КРЕЙСЕР ДЛЯ ЭСКАДРЕННЫХ СРАЖЕНИЙ
А.В. Федечкин
А.В. Федечкин
Материал подготовил Валерий Лычёв
Последнее десятилетие XIX в., явившись периодом стремительного прогресса во многих областях науки и техники, ознаменовалось и рядом острых политических кризисов, перераставших временами в ожесточенные военные конфликты. Одним из таких очагов напряженности к середине 90-х гг. стал Дальний Восток, где в то время тесно переплетались интересы России, Англии, Германии и Японии. Отказ последней от политики самоизоляции и развитие широких связей с внешним миром стимулировали быстрый рост национальной экономики, нуждавшейся в новых источниках сырья и рынках сбыта. Опираясь на набирающую силу промышленность и вооруженные силы, созданные и оснащенные по иностранному образцу, Страна восходящего солнца все решительнее заявляла о намерении в ближайшем будущем создать собственную колониальную империю, объявляя "зоной жизненных интересов" обширные территории сопредельных государств.
Первым результатом подобной агрессивной политики стала Японо-китайская война 1894 - 1895 гг., длившаяся восемь месяцев и закончившаяся сокрушительным поражением Китая. Под натиском стремительно наступавшей японской армии китайские войска вынуждены были оставить районы Кореи, а затем и часть территории Маньчжурии, в том числе и Квантунский полуостров с находящейся на нем военно-морской базой Порт-Артур.
Быстрому продвижению сухопутных войск во многом способствовали и удачные операции японского флота, на долю которого выпал успех в сражении при Ялу. Победа здесь определилась главным образом за счет грамотного тактического использования соединений крейсеров, составлявших основу японской эскадры. Охватом флангов боевой линии противника они сковали его действия, вынудив сражаться в крайне невыгодных условиях. Поставленная в "два огня", китайская эскадра потеряла пять боевых единиц, так и не сумев уничтожить ни одного неприятельского корабля. И хотя ее главные силы - броненосцы Чин-Иен и Тинг-Иен - сумели прорвать кольцо окружения и уйти в Вэй-Хай-Вэй, поражение при Ялу окончательно подорвало морскую мощь Китайской империи.
Сражения в Желтом море привлекли внимание ведущих морских держав, послужив темой многочисленных обсуждений в штабах и адмиралтействах. Несмотря на многообразие точек зрения, специалисты сходились во мнении о целесообразности включения в будущем в состав эскадр быстроходных крейсерских отрядов, тесно взаимодействовавших с главными силами. Предполагалось, что подобные корабли, обладая хорошим ходом, сильной 6" и 8" артиллерией, надежной броневой защитой, будут способны выполнять задачи разведки, дозорной службы, борьбы с легкими силами неприятеля, а действуя на флангах боевой линии в качестве быстроходного крыла, - способствовать окружению противника и нанесению ему завершающих ударов.
Подобные взгляды не боевое использование кораблей крейсерского класса привели к появлению принципиально новой их разновидности - так называемых эскадренных крейсеров, в скором времени появившихся практически во всех флотах мира.
Одними из первых уроки недавних сражений учли сами победители - японцы, заключившие в 1896 г. контракт с английской фирмой Армстронг на постройку четырех броненосных крейсеров. Осенью того же года на верфи в Элзвике был заложен Асама, а спустя два года - Токива, Идзумо и Ивате.'При водоизмещении более 10000 т и скорости хода 21 - 22 узла они несли по четыре 8" орудия, в двух башнях и 14 6", размещенных в каземате со 127-мм броней.
За счет снижения запаса топлива (и, как следствие, дальности плавания) новые корабли удалось оснастить достаточно мощной броневой защитой, включавшей помимо 150- и 127-мм бронирования башен и каземата 178-мм броневой пояс длиной более 120 м и 87-мм карапасную палубу. Серию завершили Адзумо и Якумо, имевшие практически те же характеристики, но в отличие от остальных строившиеся соответственно на французской и немецкой верфях.
Германское морское командование почти одновременно с японцами оценило необходимость создания крейсеров нового типа и внесения соответствующих коррективов в свои кораблестроительные программы. В 1898 г. со стапелей сошел Принц Генрих, за которым в 1900 - 1901 гг. последовали Фридрих Карл и Принц Адальберт, еще через два года - более совершенные Роон и Йорк. Толщина броневого пояса и казематов средней артиллерии достигала на них 100 мм, а орудийных башен - 152 мм. Облегченная защита компенсировалась хорошо продуманной системой непотопляемости и достаточно мощным артиллерийским вооружением - четырьмя 210-мм (на Принце Генрихе - два) и десятью 150-мм орудиями.
Несколько иначе подошли к вопросу совершенствования своих крейсерских сил во Франции. Не отрицая наметившуюся тенденцию разделения крейсеров на "истребителей торговли" и эскадренные, французские морские специалисты тем не менее попытались создать тип универсального корабля, предназначенного для решения широкого круга задач.
Ярким примером такого подхода стали крейсера Жанна дАрк, Дюпти Туар, Монкальм, Глуар и другие, вступившие в строй в 1900 - 1902 гг. Достаточно высокая скорость хода - до 23 узлов и дальность плавания 9000 - 10000 миль, необходимые при действиях в океане, сочетались с надежным бронированием, но относительно слабой артиллерей - два-четыре 194-мм орудия в одноствольных башнях и шесть-восемь 163-мм в казематах.
Схожая картина наблюдалась и в английском флоте, в состав которого почти одновременно в 1900 - 1902 гг. вошло 19 броненосных крейсеров типов Кресси, Дрейк и Кент. Традиционная для британского флота задача охраны океанских коммуникаций обусловила их солидное водоизмещение (9800 - 14000 т), большой запас топлива (до 2500 т) и, как следствие, высокую дальность плавания. Главный калибр артиллерии на "дрейках" и "кресси" достигал 234 мм (два орудия в одноствольных башнях со 152-мм броней), и лишь на меньших по водоизмещению крейсерах типа Кент установили 6" пушки. Система бронирования была рассчитана главным образом на защиту от огня неприятельских рейдеров. Узкий пояс по ватерлинии толщиной 152 мм дополнялся 127-мм бронированием казематов средней артиллерии и 64 - 76-мм палубой. Еще слабее были защищены "кенты" - поясная и казематная броня достигали на них толщины 102, а палубная и башенная - 51 и 127 мм соответственно.
Новые взгляды на боевое использование крейсеров не обошли стороной и Россию, для которой конец XIX в. является периодом резкой смены приоритетов во внешней политике. Многолетняя "холодная война" с Британией постепенно уступила место скрытому военному противостоянию сначала с Германией, а затем и с Японией, еще более усилившемуся после 1895 г., когда Россия в союзе с другими европейскими государствами заставила Страну восходящего солнца отказаться от большинства завоеваний. Напряженная внешнеполитическая обстановка вынуждала русское правительство проявлять постоянную заботу об усилении военно-морских сил на дальневосточном театре, признанном в то время наиболее важным.
Концепция сосредоточения "главных сил на главном театре" требовала резкого увеличения корабельного состава флота, став причиной пересмотра прежних и принятия в конце 1897 г. новой судостроительной программы, получившей официальное название "Для нужд Дальнего Востока".
Явившись дополнением судостроительной программы 1895 г., она наряду с постройкой броненосцев предусматривала создание семи крейсеров 1 и 2 рангов, а всего на Дальнем Востоке к 1904 - 1905 гг. их предполагалось иметь около 20, в том числе пять броненосных. Хотя события Японо-китайской и последовавшей за ней Испано-американской (1898 г.) войн ясно доказывали, что в дальнейшем боевые действия на море будут вестись преимущественно на ограниченных театрах, русское морское командование продолжало отдавать предпочтение строительству "истребителей торговли", считая их второй после броненосцев "основной ударной силой" флота.
Первым отечественным кораблем крейсерского класса, в конструкции которого требования "действовать в связи с эскадренными броненосцами" в значительной степени потеснили чисто рейдерские качества, стал броненосный крейсер Баян, строившийся в рамках судостроительной программы 1895 г. Сильная загруженность отечественных верфей вынудила разместить этот заказ за границей, прибегнув к услугам известной французской судостроительной фирмы "Форж э Шантье". Ей же поручили и проведение проектно-конструкторских работ.
В качестве прототипа русский Морской технический комитет (МТК) рекомендовал принять проект броненосного крейсера Эсмеральда, строившегося в Англии для чилийского флота. При водоизмещении 7100 т и скорости хода до 23 узлов он нес 2 8" орудия в концевых "капонирах" и 16 6" - по бортам. На фоне высокой огневой мощи резким диссонансом выглядела система броневой защиты, включавшая наряду с 50-мм карапасной палубой лишь узкий 152-мм пояс по ватерлинии, едва прикрывавший две трети корпуса.
Необходимость обеспечения надежного бронирования корабля заставила МТК потребовать от проектантов установки 200-мм пояса и броневых башен для орудий главного калибра, не превышая, впрочем "ни в каком случае" предела полного водоизмещения в 6600 т (водоизмещение бронепалубных крейсеров типа Диана). Однако "втиснуть" броненосный крейсер в габариты бронепалубного не удалось - последующие изменения конструкций корабля (усиление настила двойного дна, переборок, форштевня, установка более мощных водоотливных средств) привели к значительному росту водоизмещения, намного превысившего в окончательном варианте 7000-тонный рубеж.
8 июля 1898 г. с руководством "Форж э Шантье" был заключен контракт на сумму 6964725 рублей, в соответствии с которым фирма обязывалась построить для русского флота "двухвинтовой стальной броненосный крейсер 7726 тонн водоизмещением, со скоростью хода 21 узел". Наблюдающим за постройкой назначили капитана 1 ранга И. Григоровича, наблюдающим по корпусу - младшего судостроителя К. Боклевского, его помощником - корабельного инженера И. Гаврилова, а наблюдающим по механизмам - инженера-механика Д. Голова. Сдачу крейсера и вступление его в строй наметили на середину 1902 г.
По проекту основные элементы корабля выглядели следующим образом: длина между перпендикулярами 135 м, наибольшая ширина 17,3 м, глубина интрюма 11,6 м, осадка при полной нагрузке 6,7 м. Проектное водоизмещение Баяна (без 160 т запаса пресной воды для питания котлов) составляло 7802 т.
Определяя основное предназначение нового крейсера как участие в эскадренном бою, авторы проекта особое внимание уделили разработке надежной системы защиты, главной частью которой стал броневой пояс вдоль ватерлинии, набранный из 52 цементированных плит трапециевидного сечения и простиравшийся на 115 м от форштевня. Его максимальная толщина достигала на миделе 200 мм, постепенно уменьшаясь к оконечностям до 100 мм. Высота же составляла всего 1,8 м, причем большая ее часть - 1,2 м - находилась под водой.
Оба "рукава" главного пояса (соответственно идущие вдоль правого и левого бортов) соединялись в кормовой части корпуса 200-мм броневым траверзом, прикрывшим жизненно важные части крейсера от продольного огня с кормовых курсовых углов.
К верхней кромке главного броневого пояса примыкала нижняя кромка так называемого вспомогательного (или верхнего) броневого пояса толщиной 60 мм и высотой более 2 м и длиной около 100 м. Подобно нижнему поясу вспомогательный замыкался 60-мм броневым траверзом, служившим одновременно стенкой кормового каземата.
Немаловажным компонентом системы бронирования Баяна являлась броневая палуба, длина которой почти совпадала с длиной крейсера. Ее 30-мм броневые плиты, в отличие от поясных выполненные из "самой мягкой стали", укладывались на двухслойный металлический настил общей толщиной 20 мм вровень с верхней кромкой главного пояса, возвышаясь вместе с ней над ватерлинией и уходя "под воду" лишь в кормовой части корпуса.
Предполагалось, что такая конфигурация обеспечит плавучесть кормы в случае пробития незащищенных бортов, -одновременно сэкономив примерно 15-20 % веса.
Опыт Японо-китайской войны заставил по-новому взглянуть и на необходимость бронирования корабельной артиллерии, наглядно показав, как резко снижаются возможности даже крупнокалиберных, но лишенных надежной защиты орудии при тесном огневом контакте с противником.
В отличие от своего прототипа - Эсмеральды - практически вся главная и вспомогательная (за исключением части противоминной) артиллерия была размещена в броневых укрытиях, напоминающих своим расположением и конфигурацией крепостные бастионы. Так, все 6" и восемь из 20 75-мм пушек установили в трех казематах с одинаковой толщиной броневых стенок, расположенных соответственно в носовой, средней и кормовой частях корпуса.
Носовой каземат с двумя 6" /45 орудиями системы Канэ начинался на расстоянии 22 м от форштевня и представлял собой замкнутый бронированный короб длиной около 6 м, шестиугольный в плане, который за схожесть с полевым фортификационным сооружением того времени нередко именовали редутом. Орудия располагались побортно в его углах и помимо 80-мм стенок дополнительно прикрывались кольцевыми щитами той же толщины.
Наибольшим по площади был средний каземат. Восьмиугольный в плане, он при длине более 30 м вмещал в себя четыре 6" (по углам) и восемь 75-мм пушек, для которых в бортовых стенках предусмотрели специальные порты. В 20 м позади среднего располагался кормовой редут, представлявший собой зеркальное отображение носового, с орудиями, обращенными в корму. Передней его стенкой стал траверз верхнего броневого пояса.
8" артиллерия главного калибра разместилась в оконечностях корпуса в двух одноорудийных французских башнях эллиптической формы. Толщина их вертикального бронирования составляла 150 мм, а горизонтального (крыши) - 30 мм. 150-мм бронирование имели и "подачные трубы" - стальные цилиндры большого диаметра, в которых были заключены системы подачи снарядов и полузарядов.
Наряду с защитой артиллерии французские инженеры уделили повышенное внимание проблеме обеспечения надежного управления кораблем во время боя, которое предполагалось осуществлять из боевой рубки. Основой ее стал 160-мм двухслойный стальной бруствер эллиптической формы высотой 1,6 м, над которым крепилась грибовидная крыша. Дверной проем прикрывался специальным бронированным экраном.
Для удобства управления боевая рубка соединялась с центральным постом под бронированной палубой цилиндрической шахтой (так называемой "трансмиссией приказаний") диаметром один метр. "Трансмиссия" проходила внутри носового редута и на всем своем протяжении защищалась 80-мм цементированными плитами.
Основу огневой мощи нового броненосного крейсера составляли два 8" /45 башенных орудия. Они обладали неплохой баллистикой: при наибольшом угле вертикального наведения +15° и начальной скорости 900 м/с максимальная дальность стрельбы бронебойным снарядом массой 87,8 кг составляла 64 кбт.
Главный калибр успешно дополняли восемь 6"/45 казематных орудий системы Канэ с дальностью стрельбы 53 кбт. Начальная скорость бронебойного снаряда (масса 41,5 кг) при этом равнялась 790 м/с. Рассчитанные на применение прежде всего в эскадренном бою, "шестидюймовки" были размещены вдоль бортов, что позволяло сосредотачивать в оконечностях и на траверзах огонь равной интенсивности.
В качестве противоминной артиллерии предполагалось использовать 75-мм/50 пушки Канэ в количестве 20 "стволов" с дальностью стрельбы около 40 кбт. Восемь из них устанавливались открыто на верхней палубе за щитами, а остальные в казематах. Хотя в начале XX все яснее проявлялась бесперспективность малокалиберной артиллерии в борьбе с миноносцами (прежде всего из-за относительно небольшой - 4,9 кг - массы снаряда, не способного нанести противнику серьезных повреждений), русское морское командование продолжало во множестве оснащать этими артсистемами крупные боевые корабли отечественного флота.
Устойчивым пережитком прошлых лет являлись и более мелкие 47-мм/43 и 37-мм/23 пушки Гочкиса (восемь и два с дальностью стрельбы соответственно 15 и 19 кбт), размещенные на боевых марсах и паровых катерах. Их снаряды массой 1,5 и 0,5 кг также не могли нанести ощутимого вреда атакующим миноносцам и годились главным образом для поражения личного состава и незащищенных объектов на верхней палубе неприятельских кораблей в ближнем артиллерийском поединке, все еще считавшимся в то время вполне реальным.
Боекомплект артиллерии Баяна составляли выстрелы с бронебойными, фугасными, чугунными, сегментными и картечными снарядами, размещаемые в десяти погребах. При этом количество боеприпасов в зависимости от калибра орудий было следующим:
— 200 выстрелов раздельно-картузного заряжания с 8" снарядами всех пяти типов;
— 1200 выстрелов раздельно-гильзового заряжания с 6" снарядами всех пяти типов;
— 6000 унитарных выстрелов с 75-мм бронебойны ми, чугунными и сегментными снарядами;
— около 3000 унитарных выстрелов с 47- и 37-мм выстрелами с бронебойными и чугунными снарядами.
Боезапас подавался из погребов с помощью электрических элеваторов, оснащенных специальными тележками с уложенными на них снарядами. После подъема из погреба на батарейную палубу тележки перемещались по рельсам горизонтальной подачи, доставляя боеприпасы, как правило, к нескольким пушкам одного калибра. Исключение составляли башенные установки, в которых системы подачи и заряжания представляли собой единый комплекс, обслуживающий каждое орудие в отдельности.
Главная энергетическая установка Баяна состояла из двух паровых машин вертикального типа суммарной мощностью 16500 л. с. Размещенные в бортовых отделениях, разделенных продольной переборкой, машины работали каждая на свой вал, приводя во вращение гребные винты диаметром 5 м. Последние, в отличие от широко применявшихся движителей со сменными лопастями, отливались из бронзы заодно со ступицей.
Пар для машин вырабатывался 26 водотрубными котлами Бельвиля, объединенными в четыре группы (по числу котельных отделений), каждая из которых имела выход на свою дымовую трубу. Общая поверхность нагрева котлов составляла свыше 800 кв. м, а рабочее давление пара - 20 атм.
Стремление проектировщиков максимально уложиться в заданное водоизмещение привело к сокращению некоторых статей весовой нагрузки, в том числе и угля, нормальный запас которого ровнялся 750 т, а полный -- 1200 т. Такое количество топлива, располагавшегося в 40 бортовых отсеках-ямах (служивших одновременно и дополнительной защитой), обеспечивало дальность плавания 14-узловым ходом 2000 миль, а на 10 узлах - более 3900 миль.
На ходу управление крейсером осуществлялось с помощью вертикального полуподвесного балансирного руля площадью более 15 кв. м, приводящегося в движение специальной паровой рулевой машиной или вручную. Из опасения повреждений от огня противника во время боя приводы руля неоднократно дублировались: помимо парового и ручного приводов был установлен еще и электрический - новинка тех лет. Однако вся эта многоступенчатая схема (безусловно, интересная с технической точки зрения) использовала в качестве передаточного звена классическую систему штуртросов, обрыв которых разом приводил бы к выходу из строя всех приводов.
Строительные работы по сооружению броненосного крейсера Баян и заказанного одновременно с ним эскадренного броненосца Цесаревич начались в конце 1898 г. - спустя несколько месяцев после подписания контракта. Справедливости ради стоит отметить, что свои названия корабли получили несколько позже, в январе 1899 г., когда на стапеле были уже установлены первые детали набора. Церемония же официальной закладки состоялась 26 июня того же года.
Бесконечные изменения, вносимые МТК в первоначальный проект, медленная и зачастую "крайне плохая и неточная" работа предприятий-контрагентов, ответственных за производство и поставку комплектующих деталей, сильно тормозили построечные работы. Так, например, по нескольку раз переделывались чертежи угольных ям. Постоянно удлинявшиеся в целях улучшения системы сигнализации мачты вынуждали менять конструкцию боевых марсов, а вместе с ней и систему подачи на них боеприпасов.
Не выдерживал критики и монтаж главной энергетической установки. Паровые машины собирались в марсельских мастерских с "величайшей медлительностью", а будучи представленными на предварительные испытания,оказались, по словам командира Баяна капитана первого ранга А. Родионова, "далеко не в том законченном виде, в каком бывают они в наших мастерских перед установкой на суда".
В результате многочисленных задержек спуск крейсера на воду вместо января состоялся лишь 30 мая 1900 г., а на первые заводские "пробы" корабль вышел два года спустя - в сентябре 1902 г. Пробеги на мерной миле, показав в целом удовлетворительную работу главных и вспомогательных механизмов, выявили вместе с тем значительную вибрацию корпуса, особенно заметную на больших скоростях. Большую помощь в устранении этого весьма неприятного явления оказал прибывший в Тулон осенью 1902 г. штабс-капитан флота А. Крылов - будущий известный кораблестроитель, генерал флота, автор многих научных работ в области математики, артиллерии, теории корабля. Благодаря сконструированному им прибору для записи вибраций удалось более или менее точно определить их величину, а затем рассчитать и выполнить необходимые подкрепления корпуса.
Выйдя в середине октября того же года на повторные ходовые испытания, Баян при водоизмещении около 7600 т развил скорость полного хода свыше 20,9 узла, признанную комиссией вполне достаточной.
Окончательно крейсер вступил & строй в декабре 1902 г., а уже в начале 1903 г. под командованием капитана 1 ранга Р. Вирена вышел в свое первое заграничное плавание в Средиземное море. Придя весной того же года в Кронштадт, крейсер уже 25 июля вместе с броненосцем Ослябя покинул российские воды и, как оказалось, на всегда. Миновав 3 августа Гибралтар, Баян подошел к греческому острову Порос и, соединившись здесь с только что закончившим испытания броненосцем Цесаревич, продолжил свой путь на Тихий океан.
Напряженная обстановка на дальневосточных рубежах России вынуждала всячески форсировать этот переход - даже учебные артиллерийские стрельбы выполнялись буквально "на ходу" - по щитам, которые корабли буксировали друг для друга. Оставив позади Суэцкий канал и Красное море, отряд пересек Индийский океан и, миновав цепочку "китайских" морей, 19 ноября 1903 г. бросил якоря в Порт-Артуре, став последним предвоенным пополнением Тихоокеанской эскадры.
Новый 1904 г. не принес потепления во взаимоотношениях России и Японии. Уступчивость русских дипломатических представителей на переговорах о разделе сфер политического и экономического влияния на дальнем Востоке в Токио расценили (и не без оснований) как явное проявление слабости Российской империи, убеждавшее японское правительство в реальной возможности решить все спорные вопросы военным путем.
Этому способствовала и международная внешнеполитическая обстановка, в частности, отношение к событиям в Азии ведущих мировых держав - Франции, Германии, США, в чьи планы отнюдь не входило усиление России. Провозглашенный ими "нейтралитет" фактически давал понять Японии, что ей не стоит опасаться выступления объединенной коалиции государств, а заключенный в 1902 г. союз с могущественной Британии (несомненная победа японской дипломатии) сулил, кроме того, солидную политическую и военную поддержку. Сознавая, что более благоприятного момента для начала войны не будет, официальный Токио 23 января 1904 г. объявил о разрыве дипломатических отношений с Россией, а утром следующего дня командующий японским флотом адмирал X. Того получил секретный приказ императора о выходе в море с одновременным разрешением захвата "по праву военной добычи" русских торговых судов. Война, которая еще несколько лет назад казалась немыслимой, становилась жестокой реальностью...
Между тем в Порт-Артуре - главной базе русского Тихоокеанского флота - обстановка была относительно спокойной. Как вспоминал впоследствии один из офицеров, "настроение у личного состава было обыденное, хотя все разговоры только и вертелись около могущих быть событий. Обсуждались возможность войны, затянутость переговоров... Все это, однако, так приелось и стало надоедать, что в кают-компаниях высказывались за устройство штрафов со всякого, кто ведет разговор о войне..."
Неопределенность внешнеполитической обстановки настоятельно требовала принятия эффективных мер по предупреждению возможного нападения. Однако из-за традиционной боязни провокаций (официально война объявлена не была) решили ограничиться с 19 января ежедневным назначением "дежурных по освещению" кораблей, пары дозорных миноносцев (для наблюдений за подходящими к внешнему рейду) и дежурных крейсеров, главной обязанностью которых являлось "быть в постоянной готовности к выходу".
Ночь с 26 на 27 января 1904 г. застала русскую эскадру на внешнем рейде, стоящей на якоре в четыре линии, первую из которых составляли крейсера. По диспозиции крайним правым кораблем в ней был Баян, далее на ост от которого с интервалами в 2 кабельтовых разместились Диана, Паллада. и Аскольд,
В 23 ч 35 мин 26 января вахтенный офицер броненосца Ретвизан лейтенант Развозов в лучах прожекторов обнаружил два японских миноносца, идущих в атаку. Сигнал к ее отражению совпал с грохотом мощного взрыва - одна из торпед попала в броненосец. Через три минуты подобная участь постигла Цесаревича, а спустя еще некоторое время японцам удалось торпедировать Палладу...
Беспорядочный заградительный огонь русских кораблей тем не менее сорвал две последующие атаки на эскадру, положение которой усугублялось еще и неудачной диспозицией - из 16 боевых единиц стрелять по атакующим могли лишь семь, а остальные из-за боязни поразить своих фактически бездействовали... Не открывал огня и Баян, с которого, по сообщению командира, " в течение всей ночи ни одного миноносца не видели".
С рассветом к Порт-Артуру подошли легкие крейсеры, а к 11 часам дня и главные силы японского флота - шесть эскадренных броненосцев и столько же броненосных крейсеров под флагом адмирала Того. Их приближение было замечено дозорным крейсером Боярин, начавшим затем отход к крепости. Для его поддержки в море вышли Баян, Диана, Аскольд и Новик, на полном ходу начавшие сближение с противником. За столь смелым и, на первый взгляд, достаточно безрассудным маневром (силы отряда значительно уступали японским) крылся тонкий расчет - связать противника боем и выиграть время для съемки с якоря и построения в боевой порядок русских броненосцев - один из классических вариантов применения крейсеров в эскадренном бою.
Сблизившись с неприятелем на 29 кабельтовых, шедший головным Баян открыл огонь левым бортом по флагманскому кораблю Того - броненосцу Микаса. Скоротечный ожесточенный бой стал своеобразным дебютом экипажа крейсера. В течение 40 минут комендоры Баяна выпустили по врагу 288 снарядов (28 8", 100 6" и 160 75-мм), добившись нескольких удачных попаданий. В ответ корабль получил 10 попаданий - почти четверть от общего числа снарядов, полученных русской эскадрой в тот день. Большинство попаданий пришлось в надводную кормовую часть корпуса, и лишь один снаряд разорвался у ватерлинии, повредив левый бортовой коффердам вблизи каюты трюмного механика.
Другой снаряд крупного калибра влетел в амбразуру шита левого кормового 6" орудия и, разорвавшись, вывел из строя практически весь его расчет за исключением матроса 1 статьи Павла Адмалкина, продолжавшего тем не менее в одиночку вести огонь. Всего же в течение боя потери экипажа составили четверо убитых и 35 раненых.
Ожесточенная перестрелка не принесла сколько нибудь серьезного успеха ни одной из сторон. Около полудня огонь неприятеля начал заметно ослабевать - не ожидая встретить столь сильного отпора, адмирал Того приказал повернуть в сторону открытого моря. Русские не преследовали отходящего противника, считая основным достижением в этом бою "уклонение сильнейшего неприятеля от продолжения сражения", и в два часа пополудни наши корабли, миновав проход, бросили якоря на внутреннем рейде крепости.
Несмотря на ощутимые потери во время ночной атаки японцев и "ничейный" результат дневного столкновения с неприятелем, действия личного состава эскадры в первые часы войны были высоко оценены императором Николаем П. Многие офицеры были награждены боевыми орденами, а командиры Баяна и Новика капитаны I ранга Р. Вирен и Н. Эссен - золотым оружием "за храбрость". Не обошла "монаршая милость" и нижних чинов. Так, на Баяне знаками отличия Военного ордена первыми были удостоены матрос 1 статьи Павел Адмалкин и строевой квартирмейстер Никифор Печерица, который, получив тяжелые ранения, отказался идти на перевязку и не покинул своего поста у кормового флага до конца боя.
Устранение повреждений, полученных 27 января, заняло на Баяне чуть больше недели, и к исходу 4 февраля корабль снова был в строю. Однако пробный выход в море 5 февраля для разведки островов Бонд в западной части Печилийского залива оказался неудачным - сильно разогрелся упорный подшипник правой машины. Пришлось возвращаться в Артур для продолжения ремонта, продлившегося еще четыре дня.
Утром 12 февраля Баян (под флагом начальника отряда крейсеров контр-адмирала Моласа), Аскольд и Новик вышли на внешний рейд для прикрытия возвращавшихся из ночной разведки миноносцев. Вскоре сигнальщики заметили на горизонте несколько дымов, а спустя некоторое время показалась вся неприятельская эскадра в составе 18 вымпелов.
Поджидая запаздывающие миноносцы, русские крейсера держались под защитой крепостных батарей, когда в 10 ч 40 мин эскадра Того начала быстро сближаться с отрядом. С расстояния в 40 кабельтовых флагманский Микаса открыл частый огонь, сосредоточив его на Баяне. Отстреливаясь и маневрируя, русский отряд начал отходить к крепости.
При повороте на обратный курс на Баяне был поднят сигнал "повернуть влево на 16 румбов" (т. е. в ближайшую для неприятеля сторону), в то время как сам флагман начал поворот вправо. Ошибка сигнальщиков ввиду стремительно приближающегося противника могла бы стать роковой для Новика и Аскольда, и лишь высокая скорость хода спасла крейсеры от гибели, позволив почти без потерь (на Аскольде было выведено из строя одно 6" орудие) оторваться от японцев и благополучно вернуться на внутренний рейд Порт-Артура. Этот достаточно рядовой эпизод тем не менее лишний раз доказывал, что бронепалубные разведчики недостаточно хорошо отвечали новым требованиям эскадренного боя, все настойчивее заставлявшим искать компромисс между быстроходностью и надежной защитой.
Период по-настоящему активных боевых действий начался для русских сил с приездом в конце февраля 1904 г. в Порт-Артур вице-адмирала С. Макарова и вступлением его в командование Тихоокеанским флотом. Сознавая, что ослабленная потерями артурская эскадра пока не в состоянии дать противнику генеральное сражение и тем самым решить исход всей кампании, адмирал ратовал за постепенную активизацию ее деятельности и в первую очередь - за счет проведения операций легкими силами. Основой их являлся отряд крейсеров, на который временно и легла главная тяжесть борьбы с противником. За пять последних недель Баян, Аскольд, Диана, Новик в одиночку и совместно с эскадрой более 15 раз выходили в море, нередко вступая в ожесточенные перестрелки с кораблями противника.
Так было и ранним утром 31 марта, когда Баян вышел в море на выручку миноносца Страшный, возвращавшегося из ночной разведки и окруженного превосходящими силами противника. К несчастью, помощь запоздала - истерзанный японскими снарядами миноносец пошел ко дну, и из 53 человек экипажа шлюпкам крейсера удалось подобрать лишь пятерых.
На отходе Баяну пришлось вступить в бой с шестью японскими крейсерами, из которых только Асама и Токива почти в четыре раза превосходили наш корабль по огневой мощи. В ходе перестрелки орудия Баяна выпустили более 30 6" и 8" снарядов, однако неравный огневой поединок закончился безрезультатно - ни одна из сторон так и не добилась попаданий. Последовавшая затем трагическая гибель броненосца Петропавловск, а вместе с ним и адмирала Макарова в значительной степени ослабила наступательный порыв русской эскадры, деморализовав личный состав и высшее военное руководство. Опасаясь еще больших потерь, наместник на Дальнем Востоке адмирал Е. Алексеев настойчиво рекомендовал новому командующему вице-адмиралу Витгефту "... не предпринимать активных действий, ограничиваясь производством рекогносцировок крейсерами и отрядами миноносцев", что фактически почти полностью сворачивало деятельность русских военно-морских сил. Этим не замедлило воспользоваться японское командование, без помех осуществив 22 апреля высадку десанта на Квантунский полуостров в районе Бицзыво и создав тем самым непосредственную угрозу Порт-Артуру со стороны суши.
Одновременно японский флот предпринял тесную морскую блокаду крепости и прежде всего путем постановки многочисленных минных заграждений. Заботы по их уничтожению ложились на партию траления порт-артурской эскадры, возглавляемую контр-адмиралом Лощинским, в состав которой входили и паровые катера отряда крейсеров. На них командование возложило основную тяжесть работ, справедливо полагая, что "тралить основательнее будет тот, кто сам заинтересован в этом (а, следовательно, в скорейшем и безопасном выходе в море. - А.Ф.)".
Однообразное и чрезвычайно утомительное для личного состава, это траление тем не менее приносило свои результаты. Только за период с 22 апреля по 1 июня было уничтожено 57 японских мин, а к концу июля их число превысило 100.
Из числа офицеров Баяна участие в этой ежедневной игре со смертью принимали капитан 1 ранга Вирен (назначенный затем ответственным за траление рейда), лейтенант Подгурский, мичманы Шевелев, Лонткевич, Бошняк, Романов, Соймонов, прапорщик Алмазов. Любопытно, что за каждую уничтоженную мину команда катера награждалась денежной премией в 25 рублей, а офицеры представлялись к боевым орденам, однако ни одно из этих представлений так и не было утверждено.
Быстрое продвижение японских войск к Артуру и выход их к началу июня на ближние подступы к крепости поставили перед эскадрой еще одну задачу - артиллерийскую поддержку приморских флангов сухопутного фронта. Первый выход броненосца Полтава и крейсеров во главе с Баяном для обстрела позиций неприятеля в районе бухты Лунвантан состоялся 26 июня. Встав на якорь в 11 часов утра, корабли открыли огонь, который корректировался с берегового наблюдательного поста.
Результаты четырехчасовой стрельбы были признаны сухопутным командованием успешными, и около трех часов дня корабли возвратились в Артур. Этот в общем-то рядовой выход в море тем не менее едва не стал последним для Баяна. При входе во внутренний бассейн крепости на крейсере произошло воспламенение 75-мм патронов в элеваторе подачи. К счастью, тележку с патронами удалось быстро залить водой и взрыва боезапаса не последовало. Не пострадал и личный состав.
На этом, однако, неприятности не закончились. Уже находясь в западной части бассейна, Баян коснулся левым бортом грунта, что вызвало заметное сотрясение корпуса, хотя при последующем осмотре подводной части никаких повреждений обнаружено не было.
Наступление японцев, предпринятое ими в первой декаде июля 1904 г., вынудило русское командование вновь просить помощи у флота. 13 июля Баян, Аскольд и Паллада вышли к Лунвантану, где в течение нескольких часов вели редкий, но весьма эффективный огонь, заслужив "сердечную благодарность" пехоты. При этом кораблям пришлось вступить в бой и с морским противником - крейсерами Итсукушима, Матсушима и Хасидате, пытавшимися оттеснить наш отряд от берега. Во время перестрелки 8" снаряд с Баяна попал в корму Итсукушимы, заставив японцев ретироваться и не возобновлять в этот день попыток сорвать артиллерийскую поддержку русских войск с моря.
Переменчивое военное счастье недолго сопутствовало экипажу крейсера. Возвращаясь на следующий день после обстрела неприятельских позиций, Баян подорвался на японской мине, установленной с углублением около 3 метров. Взрыв произошел по правому борту в носовой части корпуса. Хлынувшей в пробоину водой почти сразу же затопило кочегарку, две угольные ямы и коридор рядом с первым котельным отделением. Крейсер с сильным дифферентом на нос удалось ввести во внутреннюю гавань крепости и посадить на грунт. Последующий осмотр повреждений показал, что взрывом пробило наружный и внутренний борта, сорвало крепления продольной переборки позади угольных ям, что и явилось причиной затопления части помещений.
Ремонтные работы заняли около двух месяцев (с 23 июля по 15 сентября) и проводились сначала в сухом доке, а затем на плаву. Благодаря опыту корабельного инженера Н. Кутейникова и мастерству рабочих Балтийского завода, прибывших в крепость еще с адмиралом Макаровым, удалось довольно быстро снять, выправить, а затем снова установить деформированные листы наружной обшивки, продольной переборки и внутреннего борта. Поврежденные же детали корабельного набора не демонтировались и правились в "горячем виде" на месте, вручную.
Особенно много хлопот доставил правый скуловой киль, переломленный взрывом на две части, причем одна из них, длиной около 10 метров, была фактически оторвана от корпуса. После многих безуспешных попыток срастить их в единое целое оторванную часть попросту обрубили, укоротив затем для симметрии и левый киль.
Подрыв на мине не позволил Баяну участвовать в сражении 28 июля 1904 г., ставшем последним активным предприятием Тихоокеанской эскадры. На особом совещании флагманов, состоявшемся 6 августа - через девять дней после боя - было отмечено, что "для флота осталась последняя задача - пассивная оборона, т. е. бой с неприятелем на якоре, ведение перекидной стрельбы... по его сухопутным позициям, помощь крепости артиллерией, боевыми запасами и людьми". Вскоре после этого на всех крупных кораблях эскадры, стоявших во внутренней гавани, начался демонтаж орудий малого и среднего калибра для последующей установки на берегу. Вместе с орудиями на передовую уходили и комендоры, составившие костяк гарнизонов многих укреплений, а в середине августа настал черед корабельных десантных рот - последнего резерва осажденной крепости. В числе прочих 17 августа на берег сошла и первая десантная партия с Баяна - около 100 матросов во главе с лейтенантом Рудневым и мичманом Соймоновым, принявших активное участие в отражении японского штурма. Впоследствии такие подразделения формировались на крейсере не раз, и до конца обороны в них побывали до 400 человек команды, многие из них так и не вернулись на корабль...
Блестяще проявил себя на сухопутном фронте минер крейсера лейтенант Подгурский. Энтузиаст минного дела, он впервые предложил использовать для стрельбы по неприятельским позициям (на отдельных участках приблизившимся к нашим окопам на 50-100 шагов) метательные минные аппараты, снятые с паровых катеров. Практически бесполезное из-за своей малой дальности в морском бою, это оружие оказалось весьма эффективным на сухопутье, нанося огромный урон противнику. Знания и опыт минного офицера с Баяна сочетались в нем и с личной храбростью. В ночь на девятое сентября, в разгар боев за гору Высокую, лейтенант Подгурский с матросами-баянцами Буториным и Фоминичем подрывными патронами уничтожили крупный опорный пункт японцев, способствовав тем самым успешной атаке русской пехоты.
Там же, на Высокой горе, отличился в боях за крепость и крейсерский священник отец Анатолий Куньев, под огнем неприятеля стойко выполнявший свою благородную миссию. Как говорилось впоследствии в ходатайстве о награждении, "находясь в самых опасных местах, своим появлением и действиями он утроил боевой дух гарнизона этого оборонительного участка".
Между тем положение Порт-Артура, несмотря на яростное сопротивление его защитников, становилось все более критическим. Заняв господствующие высоты и подтянув тяжелую осадную артиллерию, противник с конца сентября начал систематические обстрелы порта и гавани, стремясь в первую очередь уничтожить наиболее крупные корабЛи эскадры. Только в период с 26 сентября по 18 октября японцами было выпущено более 1800 11 дм. снарядов, из которых цель нашли 83. На долю Баяна пришлось шесть попаданий (не считая десятка снарядов меньших калибров), причинивших значительные повреждения корпуса (главным образом небронированной его части) и механизмов. Стоит отметить, что броневая защита крейсера в целом не так уж плохо "держала" фугасные и полубронебойные снаряды японских орудий - за все время бомбардировок отмечено лишь два случая пробития броневой палубы и ни одного - брони главного пояса. В целях усиления горизонтальной зашиты крейсера бортовые срезы, а позже и вся верхняя палуба были выложены в два слоя угольными брикетами, почти бесполезными при обстреле крупнокалиберной артиллерией, но предохраняющими от снарядов среднего калибра.
Силами экипажа блиндировались легкие рубки и настройки, особенно страдавшие от многочисленных осколков, и даже орудийные стволы, выступавшие наружу из башен и казематов. Над последними соорудили своего рода двускатные крыши-навесы, опиравшиеся на деревянные козлы и дополнительно прикрытие мешками с углем. С целью вызвать преждевременный подрыв снарядов, падающих у бортов и грозящих разрушением подводной части корпуса, в воде было установлено специальное боновое заграждение.
Однако с оставлением русскими в конце ноября позиций на горе Высокой, давшим противнику вести прицельный огонь по гавани, уже ничто не могло спасти остатки эскадры. 22 ноября от попадания единственного снаряда, разорвавшегося в артиллерийском погребе, затонул броненосец Полтава. На следующий день подобная же участь постигла Ретвизан, спустя еще сутки - броненосцы Пересвет, Победу и крейсер Палладу, а 25 ноября японцы начали методично расстреливать Баян, стоявший на якорях у Золотой торы. За день в корабль попало до 10 11" и 6" снарядов, вызвавших сильные пожары. Опасаясь взрыва погребов главного калибра, последние пришлось затопить, однако из-за увеличившейся осадки крейсер начал принимать воду через пробоины выше ватерлинии. Понимая, что корабль обречен, Р. Вирен, ставший к тому времени контр-адмиралом и фактически командующим эскадрой, распорядился свезти на берег оставшийся личный состав и начать выгрузку 6" боезапаса.
С утра 26 ноября японцы возобновили обстрел Баяна. Бомбардировка продолжалась до полудня, и за это время в крейсер попало около 10 дюймовых снарядов, сильно разрушивших носовую часть корпуса выше ватерлинии, палубу юта и часть офицерских помещений. Несколькими снарядами было разбито боновое заграждение у борта. Спустя некоторое время корабль получил ряд подводных пробоин, вызвавших крен на левый борт до 15°, а когда помещения жилой палубы окончательно наполнились водой, Баян сел на грунт.
Накануне падения Порт-Артура русское морское командование отдало приказ подорвать полузатопленные корабли некогда многочисленной эскадры, исключив тем самым возможность попадания их в руки противника. Однако работы по уничтожению проводились наспех и, естественно, не приносили желаемого результата, причинив лишь относительно небольшие повреждения и без того истерзанным кораблям.
С занятием крепости японские специалисты немедля начали судоподъемные работы, стремясь в первую очередь "вернуть к жизни" наиболее ценные боевые единицы, к числу которых ими был отнесен и Баян. Он был поднят через год, в январе 1906 г., и до 1908 г. проходил ремонт и переоборудование в Майдзуру. Вступив в состав японского флота под именем Азо, крейсер сохранил первоначальное вооружение за исключением четырех 75-мм пушек, но в 1913 г. 8" башенные установки заменили двумя 6"/50 палубными орудиями Армстронга. Служба Баяна-Азо завершилась в начале 30-х гг. переоборудованием сначала в блокшив, а затем в судно-мишень. Восьмого августа 1932 г. старый крейсер был потоплен во время учебных стрельб тяжелого крейсера Миоко.
Короткая служба крейсера Баян в русском флоте тем не менее стала одной из ярких страниц в истории отечественного военного кораблестроения. Высокие боевые качества корабля были повторены после Русско-японской войны в целой серии однотипных балтийских броненосных крейсеров, на долю которых также выпали огромные испытания...