audacious), Адмиралтейство стремилось отправлять броненосцы с деревянными корпусами в Северную Америку или Китай, где их пожароопасность не делала их заложниками несчастного случая, и где они в меньшей степени были подвержены обрастанию. [5] Однако, деревянные броненосцы были довольно тихоходны, и не слишком годились для борьбы с приватирами или истребления вражеской торговли. Позднее, когда со стапелей начали сходить новые корабли, старые броненосцы также стали посылаться в дальние моря.

Лишь в 1868 году Адмиралтейство сочло возможным отвлечьс от строительства броненосцев, заложив первый небронированный железный крейсер «Инконстант» (Inconstant). Урон, нанесенный «Алабамой» (Alabama), стал демонстрацией того, что может случиться с уязвимой британской морсокй торговлей. Однако такая задержка вполне понятна в свете необходимости выиграть соревнование в мощи линейного флота у французов, обусловленной боязнью вторжения. Концепция неприкосновенности частной собсвенности при морских перевозках, одним из виднейших сторонников котрой был Джон Брайт (John Bright), была достаточно логичной, чтобы Адмиралтейство считало защиту торговли относительно маловажной задачей. [6] Однако после того, как эффект от рейдерства «Алабамы» стал очевидным, резко усилились требования защитить многочисленные британские торговые суда от истребителей торговли. Пальмерстон предупредил, что янки в случае войны с Британией могут прибегнуть к методам конфедератов, и что они смогут «отрядить рой скоростных пароходов, не несущих брони и мало годных для боя, но достаточно быстроходных, чтобы сбежать от наших крейсеров и достаточно сильных, чтобы расправится с любым торговцем». Единственным вариантом ответа была закладка быстроходных, более мощных кораблей, чтобы «поймать и преподать урок таким крейсерам». [7] К концу Гражданской войны стало ясно, что американский торговый флот, вынужденный уйти с моря и перейти под чужие флаги, получил удар, от которого ему не удалось оправиться. То, что этот удар был нанесен горстью зачастую импровизированных рейдеров не ускользнул от внимания ни Адмиралтейства, ни американцев. В апреле 1866 года Рид одобрил проект военного корабля «вооруженного несколькими тяжелыми пушками, быстроходного, и не несущего брони». [8] Хотя предназначение этого корабля не было обозначено ни в отчете Рида, ни в сопроводительной записке Робинсона, можно утверждать, что он должен был уничтожать рейдеры.

Лорд Леннокс так вкратце описал задаич кораблей типа «Инконстант»: «Они были созданы для защиты нашей торговли на случай разрыва отношений с Америкой». [9] Однако, из трех предложенных крейсеров был немедленно заложен лишь один. Вряд ли те, кто опасался за судьбу английской морской торговли мог удовлетворитьс единственным защитником – при том, что американцы заложили целый ряд 17-узловых деревянных рейдеров. Если Британия могла бы защитить свой торговый флот, она тем самым могла и отвернуть американцев от воинственных авантюр. Как отмечал Первый морской лорд, адмирак Дэкрис (Dacres), «ничто не могло сохранить мир между нами и американцами лучше знания, что мы можем защитить свою торговлю, и уничтожить их». [10] Британские крейсера представляли незначительную угрозу для быстро сокращающегося американского торгового флота – особенно в американских водах, надежно защищенных – как, по крайней мере, полагали в Адмиралтействе – множеством мощных мониторов. Но Дэкрис был против постройки следующих крейесров типа «Инконстант» почти таких же больших и дорогих, как океанские броненосцы. Лорд Леннокс, Первый секретарь Адмиралтейства, писал Дизраэли, что флот более нуждается в «меньших корабли с высокой скорсотью и самыми мощными пушками». [11] Но Леннокс требовал невозможного – что было не таким уж редким для штатских администраторов Адмиралтейства. Два заметно уменьшенных «Инконстанта» были построены за меньшую цену. Они были вооружены лишь 18 68-фунтовых нарезных пушек, и развивали скорость чуть меньше пятнадцати узлов; сам «Инконстант» нес десять 12-тонных пушек, и его максимальная скорсоть превышала шестнадцать узлов. Естественно, что Рид и Робинсон протестовали против такой «экономии». [12]

Агитация в пользу создания крейсерского флота, соответсвующего численности британского торгового флота была продолжена. [13] Но правительство консерваторов в 1866 году отказалось от постройки новых больших крейсеров, сосредоточившись вместо этого на шлюпах и канонерках – вряд ли могущих оказать помощь в защите морской торговлю. Этой политик придерживались и в следующеем году. На самом деле были даже предприняты попытки оправдать использование для защиты торговли деревянных коарблей. Адмирал Милн мрачно заметил, что «ни одна страна не имеет, и не будет броненосцев достаточно для выполнения всех задач, которые поставит война». Деревянные корабли должны были заткунть дыры. Для этой цели следовало подновить старые винтовые линейные корабли и фрегаты. Так как американцы и австрийцы все еще строили деревянные крейсера, Милн считал, что его предложение вполне обосновано. Но, хотя с меморандумом Милна и были ознакомлены члены Совета Адмиралтейства, его предложение восттановить гниющий деревянный флот не было претворено в жизнь. [15]

В следующем году Первый Лорд Адмиралтейства в правительстве Дизраэли выдвинул cхожее предложение, добавив, что адмирал Фаррагат говорил ему, будто деревянные корабли смогут сыграть в бою решающую роль, и что битва при Лиссе якобы подтвердила эту точку зрения. Но вновь это ретроградаское предложение было проигнорировано. Дизраэли вполне справедливо считал постройку деревянных военных кораблей тратой денег, в лучшем случае – способом занять офицеров, матросов, и верфи. Он отмечал, что даже самые мелкие южноамериканские страны располагают броненосцами, и что отправленные против них деревянные корабли могут оказаться в невыгодном положении. [17]

Понемногу концепция большого быстроходного крейсера и броненосцев второго ранга для защиты торговли и обороны колоний получила поддержку. В начале 1868 года лорд Генри Леннокс и адмирал Робинсон сочли, что «летучие эскадры» должны смениь старые «стационерные» эскадры, состоящие из кораблей не могущих «ни сражаться, ни убегать». [18] Соответственно, Леннокс, предлагая бюджет 1868 года, объяснял действия правительства по удалению с дальних станций деревянных шлюпов и канонерок тем, что они, при появлении вражеского броненосца или военного корабля соответсвующего водоизмещения они смогут лишь «грубо выражаясь, дать деру». [19] Однако, решение построить еще два крейсера типа «Инконстант» было принято лишь двумя годами позже. Кроме того, в деле строительства броненосных крейсеров Royal Navy оставался далеко позади России; все, что он мог предложить – странные броненосцы второго ранга, с низкой скорсотью и непоянтным предназначением. [20] В целом, британский флот, увлекшись защитой Метрополии от вторжения и решив превзойти французскую броненосную программу, уделял столь важной защите морской торговли внимания намного меньше, чем она заслуживала.

III

С проблемой защиты торговли была близко связана – и пользовалась такой же непопулярностью – задача обороны колоний. С ростом благосостояния некоторые из колоний обратили внимание на свое уязвимое и относительно беззащитное состояние. Канада, например, поняла невозможность отразить любое нападение со стороны полностью мобилизованных и воинственных федеральных штатов.

В начале 1862 года герцог Сомерсет изложил в меморандуме лорду Пальмерстону свое видение проблемы обороны колоний. Поскольку сложно было выжать из Парламента средства, достаточные хотя бы для самых насущных нужд флота, сомерсет решил, что колонистам самим придется позаботиться о своей обороне, и что эта оборона должна состоять из броненоснцев для защиты гаваней. Пока колонисты были вынуждены самостоятельно укреплять свою оборону, им приходилось, с ростом своего благосостояния, постоянно возобновлять требования о помощи. Но он понял, что, заботясь о своей обороне, колонисты получали правво претендовать на независимость – или, по крайней мере, вступать в конфликты с иностранными державами. [22]

Такие размышления привели к принятию Акта о обороне колоний (Colonial Defense Act) 1865 года, предусматривавшим создание военно-морского резерва и передачу военных кораблей колоний под контроль Адмиралтейства. [23] Этот же акт облегчил некоторые, по сути – при тех ресурсах, что были у Royal Navy – невыполнимые даже в мирное вреям задачи по защите торговли и колоний. От старых деревянных корветов и фрегатов больше не требовалось противостоять броненосцам, имевшимся в распоряжении едва ли не каждой державы, имеющей флот, хоть сколько-нибудь достойный этого названия. Колонии были не в том положении, чтобы позволить себе создавать – или хотя бы содерджать – флот из броненосцев первого ранаг, но постройка коарблей береговой обороны была в рамках их возможностей. Однако, на средства колоний было построено лишь три таких корабля; и, базируясь в Индии (два) и в Австралии (один) они прослужили до начала двадцатого века, ничего не совершив, но и не потребовав больших расходов. Ценность таких броненосцев была сомнительной, равно как и ценость такой локальной обороны – привлекательной лишь благодаря своей дешевизне. Однако, сами корабли – башенные, безрангоутные, двухвинтовые – стали в некотром роде прообразом будущих броненосцев.

Вряд ли три этих броненосца, споосбных действовать разве что в гавани могли считаться решением проблемы обороны колоний, и их число было далеко от тех двадцати шести, что были сочтены кэптеном Дж.К.Р. Коломбом необходимыми для защиты важнейших со стратегической точки зрения колоний. [24] Но Адмиралтейство все равно не собиралось отказываться от обороны всех колоний. Второй секретарь Адмиралтейства четко выразил это в меморандуме к Первому Лорду, сэру Джону Пэкингтону, в сентябре 1866 года: «Безусловно, просьбы о защите придут со всех сторон света при первой же угрозе войны; и Англия не будет удовлетворена оставление какого-то из своих владений на произвол судьбы в час опасности». [25]

Поскольку колонии явно не могли обеспечить своей достойной обороны, Royal Navy пришлось взять защиту всех британских владений, которые могли быть атакованы с моря, на себя. Для выполнения этой задачи требовались броненосцы нового типа. Переделанные из деревянных линкоров броненосцы со своей 4.5-дюймовой броней не могли соперничать с новыми «крейсерскими броненосцами» типа «Белликьез», которые французы отправляли нести службу в дальние моря. (Забавно, ведь во второй главе автор приводил «Белликьез» в качестве примера того, что французские деревянные броненосцы уступали английским. Прим.пер.)

Чтобы противостоять французским кораблям Рид разработал в 1867 году проект броненосцев типа «Одойшиес» (Audacious). Эти шесть казематных броненосцев имели ряд примечательных особенностей. Во превых, при их создании учитывались иные стратегические соображения, нежели просто защита берегов Метрополии от французов. Они были одними из немногих капитальных кораблей, построенных в значительном количестве по одному проекту – такой экономичный и эффективный шаг не был повторен до 1882 года. Но при создании проекта пришлось столкнуться со стандартными проблемами; в интересах экономии Совет согласился лишь на корабли водоизмещением 3000 тонн. В такое водоизмещение конструктору удалось втиснуть лишь восемь 9-дм и две 7-дм пушки, шестидюймовую броню и скорсоть в 12 узлов. Рид и Робинсон выразили свое неудовольствие таким шагом назад, в частности потмоу, что французские броненосцы типа «Сюффрен» (Suffren) были защищены восьмидюймовой броней, вооружены четырьмя 10.5-дюймовыми нарезными пушками (помимо 4 – 9.4-дм и 6 – 5.5-дм пушек – Прим. пер.) и развивали скорсоть свыше четырнадцати узлов. Адмиралтейство неохотно согласилось увеличить водоизмещение, настояв, впрочем, на малой осадке и полном рангоуте. Конструктору и Инспектору пришлось принять эти требования, ради разрешения увеличить водоизмещение новых кораблей; это позволило вооружить их десять 9-дм и четырьмя 6-дм пушками, увеличить толщину брони до восьми дюймов и скорость – до 13 узлов. [26]

Рид заслуживает уважения за создание жтих броненосцев вопреки официальным кругам. Хотя Адмиралтейство настаивало на постройке кораблей для дальних плаваний, Рид помимо этого, ответил ими сторонникам башенных броненосцев – чья пропагандисткая кампания достигла зенита. В отличие от кользовского «Кэптена» и ридовского «Монарха», «Одойшиес» мог вести огонь прямо по носу, и стал первым большим кораблем двухвинтовой схемы. Наконец, «Одойшиес» был первым британским броненосцем, имевшим водоизмещение меньше проектного – что говорило о высоких способностях Рида как проектировщика. Броненосцы типа «Одойшиес» официально считались кораблями второго ранга – но превосходили не только французские второранговые броненосцы – но и многие броненосцы первого ранга. [27]

В «Одойшиесе» влияние стратегической политики Адмиралтейства на проекты кораблей проявилось особенно четко; броненосцы получили полный рангоут для дальних плаваний, хотя он и понижал их боевую эффективность и скорость под парами, а повышал только стоимость. Причины такой политики крылись в состоянии кораблестроения, экономии и нехватке угольных станций и баз. Спустя год после ввода в строй броненосцев типа «Одойшиес» Парламентский коитет по проектам (Parliamentary Committee on Naval Designs) счел, что при все превосходстве этих броненосцев над французскими, их проект является тупиковым. Комитет предприянл поистине героические усилия чтобы изменить направление стратегической мысли Адмиралтейства. Понимая, что безрангоутный «Девастейшн» является лучшим капитальным кораблем ближайшего будущего, комитет настаивал, что «наши заморские владения и важнейшие интересы в других частях земного шара могут быть более эффективно защищены созданием, где требуется, центров мосркой мощи, на которые корабли типа «Девастейшн» смогут опереться», а не рангоутными броненосцами. Поскольку такие броненосцы, как «Девастейшн», были слишком тихоходны, чтобы гоняться за истребителями торговли, комитет полагал, что защиту торговли следует доверить небронированным крейсерам типа «Инконстант». [28]

Такой план обороны империи был слишком радикальным и дорогим, особенно в те годы, когда отношения колоний и Метрополии были неспокойными. Адмиралтейство все еще рассматривало Францию или союз континентальных держав как основную угрозу британской морской мощи. Конечно, такое стратегическое планирование еще сильнее подрывало использование паруса на броненосцах; уголь в Европее был более доступен, увеличение объема угольных ям могло позволить броненосцам при плавании в европейских водах прибегать только к помощи пара, а не ветра. Комитет порекомендовал в дальнейшем строить только безрангоутные броненосцы первого ранга, но Совет Адмиралтйества этот совет проигнорировал.

Комитет не мог достичь единогласия при выработке рекомендаций. Особый доклад адмиралов Эллиота и Райдера отмечал, насколько дорого стало бы Адмиралтейству принять пожелание, чтобы безрангоутные броненосцы действовали с опорой на «центры морской мощи». На всем Тихом океане, к востоку от 180-го меридиана, таких центров южнее острова Ванкувер, просто не существовало. В западной Атлантике южнее Тринидада можно было вспомнить разве что Фолкленды. На Средиземном море была только Мальта; в крайнем случае можно было говорить о Гибралтаре. На востоке не было ничего подобного таким центрам к северу от Шанхая. Расстояния между африканскими портами было слишком велико. Хотя особый доклад соглашался с необходимостью создания угольных станций, ремонтные базы и доки в условиях, когда было сложно получить средства даже на броненосный флот в еропейских водах, выглядели несбыточными мечтами. [29] На самом деле, рекомендации коимтета не встретили положительного отклика. Журнал Рида, Naval Science, отбросил их, отметив, что «Девастейшн» на два узла тихоходнее иностранных крейсеров. [30] Президент Общества гражданских инженеров (Institution of Civil Engineers) считал, что для патрулирования в океане лучше всего подходят небронированные, быстроходные «морские шершни», вооруженные одной пушкой. [31] Эта идея – учитывая необходимость больших уголных ям – была прямым противоречием предложению комитета. Таким образом, хотя и было предложено создавать укрепленные военно-мосркие базы, способные ремонтировать и пополнять запасы безрангоутных броненосцев, и защищать торговлю при помощи больших крейсеров, до того момента, когда такая политика стало реальностью, должно было пройти еще более двадцати лет. [32]

Проблема защиты торговли, обороны колоний и методов ведения войны вне европейских вод занимали далеко не первое место среди прочих стратегических проблем – которым что адмиралтейтсво, что общественное мнение уделяли и так не слишком много внимания. Это пренебрежение означало полный отказ от традиционной британсокй морской стратегии, основнаной на оказании на врага экономического давления (блокаде), поддержанного десантными операциями. В эти безмятежные пре-Мэхэновские года окружающие Британию воды считались неким крепостным рвом. Подполковник Соуди (Soady), выступая перед Royal United Service Institution, озвучил, как аксиому, следующее положение: «границей Британии, благодаря ее островному положению, является ее берег». [33] Еще раньше, в 1860 году, Парламенсткий Комитет по обороне (Parliamentary Defense Committee), определил Канал как «первую, и наиболее очевидную, линию обороны». [34] Гладстон, свято верящий в этот принцип, считал, что задачей Royal Navy должна быть практически только береговая оборона. [35] Дж.К.Р. Коломб, который столь же эффективно обобщил британскую стратегическую мысль, как его брат, Филип Коломб сильно повлиял на тактику, считал Канал не только опорной точкой обороны Британии от вторжения, но и защиты торговли и даже обороны колоний. Хотя крейсера, служа вдальних морях, могли сыграть важнейшую роль, Дж.К.Р. Коломб полагал, что «корабли, пригодные для действий в составе эскадры (то есть – броненосцы первого ранга) должын оставаться в Метрополии или на Средиземном море». [36] В 1866 году Инспектор счел, что флоту в первую очередь следует готовиться ко вторжению континентальных держав в Британию. Защита колоний отходила на второе место, торговли – и вовсе на третье. [37] Адмирал Робинсон полагал, что сражения броненсоцев в открытом море будут редкостью, и что британские корабли вместо таких эффектных качеств, как высокая скорость и большой запас угля должын иметь более толстую броню и мощную артиллерию – более подходящие для вод, окружающих Британию. [38]

Это мнение – разделяемое как авторами из Адмиралтейства таки и самого флота может выглядеть узколобым и реакционным, но нельзя забывать об ограниченных возможностях первых броненосцев. Адмирал Бэллард отмечал, что до 1870 года ни один британский броненосец не мог полным ходом под парами дойти и до Гибралтара. [39] «Геркулес», спроектированный Ридом, нес угля в количестве достаточном для двух с половиной дней плавания полным ходом. [40] Под парусами броненосцы могли достичь самых отдаленных уголков земного шара, но когда они добрались бы до места назначения, то могли обнаружить, что угля в количестве и качестве достаточном для военных действий – благо никто не полагал возможным для броненосца вести бой парусами – там попросту нет. Таким образом, едва ли можно удивляться тому, что с 1863 по 1871 год Тихоокеанской, Североамериканской и Вестиндской, и Китайской станциях базировались лишь пять броненосцев второго класса. Британский броненосный флот и впрямь занимался только обороной берегов Метрополии.

Но если относительно низкий уровень паровых машин во многом обяъснял нелюбовь Адмиралтейства к отправке броненосцев из европейских вод, давление общественного мнения не могло не сказаться на политике Совета. Торговцы и фабриканты Британии чувствовали, что никто не собирается защищать их от грабителей. Nautical Magazine? Писавший о торговом флоте не меньше, чем о военном, опасался, что «при внезапном начале войны наши прекрасные торговые порты будут отданы на милость дерзких пиратов, которые, располагая хорошими кораблями и отчаянными комнадами, и видя перед собой добычу, смогут нанести удар по любому из них; загрузив свой корабль - а то и еще два-три трофеями они смогут уйти прежде, чем мы сможем вызвать силы, способные им противостоять». [41] Столь впечатляющие рассуждения были повторены членом Парламента от Лейта (Leith), заявившего Общинам в 1871: «Что будет с благополучием Ланкашира и его фабриками, если канонерка пройдет вверх по мерсею и спалит запсы хлопка в Ливерпуле?» [42] Чтобы предотвратить разграбление Leith и уничтожение ливерпульских складов, коммерснаты потребовали построить имеющие малую осадку канонерки – возможно, с башнями Кольза. В этом отношении конструктора Адмиралтейства и Инспектор были соглансы с общественным мнением. В начале 1863 года адмирал Робинсон с удовлетворением отмечал начало строительства «Принса Альберта» и «Ройял Соверена». [43] Позднее он охарактеризовал башенные тараны береговой обороны как «тип корабля без котрого наш флот никогда не сможет обойтись». [44] Адмиралтейство, оглядываясь на опыт Крымской войны, желало иметь корабль для действия против вражеского берега; естественно, подобные башенные тараны подходили для этой цели. Конечно, о том, что возможность таких операций зависела от безопасности мосрких путей снабжения, тянувшихся на тысячи миль, и обеспечнных превосходством британского флота над русским, предпочитали забывать. Однако все равно – главной силой, подталкивашей адмиралтейство к пагубному отказу от мореходных броненосцев к кораблям береговй обороны оставалось общественное мнение. Адмиралтейство знало, что по цене одного мореходного броненосца можно построить два корабля береговой обороны-нападения, и что такой «обмен» не только позволит не увеличвать арсходы, но и даст флоту большее число броненосцев. Торговцы были обнадежены тем, что за такими кораблями будут закреплены зоны, которые они будут охранять – защищая при том их склады хлопка; и плохая мореходность не позволит отправить их куда-то в море для выполнения какихто непонятных задач (напрмиер – для защиты кораблей, этот хлопок перевозящих). Однако так далеко как Гладстон, считающий, что флот должен заниматься только обороной страны, заходили все же немногие авторы и руководители флота. И все же, основная идея заключалась в разделении флота – большая часть предназначалась для европейских и прибрежных вод, меньшая – для океана. [45]

Боязнь вторжения через Канал была едва ли не основной причной строительства броненосцев береговой обороны. «Hippophlax» нарисовал для Times иллюстрации, на которых высадившиеся с только что уничтоживших Royal Navy кораблей вражеские драгуны двигались на Лондон, хватая женщин ка благородного, так и не очень, происхождения. В качестве вариации на тему наложения контрибуций на порты, вниманию читателей была представлена картинка с безжалостными пехотинцами, методично сжигающими пригороды Лондона – пока им не будет заплачен астрономический выкуп. [46] Хотя такие иллюстрации и не должны были оказать воздействия на составление планов Адмиралтейства, после 1870 года в печати появисля ряд статей, указывающих на уязвимость Англии перед лицом иностранного вторжения. Две статьи на эту тему были напечатаны в том году в Journal of the Royal United Service Institution. [47] В обеих, как само обой разумещщеся, предполагалось, что флот будет разбит, и вражеские войска и снабжение хлынет в Англию. В ответ член Парламент Уильям Вернон Харкорт (William Vernon Harcourt) тщательно обощил официальные взгялды относительно трудности вторжения в Англию. Харкор показал, что единственного поражения флота окажется недостаточно; агрессору, чтобы перевезти войска и снаряжение, понадобится господство на море в течение недель. Даже если мореходные броненосцы будут выведены из игры, врагу придется иметь дело с кораблями береговой обороны. [48] Мнение Харкорта, тем более весомое, что в данном случае правительство от плохо продуманных нападок защищал человек, чья независимость была хорошо известна, вполне разделялись Адмиралтейством.

Беспокойству и даже панике из-за возможного вторжения можно было бы противопоставить хорошо продуманную стратегическую политку Адмиралтейства, в то время все беольше сосредоточивашегося на постройке кораблей береговой обороны, вдобавок к тем броненсоцам, что предполагалось использовать не дальше Северного и Средиземного морей. Как адмирал сэр Сидней Дакрис, Первый Морской Лорда в 1870 году, говорил о задаче флота, существование Британии зависело «от нашей способности ввести в дело броненосный флот,м огущий сделать нас господами в водах, омывающих наши берега. Если же эта споосбность будет утрачена, Британия окажется вычеркунта из списка великих держав». [49] Адмирал Робинсон еще раньше представил Совету требования к британским броненосцам, заложить которые следовало в ближайшем будущем: практически все должны были действовать в прибрежных водах. Важнейшими качествами признавались мощное бронирование и ворружение – а также управляемость. После того, как эти качества были обеспечены, можно было говорить о хорощшей скорсоти, запасе угля, и мореходности – достаточной для действий в Канале, а также на Балтийском и Средиземном морях. [50] Все эти качества вполне можно было воплотить в броненосцах, не предназначенных для дальних плаваний, пусть даже и отягощенных сокращенным рангоутом, которому благоволил Робинсон.

Одним из первых плодов пристрастия Адмиралтейтсва к броненосцам береговой обороны стал заложенный в 1868 году «Глаттон», башенный корабль с самым низким бортом и наивысшим соотношением веса брони к водоизмещению во всем британском флоте. Можно, конечно, попытаться счесть «Глаттон» мощным капитальным кораблем, можно счесть эти претензии сомнительными, но нельзя упускать из виду, что он был воплощением стратегической мысли – или недомыслия – тех лет. Рид, спрокектироваший его, охарактеризовал броненосец как «как крайне необычный корабль... спроектированный под весьма прискорбным давлением обстоятельств... в соответствии с идеями, не разделявшимися проектировщиком». [51] Что это были за «прискорбные обстоятельства» Рид не объяснил, и адмиралтейские документы не помоагют пролить свет на этот вопрос. Само Адмиралтейство полагало, что «Глаттон» следует использовать для защити британского побережья и для действий против вражеского берега и портов. Однако его низкий надводный борт делал плавание через Канал – и через Северное море – весьма проблематичным кроме как в идеальную погоду; большая осадка «Глаттона» затрудняла его действия у берега. В этой связи полезно вспомнить замечание Рида: «Не было корабля, о назначении которого я занл бы меньше, чем о назанчении «Глаттона». [52] Адмирал Робинсон считал «Глаттон» «по настоящему грозным» кораблем для нападений на вражеские рейды, для защиты берега и совместных с флотом действий... добавляя, что все эти задачи он мог решать только «на глубокой воде», что для корабля береговой обороны было поистине очень странным требованием. Последний недостатко Робинсон относил на счет «условий, выдвинутых Советом». [53]

В этот период упадка стратегической мысли, общее замешательство было усилено добавлением к концепции береговой обороны ошибочной и опасной теории тарана. В результате флот пополнился двумя броненосными таранами – «Хотспуром» и «Рупертом» – кораблями вполне бесполезными, и опасными разве что для своих товращей по эскадре. Их постройка была предпринята в соответсвии с идеей, что Британия – дабы сохранить свои берега неприкосновенными – должна полагаться на предположительно неодолимую мощь тарана не меньше, чем на пушки. Но им было суждено стать символом упадка стратегической мысли – если не здравого смысла вообще. Подобно «Глаттону», эта пара отличалась довольно большой осадкой. Должные иметь отличную манеренность, они имели слишком слабые машины и отличались тихоходностью: «Хотспур», например, в плохую погоду вообще не мог идти против ветра. Наконец, оба броненосца должны были всегда оставаться в прибрежных водах – но были оснащены двумя мачтами – по сути, лишь мертвым весом. Желание Адмиралтейства получить корабли умеренного водоизмещения было основной причиной появления столь неудовлетворительных кораблей.

В 1870 году Хью Чайлдерс, Первый Лорд Адмиралтейства, решил «вести постройку больших броненосцев (типа «Девастейшн») не так быстро, как планировалось, и сосредоточиться на «анти-Алабамах», броненосцах береговой обороны и канонерках». Это решеение не удивило членов Совета, и не вызвало их возражений. [54] На самом деле, Робинсон полагал, что вместо еще одних «Монарха» и «Девастейшна» лучше было бы получить четыре броненосца береговой обороны типа «Гидра» (Hydra), являвшихся уменьшенной версией «Девастейшна». Как он писал адмиралу Дакрису, «мы получим четыре корабля вместо двух». [55]

Эти «четыре корабля» – «Гидра», «Горгона» (Gorgon), «Геката» (Hecate) и «Циклоп» (Cyclops), заложенные в 1870 году, стали, по словам одного специалиста, «самой неудачной группой кораблей, когда-либо поднимавших White Ensign». [56] Рид, ушедший с поста незадолго до их закладки, позднее отозвался об этом типе как о «кораблях, намного менее грозных, нежели то можно было предположить по их пугающим названиям». [57] Заложенные в начале франко-прусской войны, они были достроены за срок от четырех до семи лет – войдя в строй тогда, когда боязнь вторжения в Англию улеглась. Хотя основная идея проекта и была неплоха – а по вооружению и бронированияю они не уступали многим мореходным броненосцам, корабли типа «Гидра» страдали от явно недостаточной мореходности (длиннорукий матрос мог зачерпнуть воды прямо с верхней палубы). В бурных водах, омывающих Британию, они были явно бесполезны. До продажи на слом в 1903 году они мирно прослужили в качестве кораблей охраны гаваней. Но в 1871 году горячка береговой обороны разыгралась настолько, что были выдвинуты предположения построить уменьшенные версии «Гидры» – которые можно было бы вытащить на берег, а то и разоружить в мирное время, и укомплектовать экипажем из артиллеристов и волонтеров при угрозе начала войны. Однако привлекательность таких бронированных «скорлупок» ограничивалась лишь их дешевизной. [58]

Хотя Адмиралтейство и отказалось от принятия столь экстремальных предложений, оно сохранило свое расположение к кораблям береговой обороны. Опыт франко-прусской войны подтвердил, казалось, выводы сделанные из Крымской: мореходные броненосцы сравнительно беспомощны против вражеских портов и укреплений. Если вспомнить, что именно броненосные корабли прибрежного радиуса действия сыграли основную роль в уничтожении крпеости Кинбурн во время Крымской войны, то понять распространенное в те годы пристрастие к миниатюрным броненосцам будет проще. В 1870 году мощный французский флот оказался положительно неспособен атаковать германское побережье. Эта неудача настолько впечатлила обычно рационально мылящего адмирала Милна, что в 1873 году он, будучи Первым Мосрким Лордом, призвал к увеличению числа кораблей типа «Гидра» на случай войны с Россией. Превосходящий противника французский флот не смог нанести удар по Пруссии – в силу глубокой осадки мореходных броненосцев, не дававшей им подойти к берегу для обстрела, высадки десанта и прочего. Таким образом, британскому флоту нужны корабли с малой осадкой. Однако, такие корабли всегда считались кораблями береговой обороны – французы же потерпели неудачу в наступлении. Кроме того, довольно мощный флот французских броненосцев береговой обороны никогда не подходил к германскому побережью. Но в 1860-х пример Гражданской войны в США оказывал сильное влияние на любовь Адмиралтейства к береговой обороне, поскольку только в этой войне случались многочисленные стычки броненосцев – и все эти броненосцы, за редкими исключениями, имели малую осадку, низкий надводный борт, и предназначены для действий у берега или на реках. Важнейшее обстоятельство – что весь этот рой федералистких броненосцев предназначался для наступления против «нации», не имевшей ничего похожего на мореходный флот – совершенно игонрировалось. [59]

Имея дело с разнообразными броненосцами береговой обороны Комитет по проектам мог только отметить значительные трудности, возникающие при попытках впихнуть броненосец первого ранга в корпус корабля второго ранга. Как вполне разумно заметил Комитет, соединить в одном корабле мощное бронирование и вооружение, высокую скорсоть, малую осадку и небольшое водоизмещение невозможно. В результате большинство – скорее, подавляющее – броненосцев береговой обороны представляли собой неудовлетворительные компромиссы. Но Комитет не решился сделать вывод, что вся идея специализированных кораблей береговой обороны не является вполне практичной. Вместо этого он заявил, что «в данном случае нет альтернативы обеспечению превосходства в каждом (скорсоти, бронировании, вооружении) разынм типам кораблей, которые будут поддерживать друг друга». [60] Вновь эта рекомендация не была принята Адмиралтейством, вскоре закончившим программу строительства броненосцев береговой обороны. Но сама доктрина осталась, и давал знать о себе в течение еще двух десятков лет появлениями в составе флота (ради экономии – или ради выполнения каких-то стратегических задач) броненосцев второго ранга.

Можно только удивляться, как стратегическая концепция, столь отличная от традиционной для Британии, вызвала столь мало протестов. Британские военные корабли были практически также свободны в своих перемещениях, как и во времена Нельсона; парус все еще мог прийти на помощь пару. Даже отдавая должное необходимости сосредоточения броненосного флота в метрополии (и игнорируя требовнаия о защите колоний и торговли), над признать, что погодные условия полностью оправдывали постройку мореходных броненосцев. То, что Франция, Россия и США строили броненосцы береговой обороны, вряд ли служит извинением образу действий мировой военно-морской державы.

Возможно, что самым жестким обвинением в адрес броненосцев береговой обороны может стать трата на их постройку средств, которые в другом случае могли бы пойти на мореходные корабли первого ранга. В 1868 году Рид заявил, что подобного не происходит. [61] Но в тмо же году были заложены «Глаттон» и «Хотспур», а Чайлдерс, как уже говорилось, задержал работы на броненосцах типа «Девастейщн» ради скорейшего ввода в стой таранов береговой обороны. В итоге на постройку «Хотспура» ушло тридцать семь месяцев, «Глаттона» – сорок четыре; «Тандерер» и «Дредноут» вошли в строй примерно через семь лет после закладки – успев к тому времени в изрядной степени утратить свою ценность.

Даже с чисто финансовой точки зрения постройка броненосцев береговой обороны не ыбла излишне экономной. «Руперт» стоил 239197 фунтов, и мог быть полезен в ограниченнм числе случаев. За 361438 фунтов Адмиралтейство получило «Девастейшн», способный действовать где угодно при любой погоде. Три броненосца этого типа стоили меньше, вся программа постройки малых броненосцев – и обеспечили бы Royal Navy значительное, и возможно непреодолимое техническое превосходство даже над соединенными флотами сопреников. [62]

Но никаких попыток серьезной критики концепции броненосцев береговой обороны не было предпринято после 1862 года, когда Джон Скотт Рассел накинулся на «паровые корабли, не могущие полным ходом (!) под парами дойти до Индии, Автсралии или Канады», и заявил, что «деньги, потраченные на пушки или корабли, негодные для службы в океане, есть деньги выброшенные в море». [63] Скотт Рассел был, конечно, поклонником больших броненосцев (предлагавшим даже строительство бронированных трехдечных линейных кораблей), не видевшим никаких достоинств в имевших умеренное водоизмещение кораблях Рида.

Тем не менее, при всех проблемах и замешательстве стратегической мысли, большинство британских броненосцев были способны к океанским плаваниям – под парусами, а те, что имели увеличенные запасы угля – и под парами. Башенны2 броненосец Рида «Монарх», имел радиус действия 2000 миль. Используя и паруса, и машину, он подтвердил свою мореходность, доставив тело американского филантропа, Джорджа Пибоди (George Peabody) из Британии обратно в Нью-Йорк без каких-либо происшествий. На самом деле, адмирал Робинсон замечал, что соотношение числа мореходных броненосцев к числу броненосцев береговой обороны в британском флоте выше, чем в русском или французском, и нельзя сказать, чтобы Британия в этом смысле отставал от соперников. [64]

Все же Адмиралтейство уделяло стратегическому планированию гораздо меньше времени и энергии, нежели собственно броненосцам. Соображения обороны Империи и защиты торговли никогда не выходили на первый план, и почти не оказали влияния на корабельную архитектуру. В приступе отчаяния – или сарказма – директор Королевского высшего кораблестроительного училища К. У. Меррифилд (C.W.Merrifield), заверил, что такие планы обязаны где-то быть. Но если они где-то есть – то он об этом не осведомлен. [65] Адмиралтейство предпочитало практику теории, пренебергая, таким образом как тактикой, так и стратегией. На его взгялд, особая ситуация потребовала бы особенного решения. В тактике такое небрежение выразилось в переоценке возможностей тарана и подчинению как корабельной архитектуры, так и самой тактики, этому непроверенному оружию. В стратегии это вылилось в акценте на специализированных – и, пожалуй, бесполезных – броненосцах береговой обороны, замедливших создание и развертывание капитальных кораблей. К несчастью, стратегическая ситуация мало изменилась до конца девятнадцатого века. В 1899 году Джордж Гошен (George Goschen), Первый Лорд Адмиралтейства, заключил, что “у нас нет сейчас, и не было раньше, школы, в которой офицеры высшего ранга могли бы изучать стратегию». Развивая эту мысль, Гошен пришел к тому,что вся система образования во флоте должна быть приспособлена к изучению стратегии. Это был верный вывод из той ситуации, которая сложилась к 1870 году. [66]