Семёнов Вл.
"ФЛОТЪ" и "МОРСКОЕ ВЕДОМСТВО" ДО ЦУСИМЫ И ПОСЛЕ
__________
Часть I. "Морской ценз" и "ценз на дожитие"
"ФЛОТЪ" и "МОРСКОЕ ВЕДОМСТВО" ДО ЦУСИМЫ И ПОСЛЕ
__________
Часть I. "Морской ценз" и "ценз на дожитие"
В противоположность заграничным нравам, согласно которым «флот» и «морское ведомство» являются синони-мами, у нас, в России, они издревле пребывают не только разъединенными, но даже враждующими между собою.
Как это вышло?
Флот русский был создан Петром Великим, который, не брезгуя лично ремеслом корабельного плотника, инженера, матроса, руле-вого, штурмана, капитана, — по тому же пути вел за собою и весь личный состав, всех людей, к морскому Делу приставленных. Члены адмиралтейств-коллегии и сам её председатель, генерал-адмирал, были моряками, которые сегодня заседали в собрании, а завтра командовали кораблями, отрядами и эскадрами. Кто располагал «опочив держать», тому не было места при живом деле, а главное — всякий был «персонально» ответствен, и никакое высокое положение, ни даже родство с царем, не избавляло его от этой ответственности. Пример тому — первый наш генерал-адмирал, граф Апраксин, брат царицы Марфы Матвеевны.
По смерти Петра флот, им созданный, пришел в упадок; зато народилось «морское ведомство», состоящее из людей, с морским делом персонально незнакомых, но от флота свое пропитание имеющих.
И с того времени судьба двух «учреждений» весьма между собою разнствует.
Ведомство, созданное для обслуживания флота, приобретает первенствующее значение, и значение его все растет и растет... А «флот»? Флот превращается в какой-то инвен-тарь ведомства, необходимый для удовлетворения нужд и успешного прохождения службы чинов, носящих морской мундир, но на звание моряка не имеющих ни малейшего права.
С течением времени таких охотников носить морской мундир, не неся тяжелой мор-ской службы, являлось все больше и больше.
В 1740 г. была предпринята первая по-пытка принудить моряков по званию сделаться настоящими моряками, и с этою целью генерал-адмиралом русского флота был назначен совсем штатский человек, президент коллегии иностранных дел граф Остерман, чуждый каких-либо родственных и служебных связей с адмиралтейцами. Главной за-дачей ему было поставлено озаботиться возвращением морских офицеров во флот.
Подобные же попытки делались и в последующее время, но — увы — всегда безуспешно. Фамилии адмиралов, «судами и отрядами не командовавших», продолжали заполнять списки личного состава.
Конечно, не клином сошлась Россия. Находились и такие люди, которые шли на мор-скую службу по призванию, хотели работать на пользу флота, а не в бесчисленных канцеляриях морского ведомства. Но мало было таких, и бессильны были они, по своей малочисленности, против тесно сплоченного большинства, сорганизовавшегося в касту. Иногда особенно талантливые успевали объединить около себя группу настоящих моряков, создать нечто вроде школы, — и в этих случаях история флота обогащалась славными страницами; заносились в нее подвиги, достойные петровских времен; бывали даже победы... но лишь над врагом внешним. Победа над морским ведомством флоту не давалась и не даётся поныне.
Двадцать пять лет тому назад, через полтора века после призвания Остермана, дол-женствовавшего крутыми мерами возвратить во флот морских офицеров, пристроившихся на береговых местах, — только что назна-ченный генерал-адмирал, великий князь Алексей Александрович, вынужден был писать в своем всеподданнейшем докладе такие горькие истины: «Списки переполнены преимущественно старшими чинами, отставшими от дела, вследствие чего нет выхода бодрым и способным к суровому ремеслу силам. Дальнейшее существование такого порядка вещей грозит тем, что в голове списков вскоре окажутся люди, совершенно неспособные к службе на мopе... В силу финансовых затруднений и неблагоприятных природных условий мы постепенно свыклись с мыслью, что флот может существовать без плавания... Личному составу грозит в близком будущем раздвоение на две одинаково бесполезные категории - ученых без опытности, которой море никогда не перестанет требовать, — и отсталых в науке, утративших, вследствие отсутствия практики, даже прежний навык к морю. Сохраняя существующей порядок, правительство готовит себе, в случае войны, неизбежное разочарование... В прямой связи с переполнением списков находится явление крайне важное и прискорбное — недостаток правды во всем строе службы и несоответствие кажущегося с действительным... Присутствие на службе людей бесполезных... мешает слу-жить всем остальным... неизбежно вносит в службу начало неискренности и напускное, кажущееся усердие... Столь же неизбежно оно поощряет искательство, а неспособных к нему вводит в небрежное отношение к обязанностям... В адмиральских чинах у нас на действительной службе 100 человек, тогда как в Англии всего 69 человек, во Франции 53, в Австрии и Италии по 10, в Германии 9, — так что у нас больше адмиралов, чем в Англии, Австрии, Италии и Германии, взятых вместе, или почти столько же, как в Англии и Франции. Избыток поразительный, в особенности ежели иметь в виду число плавающих судов (в Англии — 246)... У нас многим адмиралам вовсе не приходилось пла-вать. Из 85 вице-адмиралов и контр-адми-ралов 33 человека не плавали более 10 лет. Из 158 капитанов 1-го ранга — 65 не пла-вали более 7 лет и 46 — более 10 лет»...
Для искоренения этого многовекового зла был издан новый закон — всем памятное «Положение о морском цензе», вызвавшее такую жестокую критику. «Цензу» приписывают и наш разгром в минувшей войне.
Справедливо ли это?
Основная идея «ценза» всесветно признана краеугольным камнем морской службы. Это идея — «моряк должен плавать».
К сожалению, самые непреложные истины в руках людей, руководимых личными интересами, совершенно искажаются, благодаря умению кодифицировать статьи писаного за-кона так, что в пучине разъяснений и примечаний утрачивается руководящая мысль.
Автор настоящих статей не раз имел случай выступать в защиту основной идеи морского ценза, но, в качестве моряка, всегда был чистосердечным противником того спо-соба, каким она применялась в жизни.
Вот эта-то двойственность и сослужила ве-ликую службу чинам «ведомства».
Всякое печатное слово человека, носящего мундир, подлежало предварительной цензуре начальства. А кто был этим начальством? Чины «ведомства», но не чины «флота». Не только напечатание, но даже представление на просмотр статьи, неугодной пресноводным (иногда и вовсе сухопутным) адмиралтейцам, могло повлечь за собою появление черного креста над фамилией «флотского», осмелившегося утверждать, что «Положение о морском цензе» было бы благодетельно, если бы первоначальная редакция закона не была искажена, а иска-женная — еще и «разъяснена» в интересах лиц, которых, на кают-компанейском жаргоне, называли «теткиными детьми».
Зло, причиняемое изуродованным законом о цензе, было очевидно для всех (даже сухопутных, даже штатских) и не отрицалось самими чинами флота; но если бы позволили этим последним громко высказать свою мысль, то они отнюдь не посоветовали бы ло-мать весы, на которых обвешивают, или выбрасывать за окно аршин, которым обмеривают, а потребовали бы привлечения к ответственности людей, которые обвешивают и обмеривают, потребовали бы драконовских мер против тех, кто умеет оправдать старую пословицу: закон, что дышло — как повернешь, так и вышло.
По первоначальной редакции «Положения о морском цензе» сроки плавания, им устана-вливаемые, являлись минимумом того практического изучения морского «ремесла», которое обязательно для всякого, носящего морской мундир. Без соблюдения этого условия само высшее начальство не в праве было двигать его по службе. Нигде не было указано, чтобы офицер, исполнивший этот минимум, был обеспечен в дальнейшем преуспевании.
На деле вышло так, что начальство оказывалось обязанными дать офицеру следующее назначение, раз только минимум требований был им выполнен... Да как еще выполнялся и этот минимум, благодаря всевозможным «разъяснениям» и «дополнениям»! Пре-имущественно в тихих гаванях, или не-подалеку от дачных мест, где на летнее время поселялись семейства избранных, при-строившихся к «ведомству».
Помимо обхода закона, практиковалось и прямое его нарушение в том пункте, изменить который своевременно не решились (или просто упустили из виду). Закон гласил, что производство в контр-адмиралы может имеет место «только за отличие» (конечно, при выполнении требований ценза). Старшинство, «линия» не должны были играть здесь никакой роли.
Оно и понятно.
При производстве капитана в адмиралы высшее начальство должно ставить себе такой вопрос: «Можно ли этому офицеру вверить командование отрядом боевых судов, если зав-тра же будет объявлена война?» Если «нет», то никакие другие достоинства (ни предыдущая беспорочная служба, ни, тем более, личные симпатии, свойство и родство) не могут до-ставить кандидату почетного звания «флотоводца».
На деле же, если и случались производ-ства «за отличие» мичманов, лейтенантов и капитанов 2-го ранга (не будем разбираться в этих «отличиях» по существу), то, в явное нарушение закона, производство в адми-ралы всегда было только по линии.
Правда, могут возразить, что в мирное время понятие об «отличии» весьма растяжимо. Так... Но ведь если капитана 1-го ранга на-значали на адмиральскую должность, то ясно, что его выбрали, отличили, поставив выше других, старших его по службе. Что же делали в подобных случаях? Производили в адмиралы «без старшинства», т.-е. вновь произведенный оставался самым младшим в списке до тех пор, пока его сверстники не «доживут» до своей очереди производ-ства, не «перелезут через его голову» и не займут свои места в «линии» впереди его.
Какая нелепость!
Возможно, что опять попробуют оправ-даться соображениями о том, что «в мирное время отличие — часто случайное стечение обстоятельств»... — Пусть так. Ну, а в военное время? Боевое отличие? — Вот Р. Н. Вирен, командуя «Баяном», заслужил золотое ору-жие и Георгия, а затем был произведен «за отличие» в адмиралы, но «без старшинства», и более двух лет ждал, когда окажется для него выполненным «ценз на дожитие», зловреднейший, нигде не опубликованный, нигде не записанный, но твердо укоренившийся, под сенью которого процветают чины «ведомства» и влачат свое существование чины «флота».
При тех порядках, которые властно царили в морском министерстве, к чему было трудиться, работать, плавать, даже воевать? Не проще ли было делать только самое необходи-мое, выполнять предписанный минимум, дер-жать себя смирно и почтительно, доносить, что «все обстоит благополучно»? Со временем, если Бог даст дожить, все придет — и притом придет наравне с теми простяками-товарищами, которые работали, плавали, воевали, не берегли себя и... может быть, уже израсходовались, раньше времени «очистили вакансию»?..
Не «морской ценз», введенный четверть века тому назад, погубил личный состав флота, а искони существовавший в нашем морском министерстве «ценз на дожитие», в борьбе с которым новый закон оказался бессильным.
Этот новый закон, в своем искаженном виде, принес и фактический вред, вынудив чинов «ведомства» всеми прав-дами и неправдами «наколачивать» требуемое число месяцев плавания. Эти «гастролеры», как их называли настоящие моряки, конечно и не думали руководствоваться правилом покойного С. О. Макарова, утверждавшего, что «для моряка в море — значит дома, а в гавани или на тихом рейде — в гостях, не надолго». Для них пребывание в море было величайшей неприятностью, а так как они «княжили и володели», то постепенное превращение судов боевого флота в плавучие казармы, населенные мужиками, одетыми в матросские рубахи, вскоре удостоилось полного одобрения, как мудрая экономия в расходах на уголь и смазочные материалы.
Экономию эту по всей справедливости нельзя назвать иначе как преступной.