СЛУЖБА
Филадельфия — Кронштадт — Порт-Артур
Двухнедельный переход через Атлантику начался 30 апреля 1902 года, когда «Ретвизан», дав прощальный салют, навсегда покинул американские берега.
Первое плавание прошло вполне успешно, и 13 мая корабль стал на якорь во французском порту Шербур. Пополнив запасы и дав команде отдохнуть, капитан 1 ранга Э.Н. Щенснович 27 мая вывел броненосец в море и взял курс на Балтику.
1 июня в 11.15 произошло ЧП, омрачившее предстоящую встречу с родиной. При попытке развить полный ход в одном из котлов лопнула трубка, горячим паром обожгло шестерых кочегаров. Трое из них—И.Кочергин, Т.Раменко и И.Корсаков — впоследствии скончались. Комиссия МТК, расследовавшая причины аварии, пришла к выводу, что неудачная конструкция трубок в котлах Никлосса не исключает повторения подобных случаев в будущем.
После «высочайшего» смотра, состоявшегося 18 июня на Кронштадтском рейде, «Ретвизан» прошел докование и вместе с только что построенным броненосцем «Победа» отправился в Ревель для участия в грандиозном параде в честь встречи русского и германского императоров. Это мероприятие проводилось с невиданным доселе размахом. На Ревельском рейде собрались практически все имевшиеся на Балтике русские корабли. «Гвоздем программы» был, конечно же, «Ретвизан». Николай II, зная о любви кайзера к флоту, старался поразить воображение своего кузена новейшими кораблями. Трудно сказать, насколько это ему удалось, но Вильгельм II покинул Ревель на яхте «Гогенцоллерн», подняв на прощание заносчивый (и весьма двусмысленный) сигнал: «Адмирал Атлантического океана приветствует адмирала Тихого океана». Прозрачный намек на раздел сфер влияния как бы подталкивал Россию на противоборство с Японией. Но увы: через три года оснований считаться «адмиралом Тихого океана» у Николая II уже не было...
До конца лета на «Ретвизане» проводились различные работы по доводке механизмов, испытывались и осваивались многочисленные технические новшества. Корабль оснастили радиостанцией (по тогдашней терминологии — беспроволочным телеграфом). 29 августа был проведен важный опыт: впервые в истории отечественного флота удалось осуществить погрузку угля на ходу в открытом море. «Ретвизан» шел 5-узловым ходом; в 120 м позади с такой же скоростью следовал переоборудованный в угольщик старый крейсер «Азия». Оба судна соединили канатным транспортером системы Лайджервуда-Миллера с четырьмя угольными корзинами общей грузоподъемностью 635 кг. Подобная система, разработанная американским инженером С.Миллером совместно с заводом «Лайджервуд Уоркс» в Бруклине, уже была опробована в США, но в Европе испытывалась впервые (Второй страной после США, осуществившей погрузку угля на ходу, стала Англия. В феврале 1902 года броненосец «Трафальгар» а открытом море принял 1200 т угля. Однако используемая англичанами система передачи топлива была довольно примитивна, и к тому же пароход-угольщик не шел своим ходом, а буксировался броненосцем, как обычная баржа).
В ходе эксперимента удалось достичь производительности 37 т угля в час. В целом система Лайджервуда-Миллера показала себя вполне работоспособной, и впоследствии ею оснастили большую часть кораблей Второй Тихоокеанской эскадры.
В сентябре провели торпедные и артиллерийские стрельбы. Из носовой башни «Ретвизана» сделали три залпа, после чего тщательно обмерили все подбашенные помещения, но деформаций или проседания палуб, к счастью, не обнаружили. Из кормовой башни сделали подряд пять залпов, пытаясь определить максимально возможную практическую скорострельность.
Тем временем обстановка на Дальнем Востоке продолжала обостряться. Япония заключила союз с Англией и стремительно наращивала военную мощь. В ответ для усиления русской Тихоокеанской эскадры было решено направить сильный отряд кораблей в составе броненосцев «Ретвизан», «Победа», крейсеров «Богатырь», «Диана» и «Паллада»; в пути к ним должны были присоединиться «Аскольд», «Новик», «Боярин» и семь миноносцев. 21 сентября командующий отрядом контр-адмирал Э.А.Штакельберг поднял на «Ретвизане» свой флаг. Броненосец перешел в Либаву, откуда весь отряд, осененный «высочайшим» напутствием, 31 октября отправился на Дальний Восток.
Посетив Портленд, Виго (Испания) и Алжир, русские корабли прибыли в греческий порт Пирей, где встретили новый, 1903 год. Три недели отдыха в гостеприимной Греции (а в то время королевой эллинов была благоволившая флоту великая княгиня Ольга Константиновна Романова, внучка Николая I) — и снова в путь. Переход по маршруту Пирей — Порт-Саид — Аден — Коломбо — Сингапур — Нагасаки — Порт-Артур занял три месяца. Для флагманского «Ретвизана» он прошел вполне благополучно: никаких мало-мальских серьезных поломок в его механизмах не наблюдалось, чего не скажешь о других кораблях. «Победу» из-за необходимости ремонта котлов пришлось оставить в Пирее, позже по тем или иным причинам от отряда отделились и другие суда. В итоге 21 апреля на внешнем рейде Порт-Артура бросили якорь лишь два корабля — «Ретвизан» и «Паллада». Остальные прибыли поодиночке несколько позже.
Уже на следующий день броненосец в составе эскадры под командованием вице-адмирала О.В. Старка перешел в бухту Даляньвань (тогда ее обычно называли Талиенванской) для участия в крупномасштабных маневрах. Русские корабли совершали эволюции, проводили учебные стрельбы, ставили мины с плотиков. На маневрах присутствовал военный министр генерал А.Н.Куропаткин, прибывший с инспекцией в Порт-Артур и Дальний.
В августе 1903 года «Ретвизан» вместе с другими кораблями эскадры совершил переход во Владивосток. Там все броненосцы прошли докование, поскольку имевшийся в Порт-Артуре сухой док мог вмещать только крейсера. У «Ретвизана» заново покрасили подводную часть корпуса, а вскоре провели учебные стрельбы минами Уайтхеда. Кстати, пока в доке находился флагманский «Петропавловск», командующий эскадрой О.В.Старк поднял флаг на «Ретвизане» — просторные адмиральские помещения пришлись ему по вкусу.
По возвращении в Порт-Артур корабли эскадры перекрасили из белого в боевой серо-оливковый цвет. В сентябре «Ретвизан» вновь перешел в бухту Даляньвань для участия в маневрах. В ходе учений отрабатывали перестроение из одной или двух колонн в строй фронта; стоя на якоре, отражали атаки минных катеров и даже высаживали десант в бухте Керр. Успешно выполнив намеченную программу, броненосец вернулся в Порт-Артур и в конце октября был выведен в вооруженный резерв.
Уроки трагической ночи
В ноябре 1903 года Тихоокеанская эскадра получила последнее серьезное подкрепление: в Порт-Артур прибыли броненосец «Цесаревич» и броненосный крейсер «Баян». Это настолько воодушевило наместника на Дальнем Востоке адмирала Е.И.Алексеева (являвшегося главнокомандующим всеми сухопутными и морскими силами края), что на состоявшемся 18 декабря совещании он предложил немедленно выйти всей эскадрой в море и в районе главной базы японского флота Сасебо «устроить неприятелю второй Синоп». Изумленные адмиралы О.В.Старк и В.К.Витгефт (начальник морского штаба наместника) с трудом уговорили своего начальника подождать прихода броненосца «Ослябя» и крейсеров «Аврора» и «Дмитрий Донской», находившихся пока еще в Средиземном море...
Между тем, война надвигалась со всей неотвратимостью. Переговоры русских и японских дипломатов о сферах влияния в Корее зашли в тупик. Между Петербургом и Токио шел непрерывный обмен нотами, тон которых становился все более и более угрожающим. Уступать ни одна из сторон не хотела.
18 января 1904 года адмирал Алексеев отдал приказ всем судам эскадры немедленно начать кампанию. На «Ретвизане» подняли вымпел, и на следующий день с полной водой (Выход из порт-артурской бухты для больших кораблей был доступен лишь во время прилива) броненосец вышел на внешний рейд. Здесь Щенснович получил пакет с секретным приказом, предписывавшим в любой момент быть готовым к дальнему походу.
Ранним утром 21 января эскадра снялась с якоря и взяла курс на полуостров Шантунг. Корабли шли в кильватерной колонне: впереди — крейсера, за ними — броненосцы. Два отряда миноносцев держались отдельно, а минные транспорты «Амур» и «Енисей» шли позади на расстоянии соответственно в 15 и 30 миль от эскадры: они выполняли роль ретрансляторов для поддержания радиотелеграфной связи с Порт-Артуром. Около 16.00 головному крейсеру «Аскольд» открылся Шантунгский маяк, после чего был получен приказ наместника возвращаться назад. В 5.00 22 января эскадра стала на якорь в заливе Даляньвань, а днем перешла на порт-артурский рейд.
По утверждению адмирала Алексеева, целью этого плавания являлось «упражнение личного состава в эскадренном плавании и маневрировании», а также испытание радиосвязи. Насколько это удалось выполнить, сказать трудно: по воспоминаниям Э.Н.Щенсновича, никакой отработки маневрирования в тот день не проводилось. Однако в развитии дальнейших событий поход к Шантунгу сыграл роковую роль...
Известие о том, что русская эскадра в полном составе ушла из Порт-Артура в неизвестном направлении, не на шутку встревожило Токио. Японцы опасались, что они могут быть застигнуты врасплох и все их планы военных действий окажутся нарушенными. Поэтому на чрезвычайном совещании, состоявшемся под председательством микадо, приняли решение безотлагательно начать войну. 22 января Япония отозвала своего посланника из Петербурга, а на следующий день командующий Соединенным флотом вице-адмирал Хейхатиро Того получил приказ о начале боевых действий против России.
До сих пор историки гадают о причинах той необъяснимой беспечности, с которой командование русского флота встретило войну. Несмотря на разрыв дипломатических отношений с Японией, корабли порт-артурской эскадры продолжали находиться на внешнем рейде по диспозиции мирного времени — в четыре линии, с зажженными якорными огнями и без противоторпедных сетей. Даже в ночь на 27 января, когда японские миноносцы с заряженными торпедными аппаратами уже легли на боевой курс, над внешним рейдом сверкало море огней: на «Полтаве», «Победе» и «Диане» при ярком свете электрических люстр шла погрузка угля, а от «дежурных по освещению» «Ретвизана» и крейсера «Паллада» во все стороны расходились прожекторные лучи...
Как это ни парадоксально, но нападение японцев для наших моряков оказалось абсолютно неожиданным. В 23.33 вахтенный начальник броненосца «Ретвизан» лейтенант А.В.Развозов внезапно обнаружил в луче прожектора два четырехтрубных миноносца, совершавших боевой разворот. Он немедленно пробил сигнал «отражение минной атаки», но было поздно: головной «истребитель» 1-го отряда «Сиракумо» уже выпустил торпеду. В 23.35 «Ретвизан» содрогнулся от взрыва. Фортуна улыбалась японцам: первый же их выстрел достиг цели, поразив лучший корабль русской эскадры.
Торпеда угодила в левый борт броненосца, в район 19 —20-го шпангоутов. Сквозь образовавшуюся пробоину вода хлынула в отделение подводных торпедных аппаратов; из находившихся там шести человек минной прислуги пятеро мгновенно погибли, и лишь одному унтер-офицеру удалось спастись. Вода начала стремительно распространяться по носовым отсекам, и корабль все сильнее кренился на левый борт. Во внутренних помещениях погас свет.
Командир «Ретвизана» в момент атаки находился в своей каюте. Разбуженный взрывом, он поднялся наверх в самый разгар боя. Русские корабли открыли беспорядочную стрельбу из всех орудий по миноносцам противника — и реальным, и померещившимся. Море закипело от взрывов, и дальнейшие атаки японцев (2-го и 3-го отрядов «истребителей») оказались безуспешными (Все три торпедных попадания — в «Ретвизан», «Цесаревич» и «Палладу» — были достигнуты в течение первых 10 минут боя).
На «Ретвизане» объявили водяную тревогу. Крен продолжал расти; когда он достиг 11°, Щенснович приказал затопить патронные погреба правого борта. Эта мера оказалась действенной: крен уменьшился вдвое, но корабль все глубже садился носом в воду. Ситуация осложнялась тем, что единственная водоотливная турбина для носовых отделений была повреждена взрывом, а перепустить воду в котельные отделения, где имелась мощная 10-дюймовая турбинная помпа, было невозможно, поскольку в переборках отсутствовали клинкеты.
Как вскоре выяснилось, быстрому затоплению отсеков способствовала и неудачная конструкция клапанов вентиляционных труб. Полые медные шары, которые по замыслу должны были всплывать и перекрывать сечение труб,, при взрыве сильно деформировались и не могли удержать воду.
Положение несколько улучшилось после того, как под пробоину в качестве пластыря удалось завести подкильный парус и восстановить электрическое освещение. Через 45 минут после взрыва были разведены пары, и Щенснович с разрешения командующего эскадрой приказал уходить на внутренний рейд. Якорную цепь пришлось отклепать, поскольку шпилевая машина оказалась поврежденной взрывом.
Командир броненосца полагал, что уровень воды позволит беспрепятственно пройти по фарватеру. Однако он не учел, что «Ретвизан» принял около 2200 т воды, полностью затопившей три отсека. В 1.30 ночи корабль коснулся носом грунта и плотно сел на мель прямо в проходе. Течением прилива корму броненосца развернуло к Тигровому полуострову — таким образом «Ретвизан» застрял поперек фарватера, загородив вход в гавань.
С рассветом взору портартурцев открылась удручающая картина. Два лучших броненосца — «Ретвизан» и «Цесаревич» — сидели на мели в проходе напротив полуострова Тигровый хвост, первый — с сильным дифферентом на нос, второй — на корму. Чуть поодаль, у маяка Люшинкоу, стоял на якоре поврежденный крейсер «Паллада». Остальные корабли эскадры по-прежнему находились на внешнем рейде, но теперь они по силе уступали Соединенному флоту адмирала Того чуть ли не вдвое.
Командующий эскадрой адмирал О.В.Старк доложил наместнику об итогах трагической ночи: три корабля выведены из строя, 13 матросов погибли и 32 получили серьезные отравления пороховыми газами (на «Палладе»). Адмирал пребывал в подавленном состоянии, поскольку до самого последнего момента не верил в реальность войны. Даже получив сообщение с «Ретвизана» о попадании торпеды, Старк почему-то решил, будто это результат неосторожного обращения с минным аппаратом на одном из наших миноносцев, и приказал немедленно прекратить огонь. Правда, корабли эскадры проигнорировали все передаваемые с флагманского «Петропавловска» сигналы, в том числе и направленный вертикально вверх луч прожектора, означавший «окончание ночных учений». Только в 0.35 — через час после атаки! — Старк получил сообщение о подрыве «Цесаревича» (раньше с последнего никаких сигналов не поступало из-за отсутствия электроэнергии) и, наконец, понял, что началась война.
Любопытный факт: накануне попадания, 26 января, управляющий Морским министерством адмирал Ф.К. Авелан получил пакет от вице-адмирала С.О.Макарова, занимавшего тогда должность главного командира Кронштадтского порта. Степан Осипович, узнав, что порт-артурская эскадра начала кампанию, рекомендовал немедленно принять все меры предосторожности и ни в коем случае не держать корабли на внешнем рейде. Послание заканчивалось следующими пророческими словами: «Если мы не поставим теперь же во внутренний бассейн флот, то мы принуждены будем это сделать после первой ночной атаки, заплатив дорого за ошибку». Авелан оставил письмо Макарова без внимания, хотя до рокового взрыва у борта «Ретвизана» оставалось всего несколько часов...
В роли плавучего форта
Утром 27 января у Порт-Артура появились главные силы японского флота. В 11.07 броненосцы Того открыли огонь. Русские корабли снялись с якоря и двинулись навстречу неприятелю. В отношении артиллерии японцы обладали несомненным преимуществом, но тактически вести сражение в зоне действия береговых батарей им было не выгодно. После 40-минутной перестрелки Того ретировался. В этом бою сидевший на мели «Ретвизан» принял лишь символическое участие, выпустив два 152-мм снаряда.
К тому времени команде броненосца удалось выяснить размеры полученных ночью повреждений. Взрыв японской торпеды произошел на глубине 8 футов (примерно 2,4 м) от ватерлинии. Пробоина неправильной формы простиралась по левому борту от 16-го до 23-го шпангоута и имела площадь около 15 м2. Вниз и в стороны от нее расходились трещины и вмятины. Борт был сильно вдавлен внутрь; стрелка прогиба достигла 0,5 м. Общая площадь поврежденного участка набора и обшивки составляла 37 м2.
Броневая 229-мм плита главного пояса, находившаяся выше пробоины, перекосилась так, что ее нижняя кромка оказалась вдавленной на 20 — 40 см, а верхняя «выехала» наружу, выдавив и 76-мм плиту верхнего пояса. Стальная рубашка за броней была смята и разорвана, а деревянная подкладка разбита в щепки. Взрыв также полностью уничтожил минный аппарат левого борта и повредил аппарат правого.
К «Ретвизану» для оказания помощи начали подходить портовые суда. Первым прибыл пароход «Силач», вернувшийся из похода к островам Эллиот вскоре после нападения японских миноносцев. «Силач» обладал, мощными водоотливными помпами; с их помощью попытались осушить затопленные отсеки броненосца, но из-за течи шлангов сделать это не удалось. Не увенчалась успехом и предпринятая вечером 27 января попытка снять корабль с мели совместными усилиями трех грузовых пароходов.
На следующий день адмирал Старк отдал приказ перевести корабли эскадры с внешнего рейда в гавань. Выполнить это распоряжение было не так-то просто: сидевший на грунте «Ретвизан» перекрывал, как минимум, половину и без того узкого фарватера. Поэтому неудивительно, что процесс перехода с внешнего рейда на внутренний растянулся почти на сутки, а броненосец «Пересвет» в придачу тоже сел на мель, но, к счастью, через 20 минут был снят буксирами.
Таким образом, к 30 января эскадра укрылась в бухте и в дальнейшем отнюдь не стремилась выходить в море. Из крупных кораблей за пределами закрытой гавани остался один «Ретвизан»: несмотря на все старания, снять его с мели никак не удавалось. Тогда командованию пришла мысль извлечь из данной ситуации выгоду. До завершения спасательных работ (а они явно затягивались) «Ретвизан» решили включить в систему обороны рейда в качестве своеобразного плавучего форта. По правому борту броненосца поставили противоторпедные сети, а впереди него на расстоянии 40 — 45 м соорудили бон из перевязанных тросом бревен, к которому прикрепили еще одну противоторпедную сеть, снятую с левого борта «Ретвизана». Помимо такой двойной защиты, организовали постоянное дежурство паровых катеров. Каждую ночь комендоры броненосца, сменяя друг друга, несли вахту у заряженных орудий правого борта. Капитан 1 ранга Щенснович получил дополнительные полномочия по организации охраны рейда, а для оперативной связи с командующим эскадрой и командиром порта «Ретвизан» соединили кабелем с городской телефонной станцией и флагманским броненосцем «Петропавловск».
Как показали дальнейшие события, экипаж броненосца полностью оправдал возложенные на него надежды. В ночь на 1 февраля японские миноносцы «Асагири» и «Хаятори», пользуясь плохой погодой (шел сильный снег), попытались провести разведку рейда, но были обнаружены и отогнаны огнем с «Ретвизана». Следующей ночью все повторилось: вновь пушки броненосца вели огонь по вражеским дозорным судам. Приходилось стрелять «Ретвизану» и в последующие дни — правда, не только по реальным кораблям, но и по «неопознанным объектам».
Кульминацией боев на внешнем рейде стала попытка японцев закупорить порт-артурскую бухту с помощью пароходов-брандеров. Для этого по приказу адмирала Того были подготовлены пять пароходов, которые предполагалось затопить на фарватере между Золотой горой и Тигровым полуостровом, то есть рядом с «Ретвизаном». Японские команды набирались из числа добровольцев. Брандеры эскортировали пять отрядов миноносцев, которые, помимо всего прочего, должны были снять людей с затопленных судов. Прикрытие операции осуществляли главные силы Соединенного флота из шести броненосцев (первый боевой отряд) и такого же числа броненосных крейсеров (второй боевой отряд).
10 февраля в 23.00 брандеры в сопровождении 5-го отряда миноносцев-«истребителей» приблизились к мысу Ляотешань и, укрывшись в тени горного массива, стали дожидаться захода луны. В эту ночь рядом с «Ретвизаном» несли дозорную службу миноносцы «Сторожевой», «Стерегущий» и восемь паровых катеров, многие из которых были вооружены 37-мм пушками. Подходы к базе освещались с Золотой горы и батарей на берегу бухт Белый Волк и Тахэ.
Первыми вышли в атаку японские «истребители». Примерно в 2.45 в луч крепостного прожектора попал миноносец «Кагеро», незаметно подкравшийся вдоль берега почти к самому проходу. Готовый к бою «Ретвизан» содрогнулся от залпа — почти одновременно загрохотали все его орудия правого борта. Японцы выпустили торпеду и медленно отвернули в тень высокого обрыва, куда не доставали прожекторные лучи. Торпеда прошла мимо цели и выскочила на берег, не взорвавшись.
Следующим попытался нанести удар по броненосцу «истребитель» «Сирануи». Но его удалось обнаружить раньше, на расстоянии 4 — 5 кбт. Ожесточенный огонь с «Ретвизана», наших миноносцев, катеров и береговых батарей заставил неприятеля отказаться от атаки. Безуспешными были и действия следовавших за ним миноносцев «Муракумо» и «Югири»: они резко переложили руль и ушли в сторону Тигрового полуострова, причем оба травили пар — вероятно, от полученных попаданий русских снарядов.
Но это была лишь прелюдия. Увлеченные стрельбой по миноносцам 5-го отряда, наши моряки не сразу заметили два больших парохода, показавшихся из-за маяка Люшинкоу. Японские брандеры двинулись к внешнему рейду в 3.20, уже после начала боя с миноносцами. Однако едва они обогнули Ляотешань, как их встретил огонь береговых батарей № 1 и № 2, расположенных на берегу бухты Белый Волк. Расстрелянные «Тяньцзинь-Мару» (4325 брт) и «Буйё-Мару» (1162 брт) наскочили на каменную гряду и, распоров себе днища, затонули. У парохода «Бусиу-Мару» (1690 брт) попаданием снаряда был разбит руль, он потерял управление, и его выбросило на берег. Опасную зону преодолели только два судна — «Хококу-Мару» (2698 брт) и «Дзинсен-Мару» (2312 брт). Именно они неожиданно появились на внешнем рейде и смело устремились прямо на «Ретвизан», намереваясь таранить неподвижный броненосец.
Щенснович приказал не обращать внимания на появлявшиеся в лучах прожекторов миноносцы и сосредоточить огонь на брандерах. В пароходы-заградители посыпались снаряды с «Ретвизана», дозорных миноносцев и береговых батарей. Но, несмотря на ураганный огонь, японцы продолжали двигаться вперед. На мостике шедшего впереди «Хококу-Мару» стоял капитан 2 ранга Такео Хиросэ, в будущем — самый знаменитый в Стране восходящего солнца герой войны 1904 — 1905 годов. Его объятый пламенем пароход неумолимо приближался к цели. Лишь когда до броненосца оставалось несколько десятков метров, очередное попадание вывело из строя рулевое управление. «Хококу-Мару» повернул влево и выскочил на камни прямо у входного маяка на Тигровом полуострове, рядом с «Ретвизаном». Одновременно изрешеченный снарядами «Дзинсен-Мару» уклонился вправо и выбросился на берег у подножия Золотой горы. Экипажи обоих пароходов успели спустить шлюпки и отойти от берега, где их подобрали японские миноносцы. Последние, кстати, продолжали сновать по рейду почти до самого утра, неоднократно вызывая на себя огонь «Ретвизана». Правда, комендорам броненосца сильно мешал продолжавшийся пожар на «Хококу-Мару»: пламя слепило глаза, препятствуя меткой стрельбе.
Орудия замолчали только в 5.45. Подсчитали, что за прошедшую ночь «Ретвизан» выпустил два 305-мм, 71 152-мм, 152 75-мм, 590 47-мм и 120 37-мм снарядов.
Каких-либо потерь и повреждений на броненосце не оказалось. Но самое главное — фарватер, ведущий на внешний рейд, остался чист.
Японцы были близки к успеху и, не будь «Ретвизана» на его вынужденной позиции, наверняка закупорили бы выход из бухты. Несомненно, решающую роль в отражении атаки брандеров сыграла артиллерия броненосца. «Полное расстройство плана неприятеля отношу к молодецкому отпору и убийственному огню «Ретвизана», — так говорилось в телеграмме, отправленной наместником царю 11 февраля. За этот бой капитану 1 ранга Щенсновичу всемилостивейше пожаловали орден Св.Георгия 4-й степени. Получили награды и другие офицеры корабля: старший артиллерийский офицер лейтенант Кетлинский — золотую саблю с надписью «За храбрость», старший штурманский офицер лейтенант Павлинов 2-й и мичман Гурячков — орден Св.Анны 3-й степени с мечами и бантом, старший минный офицер лейтенант Развозов — орден Св.Владимира 4-й степени с мечами и бантом и мичман Саблин — орден Св.Анны 4-й степени с надписью «За храбрость». Кроме того, георгиевскими крестами 4-й степени наградили 25 нижних чинов.
«Ретвизан» нес службу в качестве передовой плавбатареи в течение 30 дней. Лишь после того как носовая часть корабля была полностью разгружена, сняты броневые плиты и в носовой башне демонтированы оба 305-мм орудия, его удалось снять с мели. Это произошло 24 февраля 1904 года— как раз в тот день, когда в Порт-Артур прибыл новый командующий флотом — вице-адмирал С.О. Макаров. Случайное совпадение двух событий вселяло уверенность в том, что в неудачном для России начале войны наступит решающий перелом.
Долгое возвращение в строй
Отсутствие в Порт-Артуре дока, способного вмещать броненосцы, превращало ремонт «Ретвизана» в серьезную проблему. Морякам и корабельным инженерам пришлось импровизировать: уже на следующий день после японской атаки к Щенсновичу начали поступать предложения по заделке пробоины с помощью проволочных шпангоутов, различных накладок и пластырей. На борту броненосца появился даже невесть откуда взявшийся англичанин с совершенно курьезным проектом — он предлагал заполнить затопленные помещения... пустыми бочками, которые-де заставят корабль всплыть. Увы, большинство высказанных идей не выдерживало никакой критики. Единственно приемлемым вариантом признали ремонт с помощью кессона — открытого сверху и плотно подогнанного к борту деревянного ящика, из которого затем откачивалась вода. Правда, параллельно с изготовлением кессона все же попытались заделать пробоину досками, опирающимися на закрепленные изнутри проволочные шпангоуты. Несмотря на самоотверженный труд водолазов, из этой затеи ничего не вышло: при попытке осушить затопленные отсеки давление воды моментально разрушило хлипкую дощатую заплату.
Первыми предложили изготовить деревянный кессон корабельные инженеры Заборовский и Свирский, они же сделали необходимые расчеты и эскизы. Однако при проведении обмеров корпуса были допущены ошибки. В результате построенный в мастерских порта кессон не подошел к борту — в кормовой части остались щели, которые пришлось затыкать мешками с отрубями. Хотя он все же был установлен и позволил снять «Ретвизан» с мели, капитально заделать пробоину с его помощью не представлялось возможным из-за сильной течи. Кроме того, кессон был явно маловат и не охватывал всей площади поврежденного борта.
Но размышлять о том, что лучше — переделывать старый кессон или заказывать новый, пришлось недолго. Утром 26 февраля на порт-артурскую гавань неожиданно начали падать тяжелые снаряды: это японские броненосцы подошли к мысу Ляотешань и, оставаясь вне секторов обстрела береговых батарей, с предельной дальности открыли перекидной огонь через горный массив. Стрельба велась по площадям, наугад и потому не могла быть слишком эффективной, но все же японцам повезло: из 154 12-дюймовых снарядов три угодили непосредственно в русские корабли — крейсер «Аскольд», броненосцы «Севастополь» и «Ретвизан». Причем последний пострадал сильнее всех: около 11.00 один из снарядов разорвался рядом с его левым бортом, обдав осколками броненосец и стоявший рядом с ним пароход «Силач». Главная опасность заключалась в том, что взрыв сильно повредил кессон и перебил водоотливные шланги, в результате чего в торпедную пробоину вновь хлынула вода. Затопление внутренних отсеков шло столь стремительно, что Щенснович решил не искушать судьбу и приказал немедленно выброситься носом на мель.
Тем более, что в этот момент «Ретвизан» получил еще одно — теперь уже прямое — попадание: 305-мм снаряд ударил в броневую плиту правого борта в районе ватерлинии под кормовой башней. К счастью, броня выдержала взрыв, получив лишь незначительную вмятину. Но все равно положение броненосца было незавидным: нос корабля глубоко ушел в ил — так, что палуба бака оказалась вровень с уровнем воды; корма же, наоборот, поднялась, и частично оголились гребные винты. В результате японской бомбардировки на эскадре было убито 7 и ранено 20 человек, причем наибольшие потери понес опять-таки «Ретвизан» — 5 убитых и 10 раненых.
Вместо поврежденного кессона пришлось строить новый, более вместительный. Теперь за эту работу взялся один из лучших корабельных инженеров того времени — Н.Н.Кутейников, прибывший в Порт-Артур вместе с адмиралом Макаровым. Одновременно приступили к временной заделке пробоины пластырем из толстых деревянных брусьев, скрепленных вертикальными стальными балками двутаврового сечения, и парусиновой подушкой для его плотного прилегания к рваным краям. Большую помощь в этом оказали приехавшие из Ревеля опытные водолазы. Правда, не обошлось без несчастных случаев: одного из членов водолазной команды засосало в щель, и спасти его не удалось. Это произошло во время посещения броненосца С.О.Макаровым, и ожидаемого от встречи с командующим подъема боевого духа у экипажа не произошло.
Безнаказанность, с какой неприятель вел обстрел гавани из-за Ляотешаньских гор, заставила адмирала Макарова принять срочные меры. Во-первых, на месте маневрирования японской эскадры выставили минное заграждение. Во-вторых, на Ляотешане оборудовали артиллерийскую батарею и корректировочный пост для обеспечения ответной стрельбы с русских кораблей. Орудия для батареи — четыре шестидюймовки Канэ — сняли с «Ретвизана». Щенснович в своих воспоминаниях называет приказ Макарова о демонтаже пушек «печальным». В действительности решение об установке на берегу артиллерии с находящегося в ремонте броненосца было вполне разумным. Адмирал не мог предположить, что создает прецедент, который вдохновит его преемников довести идею разоружения кораблей «на благо сухопутной обороны» до полного абсурда...
9 марта японский флот предпринял вторую попытку обстрелять Порт-Артур через Ляотешань. Но на этот раз адмирала Того ждал неприятный сюрприз. Едва с броненосцев «Ясима» и «Фудзи» прогремели первые выстрелы, как вокруг них поднялись всплески от падения тяжелых снарядов: это ответили русские корабли. Из Западного бассейна вели огонь два броненосца — «Победа» и «Ретвизан». Первый располагал самой дальнобойной артиллерией (его 254-мм пушки имели угол возвышения 35°), а второму дать отпор японцам позволило, как это ни парадоксально, аварийное состояние. Дифферент на нос увеличил угол возвышения орудий кормовой башни до 19,5°, что обеспечивало стрельбу на дальность до 100 кбт. Хорошо оснащенный наблюдательный пост на Ляотешане и прямая телефонная связь с «Ретвизаном» дали возможность его комендорам уже третьим и четвертым выстрелами взять «Фудзи» в вилку. Затем 305-мм снаряд взорвался буквально в 4 — 5 м от борта того же «Фудзи», и японцы поспешили убраться восвояси. Батарея «ретвизановских» 152-мм орудий огня не открывала, чтобы раньше времени не отогнать врага от выставленного минного заграждения.
Тем временем на берегу под руководством Кутейникова полным ходом шло изготовление нового кессона. Теперь он имел длину 12,5 м, высоту 10 м, ширину внизу 3,7 м и вверху 2,6 м. Основой его стали сосновые брусья сечением 23x18 см, подогнанные вплотную друг к другу и скрепленные сквозными болтами. Для придания прочности всей конструкции по длине кессона пропустили три горизонтальных бруса сечением 30x30 см. Внутри ящика имелись диагональные подкосы и стальные распоры с винтовыми талрепами, а примыкающие к борту стенки были обиты парусиновыми подушками, наполненными мочалом и паклей.
Подвести кессон к броненосцу удалось только 5 апреля. Работы выполнялись плавучим краном, точная установка на положенное место осуществлялась с помощью заведенного на шпили троса и контролировалась водолазами. Откачивание воды из кессона производилось в несколько этапов с постоянным опусканием водолазов для проверки правильности прилегания стенок и днища к борту. По мере осушения деревянный ящик изнутри укрепляли дополнительными распорами.
Работы по исправлению повреждений на самом «Ретвизане» начались сразу после укрепления временного деревянного пластыря — за две с лишним недели до установки кессона. Все деформированные части набора и обшивки вырубались вручную или с применением электрической резки (так называемой «вольтовой дуги»). Те элементы конструкции, которые могли быть выправлены только на берегу в горячем виде (например, стойки позади брони), удалось поднять наверх только через кессон. Кстати, несмотря на внушительные размеры кессона, работать в нем было очень трудно из-за чрезмерной тесноты. Отсутствие вентиляции вынуждало часто менять рабочих, поскольку люди в духоте быстро утомлялись.
Несмотря на более чем скромное оснащение порт-артурских мастерских, новые части набора, внутренних конструкций и обшивки были изготовлены в весьма сжатые сроки. Единственный дефект, который не удалось полностью исправить, — небольшая вогнутость корпуса в его нижней части (сделать это не позволила глубина кессона). Кутейников предложил пойти по другому пути: увеличить толщину деревянной подкладки под броней и, соответственно, применить более длинные болты для крепления броневых плит. Так и сделали, благодаря чему внешне обнаружить эту вогнутость корпуса стало невозможно.
Пожалуй, не будет преувеличением сказать, что русским инженерам и судоремонтникам в Порт-Артуре удавалось творить чудеса. В тяжелейших условиях, при остром дефиците материалов и инструментов, они выполняли сложнейшие работы, и довольно быстро. Первый новый шпангоут установили на «Ретвизане» 20 апреля, а уже 6 мая был приклепан последний лист наружной обшивки. 15 мая в носовую башню вернулись оба 12-дюймовых орудия, 17-го опробовали отремонтированное место водой, а через четыре дня закончили установку демонтированных броневых плит. В полдень 23 мая 1904 года с броненосца сняли кессон, и корабль вновь вступил в строй.
Правда, за истекшее время ситуация вокруг Порт-Артура радикальным образом изменилась. 31 марта вместе с броненосцем «Петропавловск» погиб С.О.Макаров. При полном бездействии русского флота японцы высадили на Ляодунский полуостров 2-ю армию под командованием генерала Оку и вскоре отрезали Порт-Артур от Манчжурии (и, соответственно, от России). Легко одержав победу в бою на Кинчжоуском (Цзиньчжоуском) перешейке, они захватили порт Дальний и вышли на ближние подступы к крепости. Порт-артурская эскадра оказалась в кольце блокады.
Кульминация: бой в Желтом море
После гибели Макарова в командование эскадрой вновь вступил наместник Е.И.Алексеев, однако 22 апреля, ввиду угрозы высадки японских войск, он спешно отбыл из Порт-Артура в Мукден, назначив старшим флагманом эскадры начальника своего Морского штаба контр-адмирала В.К.Витгефта. Вильгельм Карлович был способным штабным работником, но к роли командующего оказался не готов.
С одной стороны, связанный ограничивавшими его самостоятельность противоречивыми инструкциями наместника, а с другой, оказавшийся во власти господствовавшей в среде моряков психологической подавленности, он занял выжидательную позицию. Пассивность флота и передача части артиллерии с кораблей на сухопутный фронт еще больше деморализовали морских офицеров. Даже такой удачный момент, как гибель 2 мая на минах японских броненосцев «Хацусе» и «Ясима», не был использован для активизации действий на море. Лишь получив категорическое распоряжение адмирала Алексеева о прорыве эскадры во Владивосток, Витгефт решился выйти в море. Обреченность, с которой он это делал, чувствуется даже в отданном им приказе, начинавшемся со следующих слов: «Эскадра, окончив исправление судов, поврежденных коварным врагом еще до объявления войны, теперь выходит по приказанию Наместника в море, чтобы помочь сухопутным боевым товарищам защитить Артур. С помощью Бога и Св.Николая Чудотворца, покровителя моряков, постараемся выполнить наш долг совести и присяги перед Государем и разбить неприятеля, ослабленного гибелью на наших минах части его судов...»
Эскадра покинула Порт-Артур 10 июня. «Ретвизан» шел вторым в кильватерной колонне вслед за флагманским «Цесаревичем». На броненосце не доставало двух 152-мм, шести 75-мм и нескольких мелких пушек, переданных на усиление сухопутной обороны крепости. Но это было еще неплохо, поскольку на «Победе» имелось всего три 152-мм орудия вместо положенных 11-ти!
Однако прорыв, увы, не состоялся. Отойдя всего на 20 миль, русские корабли встретили Соединенный флот адмирала Того. Хотя Витгефт располагал шестью броненосцами против четырех японских, он приказал возвращаться назад. Свое решение адмирал мотивировал, в частности, отсутствием на наших кораблях значительной части средней артиллерии... Вечером и ночью русской эскадре пришлось отбиваться от многочисленных атак японских миноносцев. К счастью, ни jдна из вражеских торпед не попала в цель. Зато броненосец «Севастополь» отклонился от протраленного фарватера и подорвался на мине. Кораблю требовался серьезный ремонт, и следующая попытка прорыва теперь зависела от сроков его завершения...
Наступление японских войск на суше поставило перед флотом еще одну важную задачу — артиллерийская поддержка приморского фланга. Для этих целей привлекался и «Ретвизан». Утром 14 июля он совместно с крейсерами «Баян», «Паллада», «Новик» и канонерскими лодками перешел в бухту Тахэ, откуда вел огонь главным калибром по неприятельским позициям в районе горы Юпилаза. В 13.30 с зюйд-оста к русским кораблям приблизились японские броненосные крейсера «Ниссин» и «Касуга», шедшие в сопровождении крейсера «Хасидате» и миноносцев. Через 20 минут с дистанции 62 кбт они открыли огонь по «Ретвизану». Завязалась артиллерийская дуэль, в ходе которой наши корабли снялись с якоря и начали движение к Порт-Артуру. Обе стороны, опасаясь минных заграждений, не хотели сближаться, и потому эффективность стрельбы оказалась невысокой. Русские корабли попаданий не получили, на японском крейсере «Ниссин» снаряды с «Ретвизана» лишь оборвали антенну радиотелеграфа и пробили стеньговый флаг.
В дальнейшем броненосцы вели огонь по противнику прямо из внутренней гавани. Так, орудия «Ретвизана» поддерживали наши войска 17, 19, 22, 24, 25 и 26 июля. Но враг все равно приближался, преодолевая один за другим рубежи обороны крепости. С 25 июля японцы, оборудовав на занятых ими Волчьих горах корректировочные посты, приступили к систематическим обстрелам стоявших в бухте кораблей. Стало очевидным, что дальнейшее пребывание эскадры в Порт-Артуре может привести лишь к ее бессмысленной гибели.
К тому времени ремонт «Севастополя» был закончен, и Витгефт получил телеграмму с «высочайшим» указанием немедленно следовать во Владивосток. Правда, из-за минной пробоины в прорыве не мог участвовать броненосный крейсер «Баян», но ждать его восстановления уже не оставалось времени. «Баян» решено было оставить в Порт-Артуре, сняв с него 152-мм и 75-мм орудия для восполнения недостающей артиллерии на действующих кораблях.
Утром 27 июля к борту «Ретвизана» причалила баржа с двумя шестидюймовыми и четырьмя трехдюймовыми «баяновскими» пушками, которые в экстренном порядке надлежало установить на броненосце. Но в 7.55 начался очередной обстрел гавани с берега. «Ретвизан», «Пересвет» и «Победа» пытались отвечать из всех тяжелых орудий, однако «нащупать» место расположения вражеской батареи не удавалось. Японский же огонь был весьма метким. Стоявшая у борта «Ретвизана» баржа в результате прямого попадания затонула вместе с двумя 152-мм орудиями. В сам броненосец угодило семь 120-мм снарядов. Самым неприятным оказалось полученное в 12.10 попадание в левый борт в районе 26-го шпангоута: снаряд нырнул в воду и взорвался под броневым поясом, сделав пробоину площадью около 2,1 м2. Корабль принял 400 т воды, затопившей пять отделений и вызвавшей крен в 1°. Кроме того, была пробита первая дымовая труба, повреждено одно 75-мм орудие. Осколками снаряда, разорвавшегося на крыше носовой башни, легко ранило Э.Н. Щенсновича.
Всего же на броненосце получили ранения 15 человек, включая отравившегося пороховыми газами старшего офицера лейтенанта Скороходова; погиб и один машинист на работавшем рядом плавучем кране.
К заделке пробоины приступили в 18.00, сразу же после прекращения бомбардировки. Продольные переборки подкрепили брусками, с внутренней стороны установили стальные распоры. Снаружи на пробоину наложили железный лист, но он был мал и опирался на обшивку только углами. К утру работы удалось закончить, но ни о какой герметичности речь не шла. В примыкавших к поврежденному месту отсеках осталось 250 т воды; еще столько же приняли в отсеки правого борта для выравнивания крена. «С такой негодной затычкой броненосец был в бою 28 числа», — так написал в своих воспоминаниях командир «Ретвизана».
Рано утром 28 июля броненосец «Ретвизан» развел пары и в 6.15 снялся с бочек внутреннего рейда. На этот день был назначен выход эскадры с целью прорыва во Владивосток. Адмирал Витгефт, выслушав рапорт Щенсновича о состоянии вверенного ему корабля, решил, что «Ретвизан» пойдет в составе эскадры в соответствии с назначенной диспозицией. Но если на броненосце не выдержат переборки и он начнет заполняться водой, то ему разрешается выйти из строя и самостоятельно возвращаться в Порт-Артур. В этом случае броненосец должно будет сопровождать госпитальное судно «Монголия».
В 8.30 русская эскадра снялась с якоря и, следуя за тралящим караваном, взяла курс в открытое море. А менее чем через четыре часа началось генеральное сражение, известное как бой в Желтом море. Именно оно стало определяющим в судьбе Первой Тихоокеанской эскадры...
«Ретвизан» следовал в кильватер флагманскому «Цесаревичу». Из вооружения броненосца исправными были четыре 305-мм, десять 152-мм, 17 75-мм и 22 47-мм пушки. То есть до полного комплекта ему не хватало двух 152-мм, трех 75-мм, двух 47-мм, всех (шести) 37-мм орудий и четырех пулеметов. Кроме того, отсутствовал один уничтоженный взрывом 27 января торпедный аппарат, а еще один был в нерабочем состоянии. Максимальную скорость своего корабля из-за лишних 500 т воды и ненадежности заделки пробоины Щенснович оценивал в 13 узлов, что соответствовало значению эскадренного хода, определенного адмиралом Витгефтом.
Первыми в 12.15 с огромной дальности — более 80 кбт — огонь открыли японцы. Когда дистанция сократилась до 75 кбт, ответили 12-дюймовки «Ретвизана». В кормовой башне стреляли оба орудия, в носовой — только правое, поскольку у левого еще 15 июля, во время перекидной стрельбы, сломался барабан зарядника, и теперь на больших углах возвышения оно действовать не могло. 75-мм и 47-мм пушки в бою на таких дальностях были бесполезны, и Щенснович приказал прислуге покинуть посты и укрыться за броней.
На дистанции 60 кбт в артиллерийскую дуэль включились шестидюймовки. Стреляли залпами, преимущественно по флагманской «Микасе», а когда та оказалась на большом удалении, то — по ближайшему вражескому кораблю. В 13.00 противники разошлись контргалсами, и на русской эскадре сыграли отбой.
За первую фазу боя, продолжавшуюся около 45 минут, «Ретвизан» выпустил 42 305-мм и 82 152-мм снаряда, получив, в свою очередь, 12 попаданий. Один из вражеских снарядов сделал пробоину в носовой части с правого борта в районе кондукторской кают-компании. Пробоина располагалась чуть выше ватерлинии и сильно захлестывалась волнами. Остальные повреждения оказались несущественными. Два 152-мм орудия пострадали от собственной стрельбы: у одного вырвало втулку воздушного клапана, а у другого сломался зубец подъемной шестерни. Но через час оба орудия удалось исправить.
Вторая фаза сражения началась в 15.30. Артиллерийская дуэль возобновилась на дальности 60 — 70 кбт и даже меньше, временами эскадры сближались до 30 кбт. В бой вступило и левое носовое башенное орудие «Ретвизана», вслед за ним — малокалиберная артиллерия. Броненосцу везло: вражеские снаряды не причиняли серьезных повреждений. Весьма характерно, что два замолчавших в самый разгар боя 152-мм орудия вышли из строя из-за поломок: у обоих выкрошились зубья подъемных дуг и шестерен. Одно из орудий (№ 25) через некоторое время удалось отремонтировать, у другого (№ 33) в процессе работ взрывом вражеского снаряда оторвало ствол.
Примерно в 17.00 «Ретвизан» содрогнулся от удара: тяжелый снаряд попал в кромку амбразуры носовой башни. Взрывом убило одного комендора и ранило шесть человек, в том числе командира башни. В момент взрыва производилось заряжание левого орудия; от удара 305-мм снаряд сместился назад, раздавил оба полузаряда и заклинил зарядник. Парусиновые чехлы на амбразурах загорелись; при их тушении залили водой реле и клеммы системы электрического привода. К тому же попавшие под мамеринец осколки заклинили вращение башни. Таким образом, «Ретвизан» лишился половины своей тяжелой артиллерии, и просто удивительно, что экипажу броненосца через час удалось вновь ввести башню в строй. Правда, она по-прежнему не вращалась, и стрельба из орудий осуществлялась в тот момент, когда, благодаря поворотам корабля, противник сам попадал в перекрестие прицела. Так было сделано три выстрела.
.... Бой продолжался уже несколько часов, но ни одной из сторон не удавалось достичь сколько-нибудь значительного успеха. Но около 17.30 волею случая чаша весов сместилась в пользу Того. Два последовательных попадания 305-мм снарядами в «Цесаревич» решили судьбу русской эскадры. Адмирал Витгефт погиб, офицеры его штаба, а также все находившиеся в боевой рубке люди, включая командира броненосца капитана 1 ранга Н.М. Иванова, были убиты или ранены влетевшими в смотровые щели осколками. Флагманский корабль потерял управление и выкатился из строя, сильно накренившись на правый борт (Точное время двух роковых попаданий в «Цесаревич» не установлено: в разных документах время гибели Витгефта колеблется в пределах 17.00 — 17.40. По японским данным, убивший адмирала снаряд взорвался в 17.37 (то есть в 18.37 по Токио)).
Поскольку никаких сигналов на его мачтах не появилось, шедшие за ним «Ретвизан» и «Победа» тоже начали ворочать влево. Но когда «Цесаревич», описав циркуляцию, пересек линию русских кораблей между «Пересветом» и «Севастополем», едва не подставив свой борт под таран последнего, стало ясно: эскадра осталась без управления. Броненосцы сбились в кучу, фактически перестав быть боевым соединением. Противник воспользовался этим и ужесточил огонь. Положение русских становилось критическим.
В столь непростой ситуации первым сориентировался Э.Н.Щенснович. «Идем на таран!» — скомандовал он и направил свой корабль прямо на неприятеля. Японцы, увидев приближавшийся на всех парах броненосец, открыли по нему сосредоточенный огонь. Однако русский корабль приближался так быстро, что наводчики не успевали переставлять прицелы, и снаряды падали далеко за кормой. Вот как описывал этот кульминационный момент боя очевидец — находившийся на борту госпитального судна «Монголия» редактор порт-артурской газеты «Новый край» Е.К.Ножин: «Ретвизан», эта стальная громада, очутился словно в кипящем гигантском котле. Вокруг него непрерывно вздымались огромные столбы воды меньшей и большей высоты. Противник всю силу орудийного огня направил на него, буквально засыпая его снарядами всех калибров».
К сожалению, выполнить отчаянный маневр не удалось: когда до ближайшего вражеского корабля — броненосного крейсера «Ниссин» — оставалось не более 17 кбт, в боевую рубку «Ретвизана» влетел шальной осколок и ударил Щенсновича в живот. Командир вскрикнул от боли и на короткое время упустил управление кораблем. Придя в себя, он увидел, что японская эскадра вышла из опасной зоны, а из наших броненосцев ни один не последовал его примеру, и приказал повернуть назад. К тому времени все русские броненосцы тоже развернулись и взяли курс на Порт-Артур. Того не стал преследовать наши корабли, ограничившись лишь посылкой вслед уходящей эскадре нескольких отрядов миноносцев. Не исключено, что такое решение он принял под впечатлением храброй атаки «Ретвизана».
Конечно, с современной точки зрения, последняя в истории попытка применения броненосцем тарана в эскадренном бою выглядит настолько невероятной и обреченной на неудачу, что авторы некоторых публикаций вообще подвергают сомнению сам факт этой попытки. Так, И.Бунич в своей книге «В огне войн и переворотов» пишет, что «Ретвизан» 28 июля 1904 года «просто метался, как обезумевшая от страха лошадь, интенсивно ища того направления, в котором можно было бы быстрее уйти от опасности», а Щенснович «хитрил по своему обыкновению» и якобы придумал версию о таране после боя «для самооправдания». С этим утверждением трудно согласиться. Во-первых, о намерениях таранить неприятеля говорится не только в рапорте командира «Ретвизана», но и во многих других документах и свидетельствах участников боя: командира броненосца «Севастополь» капитана 1 ранга Эссена, старшего офицера броненосца «Полтава» капитана 2 ранга Лутонина и других. Во-вторых, попытка тарана вполне соответствовала тактическим представлениям большинства тогдашних офицеров и адмиралов Российского флота, включая, кстати, и С.О.Макарова. Наши моряки, в отличие от японских, накануне войны рассчитывали, что дистанция эскадренного боя будет составлять 10—15 кбт, и применение тарана в таких условиях отнюдь не исключалось. Увы, эти предположения не оправдались, и отсутствие у русских комендоров опыта стрельбы на большие дистанции стало одной из главных причин поражения в войне с Японией. Возвращение русских кораблей в Порт-Артур происходило сумбурно и напоминало бегство. В командование эскадрой вступил младший флагман — контр-адмирал князь П.П.Ухтомский, находившийся на броненосце «Пересвет». Однако на его корабле были сбиты обе стеньги, что сильно затруднило передачу сигналов. С «Ретвизана» привязанные к крыльям мостика «Пересвета» флаги просто не заметили. Поэтому Щенснович, никак не прореагировав на приказ Ухтомского уменьшить ход, обогнал отступавшие броненосцы и прямиком направился в Порт-Артур. После наступления темноты его трижды пытались атаковать японские миноносцы, но интенсивный огонь заставлял неприятеля выпускать торпеды издалека, и корабль избежал попаданий. На рассвете «Ретвизан» чуть было не стал мишенью для миноносца «Властный», принявшего русский корабль за схожий по силуэту японский крейсер «Адзума». Но все обошлось благополучно, и броненосец первым бросил якорь на артурском рейде. Вскоре показались и другие корабли, среди которых недоставало ушедших в нейтральные порты броненосца «Цесаревич», крейсеров «Аскольд», «Диана» и попытавшегося прорваться во Владивосток крейсера «Новик».
Всего за время боя «Ретвизан» выпустил 77 305-мм снарядов (4 бронебойных и 73 фугасных), 310 152-мм (51 бронебойный, 241 фугасный и 18 сегментных), 341 75-мм (260 стальных и 81 чугунный) и 290 47-мм (230 стальных и 60 чугунных). В корабль попал 21 (согласно официальному отчету Щенсновича — 23) японский снаряд, но, несмотря на столь значительное число попаданий, повреждения броненосца оказались не слишком серьезными. Были разбиты все прожекторы и шлюпки, выведен из строя носовой компас, пробита фок-мачта и раздроблен элеватор подачи снарядов на фор-марс. У ватерлинии по правому борту образовалась пробоина от вражеского снаряда, через которую на ходу поступала вода в кондукторскую кают-компанию и носовой лазарет. Вражеским огнем были выведены из строя одно 152-мм (№ 33), два 75-мм (№ 22 и 27) и пять 47-мм орудий (№ 41, 49, 66, 70 и 71). Остальные повреждения — в основном осколочные — можно считать незначительными. Во всяком случае, броня нигде не была пробита, котлы и механизмы оставались в исправности. Потери в личном составе для столь ожесточенного боя также оказались относительно невелики: шесть матросов были убиты и 38 ранены, в том числе четверо — тяжело. Из офицеров легкие ранения получили пять человек: командир корабля Э.Н.Щенснович, мичманы Н.В.Саблин 3-й, В.А.Гурячков, П.C.Столица и князь Д.Н.Голицын. Для сравнения укажем, что на флагманском корабле адмирала Того, по японским официальным данным, за это же время было убито 24 и ранено 89 человек.
И все же, несмотря на то, что в ходе боя в Желтом море ни один из кораблей не был потоплен, приходится с горечью констатировать: русская эскадра потерпела поражение. Прорыв во Владивосток не удался, а интернирование «Цесаревича», «Аскольда» и «Дианы» в нейтральных портах окончательно лишило надежды на то, что нам удастся перехватить у японцев инициативу в действиях на море. Блокированный со всех сторон Порт-Артур превращался в западню, вырваться из которой у флота шансов уже почти не оставалось...
Ловушка для флота
Несостоявшийся прорыв и гибель командующего подействовали на моряков удручающе. Даже, безусловно, храбрые, отлично зарекомендовавшие себя офицеры—такие как Э.Н.Щенснович и командир «Баяна» Р.Н.Вирен — теперь не верили в способность флота нанести какой-либо урон неприятелю на море и призывали к разоружению кораблей для усиления сухопутной обороны. На совещании флагманов и командиров, созванном контр-адмиралом Ухтомским 6 августа, против этой точки зрения пытался протестовать только капитан 1 ранга Н.О.Эссен, но его голос не был услышан. Каждому из крупных кораблей поручили взять «шефство» над участком обороны Порт-Артура; «Ретвизану», в частности, достался восточный район от бухты Тахэ до батареи «литеры Б».
Пока морское командование неторопливо обсуждало роль флота в сложившихся условиях, инженеры и рабочие-судоремонтники под руководством Н.Н.Кутейникова трудились не покладая рук, по-прежнему продолжая творить чудеса. Невзирая на ежедневные артобстрелы и острейшую нехватку материалов, им всего за неделю удалось исправить наиболее тяжелые повреждения кораблей, полученные в бою 28 июля. А полностью ремонтные работы были закончены к началу сентября.
На «Ретвизане» начали с заделки подводной пробоины, полученной накануне боя. В этот раз удалось обойтись без кессона: вместо него изготовили относительно небольшой деревянный ящик с уплотнениями из парусины и с помощью водолазов закрыли им снаружи временную заделку. Потом откачали из отсеков воду, и все дальнейшие работы велись изнутри корпуса. Стальной лист, закрывавший пробоину, заменили на новый, большего размера, толщиной 13 мм. Чтобы его надежно закрепить, в нем сделали эллиптическое отверстие, через которое затягивали установленные по периметру болты. Затем отверстие закрыли крышкой на резиновой подкладке, после чего ящик убрали. А для большей прочности с внутренней стороны заделку залили толстым слоем цемента.
Но парадокс заключался в том, что одновременно с восстановлением кораблей эскадры шло их разоружение. Пушки вместе с прислугой передавались на сухопутный фронт, из матросов формировались десантные отряды. Хотя «Ретвизана» это коснулось в меньшей степени (до сентября артиллерия с него не снималась), но все равно боеспособность броненосца падала — главным образом за счет резкого сокращения экипажа. На батареи и прожекторные посты отведенного ему участка обороны ушел 171 человек; 8 августа из «ретвизановцев» была образована десантная рота в составе 206 нижних чинов под командованием лейтенанта Пущина, находившаяся в резерве во время ожесточенного штурма крепости японскими войсками.
Основной (а фактически — единственной) боевой задачей крупных кораблей стала огневая поддержка сухопутного фронта. Активно участвовал в этом и «Ретвизан». С 4 по 23 августа он провел 14 стрельб, неоднократно заставляя замолчать вражеские батареи. Об интенсивности его огня можно судить по следующим цифрам: только за 5 дней (с 8 по 12 августа) броненосец выпустил по японцам 27 305-мм и 252 152-мм снаряда. При этом сам он, несмотря на регулярные бомбардировки бухты, никаких повреждений не получил.
23 августа была получена телеграмма от наместника Алексеева, согласно которой порт-артурская эскадра теперь переименовывалась в Отдельный отряд броненосцев и крейсеров 1 ранга, и ее командующим назначался капитан 1 ранга Р.Н.Вирен. Контр-адмирал князь Ухтомский отзывался в штаб наместника в Мукден. Далее следовали инструкции о немедленном выходе в море для прорыва во Владивосток. Увы, новый командующий, вскоре произведенный в контр-адмиралы, продолжал ту же политику, что и оба его предшественника. Разоружение кораблей продолжалось, а в адрес главнокомандующего направлялись пространные донесения о невозможности прорыва морской блокады...
Второй акт порт-артурской трагедии начался 19 сентября 1904 года. В этот день на стоявшие в гавани корабли обрушились 280-мм снаряды тяжелых осадных гаубиц. Японцы корректировали их огонь с захваченной 7 сентября Длинной горы, откуда хорошо просматривался не только Восточный, но и Западный бассейн осажденного порта. Девять снарядов попали в «Пересвет», и стало ясно, что теперь гибель эскадры — это лишь вопрос времени.
Бомбардировки проводились ежедневно. Особенно сильный обстрел гавани начался 25 сентября, что вынудило державшего флаг на «Ретвизане» контр-адмирала Вирена сняться с якоря, перейти на внешний рейд и укрыться за Тигровым полуостровом. К тому времени «Ретвизан», получивший попадания всего двух 280-мм снарядов, считался наиболее боеспособной единицей отряда. Но его выход из бухты тотчас же был замечен неприятелем. С заходом солнца броненосец вернулся на внутренний рейд. И весьма своевременно: всю ночь между Тигровым полуостровом и Золотой горой рыскали японские миноносцы, посланные на охоту за русским флагманом...
В целом «Ретвизану» относительно везло: за период с 26 сентября по 18 октября в него попало четыре 280-мм и три 120-мм снаряда, не причинивших особых повреждений. Самые неприятные последствия мог вызвать один из трех 280-мм снарядов, угодивших в броненосец 8 октября: он пробил борт в районе ватерлинии между 49-м и 50-м шпангоутами и застрял в угольной яме, к счастью, не взорвавшись. «Ретвизан» регулярно вел и ответную стрельбу по японским батареям и скоплениям войск, но она день ото дня становилась все более редкой: сказывалась нехватка боеприпасов.
В ноябре ожесточенные бои разгорелись вокруг стратегически важной Высокой горы. В ее обороне активно участвовали и моряки с «Ретвизана». Больше недели защитники крепости отражали непрерывные атаки японцев. В конце концов силы оборонявшихся иссякли. 22 ноября противник захватил обе вершины горы, с которой бухта была видна как на ладони. Немедленно там организовали корректировочный пост для тяжелых гаубиц. И уже в 10.30 начался расстрел остатков русской эскадры.
Главной мишенью осадочной артиллерии в тот день стал «Ретвизан». Броненосец находился в Западном бассейне, напротив железнодорожной станции. Его палуба была засыпана углем и шлаком, а сверху покрыта железными листами — таким образом надеялись защитить корабль от падавших под большим углом снарядов... Но это не помогло. Один за другим в неподвижный броненосец попало восемь 280-мм снарядов. Первый из них ударил в шканцы, пробил палубу и разорвался в каюте командира; взрывом искорежило переборки и отбило ствол у 75-мм орудия. Второй и третий попали в броневой пояс левого борта и не причинили вреда. Еще четыре снаряда разорвались на палубе и мостиках, осыпав корабль осколками, но не нанеся ему тяжелых повреждений. Самым неприятным оказалось седьмое по счету попадание — в подводную часть левого борта, а оттуда — в погреб № 6. К счастью, обошлось почти без потерь в личном составе: были ранены всего два человека — один матрос (тяжело) и командующий отрядом контр-адмирал Вирен (легко).
К сожалению, к тому времени командиры русских кораблей уже смирились с неминуемым падением крепости и на все махнули рукой. Только этим можно объяснить, что они допустили позорное затопление броненосцев и крейсеров в мелководной гавани, даже не попытавшись вывести их хотя бы на глубоководный внешний рейд. Единственным, кто увел вверенный ему корабль — броненосец «Севастополь» — в бухту Белый Волк, стал капитан 1 ранга Эссен. Позже «Севастополь» был затоплен на большой глубине и не достался врагу в качестве трофея. Увы, Щенснович не последовал примеру своего коллеги...
На следующее утро, 23 ноября, бомбардировка порт-артурской гавани возобновилась. Уже первые три 280-мм снаряда поразили левый борт «Ретвизана» ниже ватерлинии. В отсеки хлынула вода, начал нарастать крен... Борьба за живучесть велась довольно вяло, так как снаряды продолжали падать на броненосец. Один из них взорвался в 4-й кочегарке, выведя из строя единственные находившиеся под парами котлы. Другой поразил 6-й машинный погреб, выведя из строя пожарную помпу и разрушив прилегавшие к машинному отделению переборки. То там, то тут возникали пожары. Один снаряд попал в патронный погреб — к счастью, уже заполненный водой, что предотвратило детонацию боезапаса... Около 16.00 «Ретвизан» сел на грунт с креном на левый борт в 4°. Его якорь по каким-то соображениям был закреплен на берегу, и, как свидетельствует английский корреспондент Н.Сеппинг-Райт, «когда корабль погружался на дно, то своей тяжестью он потащил за собой якорь, который оставил глубокую борозду на твердой мостовой, устланной мелким щебнем».
Всего за этот роковой день в «Ретвизан» попало 20 японских снарядов: 14 280-мм и 6 150-мм. Из его экипажа один человек был убит и шестеро ранены.
В течение ночи команда свозила на берег вещи, боеприпасы и судовое имущество. В частности, удалось выгрузить все 152-мм и 75-мм снаряды, часть 47-мм и винтовочных патронов, некоторое количество 305-мм полузарядов. К утру работы были закончены, и капитан 1 ранга Щенснович приказал оставить корабль. 24 ноября командир порта контр-адмирал И.К.Григорович подписал приказ № 1978, согласно которому «Ретвизан» отныне считался «окончившим кампанию» и исключался из списков.
20 декабря 1904 года Порт-Артур пал. Малоприятная роль подписать акт о капитуляции от флота досталась капитану 1 ранга Щенсновичу — таков был приказ командующего уже несуществующим отрядом кораблей контр-адмирала Вирена. Накануне вечером моряки пытались уничтожить затопленные в бухте броненосцы. Несколько взрывов прогремело на «Ретвизане». В частности, они вывели из строя обе башни главного калибра, причем с кормовой была сорвана крыша.
«Авось» и «Ретвизанчик»
Как уже говорилось в начале нашего повествования, «Ретвизан» располагал четырьмя довольно большими минными катерами, два из которых фактически являлись миноносками. С началом боевых действий, пока броненосец находился на мели у Тигрового Хвоста, а затем в ремонте, его самоходные плавсредства покинули свои штатные места и активно включились в оборону Порт-Артура. В результате минные катера «Ретвизана» во время русско-японской войны жили «самостоятельной жизнью» и поэтому заслуживают отдельного рассказа.
С первых же дней войны на долю катеров русских броненосцев выпал огромный объем работ. Маленькие суда оказались незаменимыми для ночной сторожевой службы на внешнем рейде и для траления мин. Наиболее активно использовались для этих целей катера «Пересвета» и «Ретвизана». Даже в ноябре 1904 года, когда на стоявшие в гавани корабли сыпались снаряды японских осадных орудий, они продолжали ежедневно выходить в море для очистки внешнего рейда от неприятельских мин. Думается, что эти суденышки среди Первой Тихоокеанской эскадры стали абсолютными рекордсменами по числу пройденных за время войны миль.
Участвовали они и в более дальних походах (или «авантюрах», как их называли порт-артурские моряки). Счет им открыл рейд, осуществленный по инициативе лейтенанта М.С.Рощаковского. Этот энергичный офицер, видя бездействие эскадры во время высадки японских войск на Ляодунский полуостров, обратился к Витгефту с просьбой выделить в его распоряжение минный катер для атаки вражеских судов, замеченных в бухте Керр. Успех операции представлялся весьма сомнительным, но Рощаковский надеялся на незаметность малого судна ночью. Командующий эскадрой логично рассудил, что в случае неуспеха ущерб для эскадры будет невелик, и просьбу лейтенанта удовлетворил. Выбор пал на моторный минный катер с «Ретвизана». Новый командир дал ему характерное имя «Авось», как бы подчеркивавшее рискованность предстоящего предприятия.
Днем 25 апреля «Авось» вышел, из Порт-Артура. Катер был оснащен бензиновым двигателем системы Луцкого; его вооружение состояло из носового аппарата для метательных мин и двух бугельных торпедных аппаратов по бортам. Ночью он незаметно достиг Даляньваньского залива и укрылся в бухте Один (Дагушаньвань). В ночь на 27 апреля катер отправился на охоту в залив Керр. Однако вскоре неподалеку им был обнаружен японский миноносец. Рощаковский попытался незаметно проскочить мимо противника вдоль самого берега, но не рассчитал, и «Авось» сел на камни. Снять его с мели не удалось. В конце концов катер пришлось взорвать, а команде — добираться до берега вплавь, и затем пешком до города Дальний.
7 мая в залив Даляньвань отправились сразу три паровых катера с броненосцев «Севастополь», «Ретвизан» и крейсера «Аскольд» под командованием мичманов Геркена, Барановского и Алексеева. К тому времени уже начались бои на Кинчжоуском перешейке, и адмирал Витгефт поставил перед моряками задачу не допустить переправы японцев в тыл нашему правому флангу через бухту Хунуэза. Катера вооружили скорострельными пушками, пулеметами; два из них имели метательные мины. Своего рода «флагманом» среди них был катер с «Ретвизана» (судя по всему, 56-футовый № 1).
Переход в Дальний оказался непростым: у «севастопольского» катера забарахлила машина, и «ретвизановцам» пришлось вести своих товарищей на буксире. В море неоднократно появлялись японцы, поэтому экспедиции приходилось прятаться в ближайших бухтах. На следующий день катера прибыли в Дальний и поступили в распоряжение капитана 2 ранга Скорупо.
8 последующие дни они совершали рейды по заливу Даляньвань, осматривали подозрительные китайские джонки, а 13 мая прямой наводкой вели огонь из 47-мм пушек по японским войскам на побережье бухты Хунуэза. Но отстоять перешеек русским войскам не удалось. В ночь на 14 мая катера оставили подожженный Дальний и направились в Порт-Артур. «Севастопольца» опять пришлось вести на буксире. Увы, вернуться в базу им было не суждено: у бухты Меланхэ путь преградили четыре японских миноносца. Нашим морякам ничего не оставалось, как посадить свои катера на камни и взорвать их с помощью собственных метательных мин. Экипажи не пострадали и к вечеру по суше добрались до Порт-Артура.
Два месяца спустя в очередную «авантюру» отправились минные катера с броненосцев «Победа» и «Ретвизан» (последним командовал мичман Свиньин). Вечером 13 июля они вышли в бухту Тахэ, где накануне были обнаружены японские минные заградители. Всю ночь катера простояли в засаде, но неприятельские суда так и не появились.
Еще один боевой выход в бухту Тахэ «ретвизановский» катер совершил 22 сентября. На сей раз он буксировал двухвесельный ял с диверсионной командой из трех человек во главе с инженер-механиком Лосевым (также из экипажа «Ретвизана»). Добровольцы намеревались проникнуть в тыл врага и подорвать 280-мм батарею, начавшую обстрел рейда. К сожалению, при подходе к берегу их заметили японцы, и операция сорвалась.
Самая известная «авантюра» была проведена под командованием мичмана В.И.Дмитриева в ночь на 22 ноября. Мичман отправился в залив Тункао, где, как сообщалось, обычно ночует японский броненосец «Чин-Йен». Для этой операции ему выделили «ретвизановский» 56-футовый минный катер № 2, вооруженный одним носовым торпедным аппаратом. Вместе с Дмитриевым вызвались идти офицер с крейсера «Паллада» прапорщик В.М.Морозов и десять добровольцев. Полагавшиеся по штату малокалиберная пушка и пулемет давно были переданы на сухопутный фронт, поэтому в случае встречи с неприятелем наши моряки полагались, по словам Дмитриева, лишь «на бомбочки (то есть ручные гранаты — авт.), топоры и крепкий нос катера, которым при удаче можно протаранить борт миноносца». Кроме того, переняв опыт японцев, «диверсанты» взяли с собой три банки, наполненные «всякой горючей дрянью» — прообраз будущих дымовых шашек.
Вышли в полную воду — так было меньше шансов наткнуться на мину. Катер мог развивать ход до 11 узлов, но пришлось идти со скоростью не более семи узлов, иначе из трубы начинали вылетать искры, хорошо заметные в темноте. А гарантировать успех «авантюры» могла только скрытность.
Через два часа впереди по курсу внезапно появились три японских четырехтрубных миноносца. Они шли наперерез малым ходом, буквально подставляясь под торпедный выстрел. Катеру удалось приблизиться метров на 35 и выпустить мину Уайтхеда в левый борт среднего миноносца. И в следующее мгновенье позади машинного отделения «японца» взметнулся столб воды и раздался грохот взрыва. «Ретвизановский» катер, не мешкая, обошел пораженный корабль с кормы и под носом у следующего проскочил на правую сторону. Японцы так и не заметили противника, вероятно, считая, что произошел взрыв мины.
В.И.Дмитриев с командой благополучно вернулись назад; позже за эту атаку его наградили орденом Св.Георгия 4-й степени, а всех остальных участников — Георгиевскими крестами. Следующей ночью мичман повторил рейд в бухту Тункао и выпустил торпеду в стоявшее там однотрубное судно, но промахнулся.
Японцы в своей официальной истории войны отрицают факт торпедирования минным катером миноносца. Однако они признают, что накануне (в ночь на 20 октября) в районе мыса Ляотешань подорвался на мине четырехтрубный «истребитель» «Оборо», который был взят на буксир другими миноносцами и отведен для экстренного ремонта как раз в район бухты Тункао. Не исключено, что через сутки он получил повторный удар, на сей раз «ретвизановского» катера. Возможно также, что пострадал не он, а один из его сотоварищей: ведь при описании собственных потерь японцы не отличались искренностью, а их архивные материалы о войне 1904 — 1905 годов до сих пор не опубликованы. О том, что атака мичмана Дмитриева оказалась отнюдь не безрезультативной, косвенно свидетельствуют такие факты: во-первых, японские суда на протяжении следующих дней усиленно тралили место взрыва (полагая, что миноносец подорвался на мине — ведь катер так и не был ими обнаружен!), во-вторых, утром 22 октября с форта № 1 заметили, что в бухту Лунвантань два миноносца прибуксировали третий, сильно осевший, и оставили его на мелководье.
Другое дело, что часто встречающееся утверждение о потоплении В.И.Дмитриевым японского миноносца также, мягко говоря, преувеличено. Уничтожить большой «истребитель» было не так-то просто хотя бы потому, что русские минные катера по какой-то непонятной традиции продолжали вооружать безнадежно устаревшими 380-мм торпедами образца 1880 года с боевым зарядом из влажного пироксилина весом чуть более 30 кг, хотя размеры 18-тонной миноноски вполне позволяли установить на ней куда более мощное торпедное оружие...
До конца осады крепости минный катер № 2 находился в бухте Белый Волк, участвуя в отражении японских атак на броненосец «Севастополь». В ночь на 19 декабря он под командованием лейтенанта Волкова вышел в море, незаметно проскочил мимо японских патрулей и прибыл в китайский порт Чифу. Там он вместе с другими прорвавшими блокаду катерами и тремя миноносцами был интернирован до конца войны. В 1905 году его перевели во Владивосток и переименовали в «Ретвизанчик». Он долго служил в качестве портового катера и погиб во время шторма при эвакуации белых из Приморья в октябре 1922 года.
На службе у микадо
Подъем затопленных (точнее, севших на грунт) в Порт-Артуре судов не представлял особых проблем: глубина бухты была такова, что уровень воды едва доходил до верхней палубы, да и то лишь во время прилива. Другое дело, что целесообразность восстановления полностью разрушенных, выгоревших да и к тому же сильно отличавшихся по конструкции и системам вооружения кораблей представлялась весьма сомнительной. И, тем не менее, японцы, не считаясь с затратами, с энтузиазмом взялись за подъем и ремонт доставшихся трофеев. В результате к концу 1908 года из 12 числившихся в строю броненосцев ровно половину составляли бывшие русские корабли — факт для мировой истории беспрецедентный.
«Ретвизан» был поднят 22(9) сентября 1905 года (Далее даты приводятся по новому стилю). На его кормовом балконе появились иероглифы с новым названием — «Хидзен»(так звучит старинное наименование одной из японских провинций). Первоначальный ремонт осуществлялся в Порт-Артуре (или Рёдзюне, как стали именовать этот город новые хозяева), а затем броненосец отбуксировали в Сасебо. Его окончательное восстановление продолжалось еще почти три года — с января 1906 по ноябрь 1908-го.
К сожалению, достоверная информация о внесенных в конструкцию корабля изменениях отсутствует. Известно, в частности, что на испытаниях «Хидзен» развил ход в 18,8 узла при мощности механизмов в 16 120 л.с. Вместо котлов Никлосса, по всей вероятности, установили японские системы Миябара. А вот утверждение, будто вся артиллерия «Ретвизана» была заменена на «армстронговскую», вызывает сомнение. Вероятнее всего, 305-мм и 152-мм орудия остались прежними, а пушки меньших калибров, действительно, заменили на 76-мм и 47-мм аналоги английского образца (Именно так японцы поступили с "Пересветом», «Победой», «Варягом» и другими трофейными кораблями. Достоверно известно, что 305-мм башенные орудия были заменены лишь на «Полтаве». Правда, поскольку обе башни «Ретвизана» перед сдачей Порт-Артура были подорваны, вероятность замены в них орудий главного калибра все же существует).
Неисправные подводные торпедные аппараты заменять не стали: их просто демонтировали. Внешне «Хидзен» стал отличаться от «Ретвизана» формой дымовых труб, отсутствием боевых марсов на мачтах, новым рангоутом и несколько переделанными мостиками.
В конце 1908 года «Хидзен» вошел в строй флота микадо в качестве линкора. Его карьера под новым флагом началась с грандиозного парада — смотра восстановленных трофейных кораблей. Последующие годы проходили в учебных плаваниях и маневрах. В начале Первой мировой войны «Хидзен» привлекался к охоте за эскадрой адмирала Шпее — в частности, в сентябре 1914 года он совместно с броненосными крейсерами «Асама» и «Идзумо» был отправлен на поиски неприятеля аж в центральную часть Тихого океана. 15 октября «Хидзен» и «Асама» подошли к Гонолулу, где укрылась старая немецкая канонерка «Гейер». Последняя вскоре была интернирована американцами, и японские корабли взяли курс к своим берегам, так и не сделав ни одного выстрела.
В начале 1918 года «Хидзен» вместе с кораблями других стран Антанты прибыл во Владивосток. В течение последующих трех лет он неоднократно появлялся у пирсов этого города, морально поддерживая японскую интервенцию в Приморье.
В сентябре 1921 года устаревший броненосец был переклассифицирован в судно береговой обороны, а после Вашингтонской конференции — разоружен. 20 сентября 1923 года «Хидзен» официально исключили из боевого состава флота и переоборудовали в плавучую мишень. 12 июля следующего года бывший «Ретвизан» пошел ко дну в проливе Бунго, изрешеченный снарядами дредноутов Объединенного флота.