Гибель "Вильгельма Густлофа": правда и домыслы
Мирослав Морозов
Достаточно спросить любого, мало-мальски сведущего россиянина, какие славные деяния нашего флота в минувшей войне ему известны, чтобы услышать стандартный ответ: на Севере Лунин на "К-21" повредил могучий линкор "Тирпиц", а на Балтике Маринеско на "С-13" потопил лайнер "Вильгельм Густлоф" с большим числом немецких подводников. Указанные случаи стали настолько хрестоматийными, что даже широкая аудитория вряд ли нуждается в уточнениях, кто эти люди и что это за корабли. Содержание и известность данных подвигов давно вышли за рамки специальной литературы, они описаны в художественных книгах о войне, в бессчетном количестве журнальных статей и газетных публикаций. Деяния Лунина и Маринеско стали настоящими легендами, как с точки зрения внедрения в военно-исторический эпос нашей Родины, так и с точки зрения их соотношения с реальными событиями...
Как и подобает воспетому подвигу история с "С-13" и "Вильгельмом Густлофым" имеет обширную историографию. Ее скрупулезное изучение показало, что все работы условно делятся на две неравные группы. Их общей частью является сам факт потопления судна, который, как правило, сопровождается готовым набором штампов, таких как "крупнейший и комфортабельнейший лайнер Германии", "атака века", "уничтожение 8000 гитлеровцев, в число которых входило 80 укомплектованных экипажей подводных лодок, а остальные эсэсовцы и фашистские бонзы", объявление командира лодки Александра Маринеско "личным врагом фюрера", расстрел командира конвоя, и, наконец, объявление в Германии трехдневного траура по поводу гибели "Густлофа".
Дальше направления работ разветвляются. В большей их части пишется, что Александр Маринеско настоящий народный герой, чей подвиг "потряс гитлеровский рейх до основания" и чуть ли не спас Англию от поражения в тотальной подводной войне, которую собирались вести погибшие подводники. "Почему Маринеско не Герой Советского Союза?" - вопрошают авторы (в публикациях до мая 1990 г.), или "Родина воздала герою по заслугам, но очень поздно" (в публикациях после 1990 г.). В меньшей части работ пишется, что Маринеско вовсе и не герой никакой, а так, недисциплинированный офицер, на долю которого выпал случайный успех. Любопытно другое: в своих публикациях авторы обоих направлений не гнушаются грубого передергивания фактов, купирования истории и другими недостойными приемами - если Маринеско герой, так герой во всем, а все кто писал на него критические аттестации - по меньшей мере, штабные крысы и лизоблюды; если командир "С-13" аморальный тип и пьяница, то таким он был во всем. За этой, в общем-то, позорной дискуссией совершенно в сторону уходят два других куда более важных вопроса, которым и будет посвящена настоящая статья:
1. Был ли в действиях командира и экипажа "С-13" элемент героизма, подвиг в первом значении данного слова (героический, самоотверженный поступок человека, группы людей, народа в целом; второе значение: важное по своему значению действие, совершенное в трудных условиях - так трактует это понятие "Военная энциклопедия")?
2. Из первого вопроса вытекает второй: имело ли место само "важное по своему значению действие", насколько был велик военный и политический эффект от гибели лайнера для третьего рейха, который к концу января 1945 г. и так находился у последней черты?
Об атаке "С-13" написано настолько много, что даже дать простую оценку всем многочисленным пунктам ее легендарного похода, биографии ее командира у нас просто нет возможности. За наиболее достоверной информацией лучше всего отправиться к первоисточникам - архивным данным, не подвергшимся обработке дилетантов от журналистики. В нашем конкретном случае они являются общедоступными, поскольку подборка документов о боевом пути Маринеско опубликована в апрельском "Морском сборнике" за 1990 г. Двумя выпавшими из нее по неведомой причине фактами являются лишь пара партийных взысканий, полученных Маринеско за аморальное поведение на берегу в конце лета 1943 г., и статья, по которой он был осужден к трем годам лишения свободы в 1949 г. - "за разбазаривание социалистической собственности". Все остальное - чистая правда или, по крайней мере, ее версия времен войны (к этому вопросу мы вернемся позже).
Рассмотрение первого из двух поставленных в статье вопросов, видимо, следует начать с краткого анализа боевого (подчеркиваем, именно боевого, а не дисциплинарного) пути командира "С-13". Ведь любые действия подводной лодки, это, прежде всего командир, его замысел и его воля. Даже работа экипажа в ходе выполнения боевой задачи, это та же воля командира, только уже опосредовано. Во всех случаях мастерство моряков зависит от того, как командир поставил на своем корабле процессы воинского обучения и воспитания, какую атмосферу, микроклимат он создал на своей субмарине.
Командиром подводной лодки "М-96" Краснознаменного Балтийского флота 26-летний Александр Иванович Маринеско стал летом 1939 г. Несмотря на то, что экипаж корабля энергично работал над освоением новой техники, реально в боевой состав флота "М-96" вошла лишь в январе 1940 г., не успев, таким образом, принять участия в событиях советско-финляндской войны - суровые условия зимы 1939/1940 гг. заставили командование КБФ в начале этого месяца принять решение о прекращении действий подводных лодок. И все же командир "малютки" добился признания, что называется "не мытьем, так катаньем". Напряженная боевая подготовка дала свои плоды. По итогам 1940 г. "М-96" стала лучшей лодкой флота, смогла выйти в 1-ю линию (т.е. была признана отработавшей все боевые задачи по "Курсу боевой подготовки подводных лодок", что было весьма не просто из-за порочной системы организации учебного процесса того времени), а Маринеско получил от командования ценный подарок - золотые часы.
22 июня лодка встретила в составе 8-го дивизиона 2-й бригады ПЛ на Ханко, откуда в первый же день войны ей пришлось перейти в Палдиски. Переизбыток лодок в составе КБФ привел к тому, что "малютка" оказалась востребованной в 1941 г. для боевой службы всего лишь раз - в период с 27 по 31 июля - для несения прибрежного дозора в зоне ответственности БОБРа (Береговой обороны Балтийских, т.е. Моонзундских, островов). Встреч с противником лодка не имела. Не вызывает сомнения, что в скором времени для лодки Маринеско нашлась бы более интересная задача, если бы на нее не пал выбор для отправки на Каспий в качестве учебной. В начале августа 1941 г. "М-96" перешла в Ленинград и начала подготовку к перевозке. С этим периодом связаны первые "трудности" в боевой карьере будущего командира "С-13". В октябре 1941 г. он был исключен из кандидатов в члены ВКП(б) за организацию азартных карточных игр в дивизионе и пьянство. Интересно отметить, что комиссар дивизиона батальонный комиссар А.Г. Дымский получил 10 лет исправительно-трудовых лагерей с отсрочкой наказания до конца войны и отправкой на фронт за то, что допустил на своем дивизионе подобное.
Следующей неудачей, на этот раз по независящим от Маринеско причинам, стало повреждение "М-96" 14 февраля 1942 г. в результате попадания артиллерийского снаряда осадной батареи. Через полутораметровую пробоину в прочном корпусе затопило 4-й и 5-й отсеки, вышли из строя многие приборы. Ремонт корабля занял шесть месяцев. Получается, что когда 12 августа 1942 г. субмарина вышла в очередной поход, ее экипаж и командир не только не имели на протяжении года нормальной боевой подготовки, предусматривавшей погружения и учебные торпедные атаки, но даже ни разу не видели на море настоящего врага! Почти наверняка можно утверждать, что личный состав "М-96" за истекшие полтора года значительно обновился. Иное в блокадном Ленинграде, судьба которого решалась на сухопутном фронте, просто трудно представить.
Эти обстоятельства необходимо учесть при оценке первой торпедной атаки, имевшей место спустя двое суток после выхода, в районе финского маяка Порккалан-Калбода. Обнаружив конвой в составе транспорта и двух шхун (реально - тяжелые артиллерийские батареи «Хелене» и «Вест», был ли в отряде третий корабль из немецких документов не ясно), охранявшихся тремя сторожевыми катерами, Маринеско в 11:17 атаковал его. По транспорту с дистанции 12 кабельтовых была выпущена одна торпеда. Уже спустя минуту, на лодке услышали треск, который приняли за признак попадания. Через две минуты субмарина, в результате непонятно зачем произведенного продувания средней цистерны, выскочила на 4,8 метра, так, что над водой показался перископ, а возможно и ограждение рубки. Через него командир успел, якобы увидеть транспорт, который имел дифферент на нос и тонул. Поскольку на самом деле плавбатарея «Хелена», рядом с которой прошла торпеда отделалась лишь "легким испугом" (в 1946 г. "потопленную" плавбатарею советский ВМФ получил по репарациям), случай фиктивного потопления 7000-тонного транспорта может вызвать лишь досаду и разочарование у поклонников Александра Ивановича. С нашей же точки зрения куда более удивительным выглядел бы противоположный результат - лодка с неподготовленным экипажем и несовершенной техникой одиночной торпедой со сравнительно большой дистанции утопила корабль врага. Другое "пятно на китель", легшее уже при возвращении из похода, целиком на совести Маринеско. Не предупредив штаб по радио о досрочном возвращении с позиции, он невольно поставил под удар жизнь всего экипажа. "М-96", не давшую сразу опознавательных сигналов, атаковали свои же катера МО. К счастью, трагедии удалось избежать.
Второй кратковременный поход, произошедший спустя 2,5 месяца после первого, имел специальную задачу - высадку разведгруппы на побережье Нарвского залива. Хотя в нем встреч с противником не было, два небольших "глотка" военного воздуха окрылили Маринеско, придали ему новый интерес к службе и восстановили в глазах начальства. За "потопление" транспорта он получил свою самую высокую прижизненную награду - Орден Ленина, звание капитана 3 ранга, его вновь принимают в кандидаты в партию, пишут хорошую аттестацию и даже посылают на учебу в Военно-морскую академию. Пиком служебной лестницы становится апрельское 1943 г. назначение командиром на среднюю подводную лодку "С-13".
Здесь хочется сделать небольшое отступление, нанести маленький штрих, характеризующий атмосферу того времени. До этого "С-13" командовал капитан-лейтенант Петр Петрович Маланченко. Поскольку новейшая "эска" вышла из "организационного периода" (термин, обозначавший минимальную готовность экипажа подводной лодки к выполнению боевых задач) лишь к осени 1941 г., ее боевая судьба также насчитывала всего один боевой поход, в сентябре - начале октября 1942 г. Несмотря на то, что в крейсерство в качестве обеспечивающего ходил командир дивизиона капитан 2 ранга Е.Г. Юнаков, за поход лодка получила удовлетворительную оценку с большим числом замечаний. Поводом для нее послужило то обстоятельство, что действия в районе со слабой ПЛО (в Ботническом заливе) велись неактивно и малоуспешно. В общей сложности Маланченко за месяц атаковал три одиночных торговых судна и один конвой, по которым произвел восемь торпедных и две артиллерийские атаки. Из десяти выпущенных торпед в цель попало лишь две. Тем не менее, все три одиночных транспорта ("Гера", "Юсси Х" и "Анна В", в сумме 3994 брт) были реально уничтожены. Далеко не все командиры, принимавшие участие в кампании 1942 г. могли похвастаться реальным уничтожением трех вражеских судов. Маланченко наградили Орденом Ленина, но после того, как в апреле 43-го на «С-13» произошло чрезвычайное происшествие (из-за небрежного обращения взорвался 100-мм снаряд в кранце первого выстрела, погиб краснофлотец) с лодки предпочли убрать. Заметьте, в данном случае реальный боевой успех не стал поводом для объявления командира лодки героем, а его действия - подвигом. А что тут удивительного, подумаете вы, ведь не каждый успех является подвигом! Все правильно, но в свое время по отношению к Маринеско подобное положение будет воспринято иначе...
Назначение на "С-13" нового командира фактически избавило субмарину от печальной участи четырех других лодок (в том числе двух типа "С") погибнуть при форсировании Нарген-Порккала-Удской противолодочной позиции в течение кампании 1943 г. Субмарина готовилась к выходу, но позже, в случае успеха товарищей, которые так и не вернулись из походов. Снова выпавший из активной деятельности, переживающий смерть боевых друзей Маринеско попал в очередную "пьяную" историю со всеми вытекающими последствиями. С различной интенсивностью подобные происшествия продолжались и в дальнейшем, что дало командованию повод написать в одной из аттестаций (ноябрь 1944 г.): "С боевой характеристикой (данной командиром дивизиона) согласен. Необходимо указать на продолжающиеся случаи аморальных явлений, несмотря на указания в прошлой (конца 1943 г. - прим. М.М.) аттестации".
Анализ дальнейшей боевой карьеры Маринеско показывает, что именно в это время у Александра Ивановича произошел какой-то внутренний надлом. К сожалению, его дальнейшие действия свидетельствуют о том, что интерес к настоящей службе, к боевой инициативе у него начинает постепенно исчезать. И первое тому доказательство - октябрьский поход 1944 г.
Казалось бы, долгожданный момент - подводники Балтики снова вырвались на оперативный простор, ан нет. 1 октября лодка покинула Кронштадт, прошла по внутренним фарватерам финских шхер и уже утром 8-го заняла отведенную позицию севернее полуострова Хель, на подходах к Данцигской бухте. Обнаружение цели в районе, где сходились две главные морские коммуникации немцев на Балтике в то время (Готенхафен - Либава и Готенхафен - порты западной Балтики), не заставило себя долго ждать. На исходе первых суток, ранним утром 9 октября был обнаружен одиночный транспорт ("Зигфрид", 563 брт). Сблизившись с ним, Маринеско произвел трехторпедный залп. В данном случае дистанция составляла всего 4,5 кабельтовых, и все-таки произошел промах. Промах повторился спустя две минуты, когда последняя торпеда, имевшаяся в носовых аппаратах, также минула цель. По этому поводу в послепоходном заключении командир дивизиона капитан 1 ранга А.Е. Орел (которого многие ярые апологеты Маринеско рисуют в качестве завистника и злого гения народного героя) написал: "Заявление командира, что ТР в момент 3-торпедного залпа застопорил ход, а в момент одиночного выстрела дал ход, и этим объясняются промахи, неверно, т.к. торпеда должна была попасть в ТР через 32 сек., а ТР, застопорив ход и сразу же погасив инерцию (чего быть не может), не дошел бы до точки встречи с торпедой только 90 метров, что при стрельбе веером с растворением 2 градуса 20 минут в обе стороны при такой дистанции все равно привело бы к попаданию. Такой же расчет можно сделать и для повторного выпуска по стоящему ТР одной торпеды".
В данном случае удручает не сам факт промаха, а то, что Маринеско слукавил, не захотел признать свою ошибку. Еще раз он слукавил несколькими минутами позже, когда, выпустив по транспорту 39 100-мм и 15 45-мм снарядов и насчитав в общей сложности 11 попаданий, он объявил судно потопленным. На самом деле транспорт только потерял ход и накренился, что не помешало немцам, после ухода "С-13" дать ход и приткнуться к отмели у косы Хель. К весне 45-го оно было введено в строй, участвовало в эвакуации немцев из Данцигской бухты и плавало в составе западногерманского торгового флота до 1954 г., когда его сдали на слом. Еще более досадным и непонятным фактом является попытка Маринеско "повысить" атакованного каботажника до ранга 5000-тонного транспорта. Случайная ошибка в данном случае опять же исключается, поскольку Маринеско не только имел возможность рассматривать судно в течение часа с любых дистанций, но и как бывший моряк торгового флота обязан был знать массо-габаритные и архитектурные различия между разными классами судов. Так или иначе, даже это скромное суденышко не удается занести на счет "подводника N 1", что впрочем, не явилось препятствием для награждения Маринеско орденом "Красного Знамени". До 21 октября, когда лодка была переведена в новый район, Маринеско, в соответствии с данными своего же вахтенного журнала, имел еще три возможности атаковать, но их не использовал. На новой позиции - западнее Виндавы - командир удерживал лодку в 15-20 милях от берега, в то время, как немецкая водная артерия пролегала непосредственно вдоль побережья. В том, что контактов с врагом не было, вряд ли виновата разведка КБФ. Находившиеся в то же время у Виндавы лодки "Щ-307" и "Щ-310", хотя и не добились реальных боевых успехов, по крайней мере, неоднократно выходили в атаки на корабли противника. 11 ноября "С-13" ошвартовалась у причалов Ханко и в начале следующего месяца прошла докование в Хельсинки.
Вот тут-то мы и подходим к истории знаменитого январско-февральского похода лодки. Как читатель мог убедиться из вышеизложенного, к тому времени ни сама "С-13", ни Маринеско ни по реальным, ни по декларируемым победам явно не входили на флоте в число лидеров. Как же получилось, что всего месяц спустя субмарина, ее командир и экипаж добились не одного, а сразу двух крупных успехов, что никак не может считаться случайностью?
Боюсь быть заклейменным злейшим врагом "подводника N 1", ну да шила в мешке не утаишь! Выскажу свое личное суждение - не было бы счастья, да несчастье помогло. Всему "виной" те экстраординарные обстоятельства, при которых лодка вышла в поход. Случилось так, что в предновогоднюю ночь Маринеско с товарищем покинул борт "С-13" и вернулся назад лишь спустя двое суток. Ситуация усугублялась тем, что за время отсутствия командира экипаж успел "отличиться" выяснением отношений с местным населением. Суровому времени - суровые меры. Командующий КБФ адмирал В.Ф. Трибуц решил передать безвестного Маринеско суду военного трибунала. Однако рациональное зерно взяло верх. Смена командира на крупной лодке грозила новым выводом субмарины в организационный период до конца войны, и это в то время, когда число действующих подлодок на флоте сократилось до пятнадцати! Рассудив подобным образом, Трибуц предоставил возможность командиру и экипажу "С-13" искупить вину в предстоящем походе, что до боли напоминает "искупление вины кровью" в штрафном батальоне. Таким образом, к числу прочих рекордов, относящихся к походу героической субмарины, надо добавить еще и тот, что она стала единственной "штрафной подлодкой" советского ВМФ за все годы войны.
Лодка покинула базу 11 января и находилась на позиции N 4 (маяк Риксхёфт - Кольберг) с вечера 13-го числа. "Правильность понимания" боевой задачи явствует уже из первых действий на позиции. Несмотря на то, что к исходу суток факт присутствия "С-13" в районе был зафиксирован противником, и она подверглась преследованию группы ПЛО, Маринеско активно искал объекты для атаки. 16 января лодка пыталась выйти на обнаруженный авиаразведкой конвой. Отказаться от перехвата заставил лишь 8-бальный шторм. После успокоения моря, 21 января группа ПЛО вновь восстанавливает контакт с субмариной. Несмотря на энергичные действия охотников, немцам не удается вытеснить "С-13" с позиции. Маринеско не желает прибегнуть к "коронному номеру" многих командиров лодок Балтфлота, попадавших в подобные передряги - уходу на двое-трое суток к берегам Швеции для ремонта или "для определения собственного места". Он продолжает искать возможность совершить подвиг.
Куда девалась октябрьская безынициативность? 21-го и 24-го лодка обнаруживает и преследует конвои, и лишь противодействие кораблей охранения мешает ей выйти в атаку. В ночь на 29 января "С-13" почти удается настигнуть добычу, которая оказалась сторожевым кораблем или судном-ловушкой. Обстрелянная автоматическими пушками подлодка ложится на грунт, но не уходит из района, где непогода вновь разыгрывается не на шутку. Прошло чуть меньше двух суток и вот, вечернее всплытие 30-го приводит к обнаружению крупного лайнера. Им оказался "Вильгельм Густлоф"...
Теперь обратимся к детальному анализу "атаки века".
Наблюдатели субмарины обнаружили будущую жертву на курсовом угле 30 градусов левого борта в 21:10, и спустя пять минут идентифицировали ее как лайнер, перед которым идет дозорный СКР. Что же на самом деле представлял из себя обнаруженный конвой?
"Вильгельм Густлоф" покинул рейд косы Хель в 14:30 (в статье использовано московское время) 30 января. По плану лайнер, вышедший еще раньше из Готенхафена, должен был встретиться в вышеуказанном месте с пароходом "Ганза", и далее следовать в составе конвоя в Киль. Сильное волнение (6-7 баллов) и ветер бросили это судно на остов линейного корабля "Шлезвиг-Гольштейн" и оно повредило руль. После некоторых раздумий командир "сил охранения Готенхафена" корветен-капитан Вольфганг Леонхардт приказал "Густлофу" следовать на запад одному в охранении миноносца "Лёве"** и торпедолова "ТF 1". Вскоре после выхода из Данцигской бухты в открытое море торпедолов просигналил о возникновении течи и убыл назад в базу. Лайнер и миноносец остались вдвоем.
** "Лёве" (быв. норвежский "Гиллер") спущен на воду в июле 1938 г. В апреле 1940 г. захвачен при оккупации страны немцами и включен в состав кригсмарине. С декабря 1940 г. до начала 1945 г. выполнял роль торпедолова в 27-й (учебной) флотилии подводных лодок (Готенхафен).
ТТЭ: Водоизмещение стандартное - 597 т; скорость - 30 узлов; вооружение: 3 - 102-мм, 1 - 40-мм, два 2-трубных торпедных аппарата (к моменту описываемых событий несколько отличалось, так например, была снята 102-мм пушка на баке).
Командир судна капитан Фридрих Петерсен прекрасно понимал, что продолжение движения на запад содержит в себе известный риск. Выход мог быть найден только в оригинальном решении, и оно не заставило себя долго ждать. Принимая во внимание штормовую погоду и сравнительно большую скорость лайнера, Петерсен решил прорваться глубоководным фарватером N 58, что проходил севернее банки Штольпе. Из представленного после катастрофы отчета следует, что капитан рассуждал примерно так: "Шторм и снегопад затруднит противнику обнаружение судна. Если двигаться с максимальной скоростью с рассветом оно будет уже на подходах к Кильской бухте. Вражескую авиацию, таким образом, в расчет можно не принимать. Глубоководный фарватер застрахует от подрыва на минах. Подводным лодкам противника будет тяжело обнаружить "Густлоф", и еще сложнее - занять позицию для атаки в условиях шторма". И действительно, будь на месте "С-13" любая из более многочисленных "щук" КБФ с их "парадной" надводной скоростью в 11,5 узлов атака бы не состоялось. Однако на этот раз все совпадения выстроились не в пользу немцев, да и не мог Петерсен учесть, что ему предстоит встреча не с простой советской подлодкой, а с "С-13", "запрограммированной на подвиг". В 21.00 германские корабли легли на курс 280 градусов и развили 12-узловой ход. Противолодочный зигзаг (который так "помог" авианосцу "Синано" встретиться с торпедами субмарины "Арчер-фиш") после выхода из бухты не осуществлялся. Спустя 10 минут после этого их и обнаружила "С-13".
В момент обнаружения лодка двигалась в направлении 105 градусов, что являлось почти строгим контркурсом относительно курса "Густлофа". Скорости хода противников по иронии судьбы были одинаковы и составляли 12 узлов, хотя вахтенный приписал "немцу" на три узла больше, что, впрочем, опровергается германскими документами. При скорости сближения, равной 24 узлам Маринеско потребовалось 14 минут, чтобы определить приблизительные элементы движения цели и начать с ней сближение. Не трудно посчитать, что за это время дистанция между кораблями сократилось почти на 6 миль (в 21:20 "С-13" уменьшила ход до 9 узлов), что при сравнительно высокой скорости лайнера (об этом можно было бы догадаться в момент классификации цели) легко могло привести к потере контакта, и уж точно привело бы, заметь противник советскую подлодку. Условия атаки усложнялись, хотя в этом вряд ли можно винить немцев, продолжавших "переть" на запад по прямой с постоянной скоростью. Враг словно проверял готовность советских подводников к осуществлению атаки в простейших условиях. Переходящая из одного отечественного издания в другое версия об особом "мастерстве" Маринеско, зашедшего в атаку со стороны берега, откуда враг не ожидал нападения из-за малой глубины, не выдерживает никакой критики. Во-первых, цель изначально была мористее "С-13" и на протяжении всей атаки лодка оставалась ближе к берегу, во-вторых, фарватер N 58 проходил от берега на расстоянии 12 миль, что совершенно не исключало возможность появления подводных лодок с любых направлений. Глубина дна в месте торпедирования "Густлофа" достигала 61 метра, в то время, как в годы войны неоднократно имели место атаки советских подлодок с глубин до 15 метров (или даже 8 метров в Одесском заливе, где действовали лодки типа "М").
Да, в эту ночь все обстоятельства повернулись против пассажиров злосчастного лайнера. Капитан Петерсен, зная, что в море находится еще несколько германских конвоев, приказал включить ходовые огни (именно "благодаря" им "Густлоф" был обнаружен ночью на большой дистанции), а вслед за этим дал команду миноносцу "Лёве" переместиться на кормовые курсовые углы судна. Вскоре, не выдерживая 12-узлового хода при сильном волнении и боковом северо-западном ветре, "Лёве" начал отставать. Очевидно, командир миноносца капитан-лейтенант Пауль Прюфе не придал этому слишком большого значения. Данных о наличии в этом районе агрессивно настроенной русской подлодки у него не было - предупреждение о нахождении в районе банки Штольпе "С-13", переданное штабом сил охранения ВМБ Готенхафен, не было принято на кораблях конвоя из-за атмосферных помех. По немецким данным в момент торпедирования "Густлофа" "Лёве" находился от него всего на расстоянии 300-400 м, во что, однако, трудно поверить, поскольку с "С-13" его не наблюдали.
В вахтенном журнале "С-13" "исчезновение" СКР датируется 21:25. Для героической "атаки века" исчезла последняя помеха!
Минутой раньше Маринеско начинает решительное сближение с противником. Хотя корабль охранения пропал из вида, в 21:27 командир "эски" отдает приказ о переходе в позиционное положение. Одновременно он начинает понимать, что цель ускользает. Об этом свидетельствует ряд поворотов влево, фактически уже вслед проходящему мимо судну. В 21:35 ход вновь увеличивается до 12 узлов. Позиционное положение препятствует достижению еще большей скорости, которая в этот момент весьма необходима. В 21:41 в концевых группах продувают балласт, и спустя три минуты лодка развивает уже 14 узлов.
К 21:55, в тот момент, когда дистанция составляет уже не более 35 кабельтовых, Маринеско окончательно убеждается, в том, что с выходом в атаку он опоздал. Курсовой угол лайнера на подводную лодку - 120 градусов левого борта. Не приняв дополнительного решения, цель не атакуешь. Но что же мешает лодке обогнать теплоход и занять выгодную позицию вновь? СКР уже полчаса не просматривается, субмарину с судна не обнаружили, жертва идет постоянной скоростью и курсом. Для войны с таким сильным и умелым противником, каким были немцы, данные условия можно считать беспрецедентно легкими, а здесь еще и "горячий командирский наказ" без победы не возвращаться. В принципе, даже нет проблемы выбора. В 21:55 "С-13" ложится на курс 280 градусов и начинает длительный, часовой обгон ничего не подозревающего "Густлофа". В течение последнего получаса лодка развивает 18-узловой ход (по всей вероятности из-за сильного волнения реальная скорость была несколько меньшей, чем об этом можно было судить по числу оборотов гребных валов) чего она, возможно, не делала даже на сдаточных испытаниях в 1941 г. Вне всякого сомнения, поддержание подобной скорости делает честь электро-механической боевой части субмарины, однако не отнимает у атаки привкуса "полигонности".
Наконец в 23:04 "атака века" достигает своей кульминации - лодка ложится на боевой курс 15 градусов, который выводит ее строго перпендикулярно левому борту лайнера. Через четыре минуты Маринеско дает команду "пли". Дистанция до цели - 4,5 кабельтовых, расчетный угол встречи - 85 градусов. Это не "Зигфрид", здесь командир ошибиться права не имеет. Полный залп четырьмя носовыми аппаратами на практике стал трехторпедным - не сработал до конца автомат-коробка торпедной стрельбы. Впрочем, для "Густлофа" это уже не имеет значения. Спустя 37 секунд первая торпеда поражает левый борт цели в районе капитанского мостика. Вслед за эти почти сразу следует еще два взрыва. Атака в полигонных условиях не могла закончиться иначе как со 100-процентным результатом. Фактически Маринеско стрелял залпом не для того, чтобы добиться хотя бы одного попадания, а чтобы потопить столь крупное судно наверняка. И это, как мы знаем, ему удалось.
Послезалповое маневрирование субмарины также свидетельствует о том, что командир "С-13" стремился довести уничтожение лайнера до конца. Он не стал тут же отдавать приказ о погружении или об отходе полным ходом в надводном положении в темную южную часть горизонта. Он остался наблюдать результаты атаки, подвергая и себя и экипаж определенному риску. В вахтенном журнале появляются следующие строки: "23:09 ... Лайнер накренился и начал тонуть ... 23:10 Левый борт лайнера ушел под воду ...".
В эту же минуту наконец-то "объявилось" охранение. Наблюдатели подлодки зафиксировали свет прожектора на горизонте по пеленгу 25 градусов. Хотя непосредственно в этот момент лодке ничего не угрожало, в 23:10 Маринеско поспешил начать маневр уклонения и приказал срочно погрузиться. Прошло еще 16 минут, прежде чем акустик зафиксировал работу вражеского гидролокатора по пеленгу 240 градусов. Судя по данным противной стороны, в этом направлении мог быть только "Лёве", которому, опять же, если верить немцам, за пару дней до эскортирования злополучного "Густлофа" срезало антенну ГАС при ударе о льдину. Очевидно, поэтому миноносец даже не пытался сбрасывать глубинных бомб. Больше всего в тот момент капитан-лейтенанта Прюфе интересовала возможность швартовки к кормовой части теплохода для приема людей. Нараставший с каждой минутой крен сделал это невозможным, но уже через 30 минут после взрыва торпед "Лёве" снимал со шлюпок первых пострадавших.
В 20-минутном интервале с 23:26 до 23:45 присутствие противника на лодке никак не ощущалось. "С-13" продолжала медленно двигаться под водой курсом 80 градусов удалившись не более, чем на 2 мили от гибнущего судна. Вероятно, шум тысяч тонн воды, врывающейся во внутренние отсеки, звучал для ее экипажа сладкой музыкой. "Сделал дело - гуляй смело", и Маринеско "гулял" не пытаясь узнать, что же творится на верху. Между тем, если бы он мог знать настоящее положение дел, он был бы, по меньшей мере, взволнован - с северо-востока с максимальной скоростью по прямой к месту катастрофы спешил тяжелый крейсер "Адмирал Хиппер"* и миноносец "Т 36" (именно его прожектор и видели сигнальщики "С-13" на горизонте). В 23.45 шум винтов "Т 36" фиксируется на лодке, после чего она ложится на курс 0 градусов.
* Крейсер, серьезно поврежденный в "новогоднем бою" 31.12.1942 г., находился на консервации в Кёнигсберге вплоть до осени 1944 г. В связи с острой необходимостью в крупных артиллерийских кораблях для поддержки приморского фланга сухопутных войск на Балтике, в конце 1944 г. было принято решение о проведении полного ремонта старых повреждений в Готенхафене. Не успел корабль сдать на берег боеприпасы и легкое зенитное вооружение, как приближение фронта вынудило руководство кригсмарине отдать приказ о переводе "Хиппера" в Киль. Крейсер, имевший на борту 1500 беженцев, вышел из порта во второй половине 30 января и должен был двигаться все тем же фарватером N 58. Как знать, если бы Маринеско упустил "Густлоф", спустя час ему могло посчастливиться торпедировать "Хиппер"?
Тем временем немцы с головой ушли в спасательные работы. С "Т 36" замечают темную громаду "Густлофа" и корабль устремляется прямо к ней. Тяжелый крейсер идет следом. В 00:00 достигнуто место катастрофы, но почти сразу же миноносец устанавливает гидроакустический контакт с подводной лодкой. Хотя дистанция до обнаруженного объекта составляет 18-22 кабельтовых, и он не выказывает агрессивных намерений, командир "Хиппера" капитан цур зее Хенигст, уже было отдавший приказ приступить к спасению утопающих, принимает решение срочно возобновить движение на запад, оставив для оказания помощи только свой эскорт.
Покидая место спасательных работ, матросы "Хиппера" могли наблюдать, как в 00:10 сильно погрузившийся в воду лайнер лег на левый борт и затонул. Оба миноносца продолжали подбирать людей, одновременно наблюдая за "поведением" "С-13". Хотя вахтенный журнал лодки свидетельствует, что все это время она продолжала медленно удаляться от места катастрофы в общем направлении на северо-восток, в 00:47 акустик "Т 36" зафиксировал наличие второго крупного подводного объекта в северо-западном направлении, который якобы пытался сблизиться с миноносцем. Корабль был вынужден прервать прием людей и контратаковать "субмарину". При этом немцы утверждают, что они наблюдали след торпеды, от которой "Т 36" с трудом сумел уклониться. В ответ было сброшено двенадцать глубинных бомб. К тому моменту "Эльбинг" принял на борт уже 564 человека (в дополнение к 250, взятым в Готенхафене), и, согласно рапорту командира, не мог использовать зенитное вооружение. Около 01:00 "Т 36" развил полный ход и взял курс на Заснитц. "Лёве" вновь остался один.
Прошел еще час, прежде чем на сцене трагического представления, появились новые участники. Ими были корабли, входившие в т.н. конвой "Орион": теплоход "Готенланд" (5312 брт; на его борту находилось около 3300 беженцев из Пиллау), тральщики "М 341" и "М 387". Они сразу же приступили к спасательным работам. Незадолго до 03:00 к ним присоединился еще один конвой - пароход "Гёттинген" (6267 брт; 2436 раненных и 1190 беженцев из Пиллау), тральщик "М 375" и торпедолов "ТF 19". Эти шесть кораблей (перегруженный "Лёве", имея на борту 472 человека, убыл около 03:30) продолжали поиск потерпевших до 06:00 утра 31 января. Все это время Маринеско осуществлял акустическое наблюдение за судами с дистанции 11-15 миль, не делая при этом никаких попыток сблизиться. В 04.00 в вахтенном журнале лодки появляется запись: "Оторвались от преследования двух СКР, одного ТЩ. Во время преследования было сброшено 12 глубинных бомб. ПЛ повреждений не имеет". В 04:15 лодка всплыла и спокойно направилась в северную часть позиции, продолжая производить прерванную атакой зарядку аккумуляторных батарей.
Итак, подытожив все, можно высказать достаточно уверенное суждение, что ничего выдающегося в самой "атаке века" не было. И не случайно детального рассмотрения действий "С-13" вы не найдете ни в сборниках тактических примеров ВМФ, ни в книгах по истории военно-морского искусства. Так может подвиг подводников, в соответствии со вторым определением энциклопедии, заключается в потоплении весьма ценного судна с важным грузом или пассажирами? Ответ на этот вопрос мы также начнем издалека.
5 мая 1937 г. на верфи "Блом унд Фосс" в Гамбурге был заложен пассажирский лайнер "Вильгельм Густлоф" (25.484 брт). Он должен был стать новым и самым крупным судном круизного флота "Силы, полученной через радость" ("Kraft durch Freude"-Flotte) - организации, созданной для обустройства отдыха активистов "Рабочего фронта" Германии. Впоследствии, в рамках пассажирского флота указанной организации, его превзошел лишь "Роберт Лей" (27.288 брт). Размеры теплохода впечатляли: длина 208,5 м, ширина - 23,5 м, высота надводного борта - 17,3 м, полная высота "от киля до клотика" - 58 м, осадка - 7 м. В движение с максимальной скоростью 15,5 узлов его приводили четыре восьмицилиндровых двухтактных дизеля общей мощностью 9500 л.с. Судно было рассчитано на перевозку 1463 пассажиров при штатной численности экипажа в 417 человек.
В марте 1938 г. лайнер вышел в первое круизное плавание. Вопреки упорно тиражировавшимся в советское время штампам теплоход предназначался отнюдь не для отдыха элиты рейха, а для отдыха активистов фронта - простых рабочих. Еще одной его отличительной чертой, которой особо гордились нацисты, было то, что все пассажирские места имели один единственный класс! За 17 довоенных месяцев "Густлоф" успел совершить 44 рейса (большинство - на Средиземном море вокруг Италии, куда пассажиры прибывали железнодорожным транспортом) и перевезти 65 тысяч человек. 26 августа 1939 г. теплоход был отозван на родину из очередного вояжа и уже 1 сентября зачислился в списки вспомогательных судов кригсмарине. Началась военная карьера лайнера - его переоборудовали в госпитальное судно. В этом качестве "Густлоф" пробыл до 20 ноября 1940 г., совершив четыре рейса в Балтийском море и по маршруту Германия-Норвегия. Лечение на нем прошло около 7000 человек, 1961 раненный был доставлен в фатерлянд.
Следующий, наиболее длительный этап в жизни судна наступил в конце 1940 г. Использовать дорогостоящий лайнер в районах боевых действий было неразумно, и руководство флота решило до лучших времен превратить его в плавучую казарму. Новыми постояльцами многочисленных кают стали офицеры и матросы 2-го батальона 2-й учебной дивизии подводного плавания (2. U-boote Lehrdivision). Именно в этом качестве "Вильгельм Густлоф" наблюдал взлет и падение третьего рейха. На своей стоянке в Готенхафене он дважды (9.10.1943 и 18.12.1944 г.) чуть было не стал жертвой воздушных ударов союзной авиации.
Чтобы лучше понять суть дальнейшего изложения, обратимся к рассмотрению оргштатной структуры учебной дивизии. Она состояла из штаба, двух батальонов (abteilung) шестиротного состава и учебной флотилии подводных лодок. Основной задачей такой дивизии (к концу войны в подводных силах кригсмарине их насчитывалось четыре) была начальная подготовка младших специалистов, которые попадали туда сразу после курса "молодого бойца" во флотском экипаже. Лодки учебной флотилии при этом фактически выполняли роль плавучих тренажерных классов, на которых каждый специалист мог индивидуально овладевать своей воинской специальностью в обстановке, максимально приближенной к боевой. Классы имелись и на "Густлофе", в частности, занятия по водолазной подготовке осуществлялись в его плавательном бассейне. В дальнейшем выпускники школ направлялись на формирование экипажей новых субмарин, после чего уже непосредственно на своем боевом корабле, в составе всей команды, еще не менее 4-6 месяцев, тренировались в т.н. "флотилиях обучения" (U-bootausbildungsflottille). Так, например, небезызвестная "U 250" находилась в составе флотилии обучения с середины декабря 1943 г. до конца июня 1944 г. Таким образом, за гордым названием "дивизии подводников" скрывалась обычная "учебка", личный состав которой имел за спиной в лучшем случае теоретическую и индивидуальную практическую подготовку.
12 января 1945 г. советские войска нанесли ряд сокрушительных ударов по немецкой обороне на центральном участке фронта, прорвав ее от Восточной Пруссии до Карпат. Наступление Красной Армии развивалось стремительно: 17-го числа была взята Варшава, в начале февраля советские войска захватили плацдармы на Одере. 30 января наши танки вышли к Балтийскому морю в районе Эльбинга, отрезав, таким образом, соединения 3-й танковой и 4-й полевой германских армий на восточных берегах Данцигской бухты. Война теперь полыхала на немецкой земле - там, где она родилась. Значительная часть местного населения, а фактически все, у кого была возможность, покинули родные места и направились на запад, к портам. Оттуда они по льду или на катерах, буксирах и ледоколах пытались пересечь бухту, чтобы оказаться в Готенхафене или на рейде косы Хель, откуда была организована эвакуация в Киль, Свинемюнде, Засниц и Копенгаген. Людские потоки были огромны и требовали привлечения к перевозкам значительного числа судов.
В своих мемуарах, написанных спустя десять лет после окончания войны, командующий германским флотом и последний канцлер "тысячелетнего" рейха Карл Дёниц назвал занятие советскими войсками берегов Данцигской бухты в качестве фактора, окончательно предрешившего исход войны в Европе. Несмотря на всю спорность подобной оценки, нельзя не отметить, что она зиждилась на понимании важности сохранения Восточной Балтики в качестве полигона для подготовки новых экипажей подводников. С потерей данной акватории проблема победы или поражения подводных сил кригсмарине, а для Дёница и всей Германии, становилась решенной.
Естественно, что несмотря на утрату этого важного региона, никто в рейхе не собирался прекращать проигранную войну, а напротив, планировал продолжать ее, базируясь на новые районы. Касательно учебных соединений подводных сил, в фазу реализации вступил план операции "Ганнибал", предусматривавшей переброску личного состава и имущества учебных центров в порты и стоянки Кильской бухты. 21 января приказ о подготовке к выходу в море был получен и капитаном плавучей казармы "Густлоф" Фридрихом Петерсеном.
Спустя четыре дня, после осуществления всего комплекса проверок механизмов и получения необходимого снабжения судно было готово к выходу в море. К тому времени состав его пассажиров был ограничен 918 офицерами и матросами 2-го батальона (командир - корветтен-капитан Вильгельм Цан) 2-й дивизии и 373 женщинами-военнослужащими вспомогательной службы ВМФ. Последние принадлежали как ко 2-й дивизии, так и к частям морской зенитной артиллерии, а также штабам и другим тыловым учреждениям ВМФ. Экипаж судна насчитывал 173 человека.
Безусловно, с учетом наступавшей массовой эвакуации из восточнопрусских земель, этим транспортные возможности огромного лайнера не исчерпывались. 25-го числа последовал приказ начать прием беженцев в количестве до 4000 человек. 28 января пришло указание продолжить погрузку, задействовав и совершенно не предусмотренные для проживания помещения, как, например, плавательный бассейн (там разместились "морские помощницы") и нижнюю прогулочную палубу*. В конечном итоге к утру 30 января - дню, на который был назначен выход в море - на судне с командой и военными насчитывалось в общей сложности около 6050 человек. В последний момент лайнер принял людей дополнительно, в результате чего сумма возросла приблизительно до 6600 (плюс-минус 100 человек), включая 162 раненных военнослужащих вермахта**.
* Кроме обычной, верхней прогулочной палубы "Густлоф" обладал еще и нижней закрытой (застекленной), которая представляла из себя коридор, тянувшийся вдоль обоих бортов от уровня мостика до кормы.
** В качестве основного зарубежного источника для написания статьи использована книга спасшегося пассажирского помощника капитана лайнера Гейнца Шёна (в 1945 г. ему было неполных 19 лет) "Die "Gustloff" Katastrophe", вышедшая в 1995 г. Несмотря на обилие фактического материала и обширные приложения, книга, к сожалению, содержит в себе определенные неточности и взаимоисключающие моменты, которые в настоящей статье исправлены без комментариев на основании других источников, а также собственных расчетов автора.
Принимал ли "Густлоф" на свой борт исключительно "фашистских бонз и их семьи"? Поскольку данный вопрос почему-то мало интересует зарубежных исследователей, получить ответ на него не так-то просто. С одной стороны, для того, чтобы попасть на борт любого транспортного судна требовалось письменное разрешение местной ячейки НСДАП, с другой известно, что за четыре с небольшим месяца 1945 г. из портов Данцигской бухты, Кольберга и Свинемюнде было вывезено морем почти 2,5 миллиона гражданских лиц, что вряд ли соответствует численности нацистской партии того времени. Наверное, было бы более правильным предположить, что в тоталитарном государстве, каким в то время была Германия (и не только Германия), правящая партия брала на себя многие государственные функции, что вовсе не означало автоматическое включение всего населения страны в ее ряды. Кроме того, известно, что из числа находившихся на борту мужчины составляли примерно 1400-1500 человек, женщины - 2000-2100 и дети - 3000-3100. Согласитесь, что к двум последним категориям, а именно они составляли подавляющее большинство находившихся на судне, приклеивание ярлыка "фашистские бонзы" было бы, по меньшей мере, смешным.
Вечером 30 января теплоход вышел навстречу своей судьбе, которая подстерегла его в 23.08 в виде трех торпед "С-13". Первый взрыв произошел, как мы уже указывали, в носовой части судна. Именно там находились основные помещения команды, в т.ч. и каюта Гейнца Шёна. Сброшенный с кровати серией взрывов молодой помощник капитана в течение мгновений понял, что "Густлоф" обречен. Быстро найдя карманный фонарик (внутреннее освещение сразу же погасло, но вскоре сменилось на аварийное) он выскочил из каюты, а затем и из носовой части, которая отделялась от остальных помещений лайнера водонепроницаемой переборкой с ограниченным количеством дверей. Буквально спустя несколько секунд все двери в водонепроницаемых переборках были заблокированы командой с мостика. Находившиеся в носовой части "Густлофа" люди, в т.ч. большинство свободных от вахты членов экипажа, были обречены на скорую смерть.
Вторая торпеда взорвалась на расстоянии трети длины корпуса от форштевня, как раз там, где находился плавательный бассейн. Помещение начало заполняться водой почти в тот же момент. Оказавшись в полной темноте молодые стенографистки и зенитчицы бросились к основному выходу, но нашли его дверь заклиненной. Лишь немногие смогли в условиях паники и почти полной темноты отыскать запасной выход и выбраться из ловушки.
Третья торпеда попала точно в центр "Густлофа", непосредственно в машинное отделение. Из дизелистов, находившихся на вахте, не выжил никто. Все четыре дизеля сразу вышли из строя, оставив корабль без хода и электроэнергии. Отказали даже бортовые радиостанции, так что сигнал бедствия был передан только маломощным передатчиком "Лёве". Радиограмму приняли на многих находившихся в море кораблях, но штаб ВМБ Готенхафен получил ее лишь спустя час, после того, как ее отрепетовали "по флоту". Впрочем, до спасательных работ мы еще дойдем, пока же "Густлоф" только начал погружаться в холодные воды Балтийского моря с сильным деферентом на нос и креном на левый борт. То, что после попадания трех торпед судно обречено, было понятно и капитану и последнему беженцу. Борьба за живучесть не велась. Разбуженные пассажиры, кто в чем, начали рваться со всех пяти нижних палуб наверх, к спасательным шлюпкам. На трапах и лестницах началась жуткая давка, которая усугублялась наличием у людей значительного количества огнестрельного оружия. Многие отчаявшиеся заканчивали жизнь самоубийством или просили убить их. По расчетам Шёна потери при взрывах, с учетом утонувших в носовой части, в бассейне и трюме, задавленных и застреленных на лестницах, составили около 1000 человек.
Второй акт трагедии разыгрался на верхней палубе. Спасательные средства лайнера включали в себя 12 больших шлюпок, рассчитанных на 50-60 человек каждая, 18 катеров на 30 человек и 380 надувных плотиков на 10 человек. Педантичные немцы, несмотря на спешку при погрузке в порту, даже успели провести несколько тренировок по организации посадки в спасательные средства и правильному использованию пробковых жилетов. Но не тут-то было. Расписанные по шлюпкам в качестве гребцов и рулевых матросы лайнера в большинстве погибли при первом взрыве. Руководство посадкой взяли на себя офицеры и унтер-офицеры 2-й дивизии. Отцепившие спасательные средства, вооруженные подводники позволяли садиться в них только женщинам и детям. Укомплектованные подобным образом шлюпки спускались в штормовое январское море на волю волн. Кому-то из их пассажиров повезло - они почти сразу были подобраны "Лёве" и подоспевшим "Т 36", остальные же, и их было подавляющее большинство, разносились на своих плавсредствах по морю.
Примерно через 40 минут после торпедирования крен "Густлофа" достиг 22 градусов. Капитан Петерсен дал сигнал: "Всем покинуть судно, спасайся кто может!", хотя фактически он начал исполняться с первых минут. Вода быстро прибывала, но количество людей, желавших вырваться на верхнюю палубу, не уменьшалось. Палуба, находившаяся под сильным наклоном, не могла уместить на себе всех желающих. Массы людей, в основном женщины и дети, в ожидании своей очереди столпились на нижней прогулочной палубе правого борта. Внезапно в ее носовой части появилась вода. Трапы были сразу же заблокированы толпами беженцев, которые мешали друг другу вырваться наружу. Многие пытались выбить толстые стекла, рассчитанные на буйство атлантических штормов, но им это не удавалось. Вода продолжала быстро прибывать и постепенно заполнила все помещение. В последний момент одно из стекол лопнуло, и несколько человек было выброшено на поверхность. По расчетам Шёна, сделанным на основе свидетельств очевидцев, общее количество людей, погибших на нижней прогулочной палубе, а также смытых за борт волнами с верхней палубы до гибели "Густлофа" составило еще около 1000 человек.
Следующие полторы тысячи погибли в момент погружения лайнера. В большинстве это были те, кто не успел сесть в спасательные средства и был затянут водоворотом, те, у кого не выдержал организм при попадании в ледяную воду, те, кто захлебнулся и задохнулся. В то же время, не вызывает сомнения, что более крепкие подводники, имевшие хорошую физическую подготовку, знавшие, как правильно надеть спасательный жилет имели неплохие шансы на спасение. Миноносцы, подошедшие к месту гибели теплохода, в первую очередь вылавливали людей из воды. Именно в этот момент удалось спастись Шёну, корветтен-капитану Цану и капитану Петерсену. Однако, как мы уже знаем, присутствие "С-13" помешало принять участие в спасательной операции крейсеру "Хиппер", возможности же миноносцев по приему людей были весьма ограничены. Подняв из воды в сумме чуть больше 1000 человек, они их исчерпали, а в то же время на шлюпках и плотах все еще находилось почти вдвое большее число людей.
Положение находившихся в плавсредствах потерпевших не сильно отличалось от ситуации, в которой оказался экипаж затонувшей подводной лодки "Комсомолец". При температуре воздуха -18 градусов в шлюпках, заливаемых волнами, без теплой одежды на протяжении примерно 2,5 часов они ждали судов, которые могли бы возобновить спасательные действия. Это время не прошло "даром". Многие замерзли, часть шлюпок была отнесена с места катастрофы. Несмотря на титанические усилия, корабли конвоя "Орион" смогли поднять из воды всего 137 человек, прибывший спустя час "Гёттинген" и его охранение - уже только 78. И это несмотря на то, что поиски длились до шести часов утра. Все реже и реже в обнаруженных спасательных средствах немецким матросам удавалось находить людей, подававших признаки жизни. Почти все из них впоследствии получили диагноз "обморожение 2-3 степени", около 40 умерло уже на борту спасателей*. Всего же, по подсчетам Шёна общее количество погибших на борту спасательных средств составило примерно 1800 человек, что на 30 процентов превосходит число выживших пассажиров "Густлофа". Даже одна эта цифра превосходит число погибших в нашумевшей катастрофе "Титаника", когда из 2207 находившихся на судне пассажиров и членов команды погибло 1507.
* Всеми девятью принимавшими участие в спасательной операции кораблями поднято из воды 1252 человека, из которых осталось в живых 1216.
Последний человек был спасен спустя семь часов после гибели лайнера сторожевым кораблем "V 1703". Этот корабль, несший дозор в Данцигской бухте, перехватил первую же радиограмму о торпедировании и сразу направился на помощь. Попасть к месту событий он смог лишь к 06.50 утра. Осмотр нескольких первых лодок показал отсутствие в них какой-либо жизни. На сторожевике накапливались трупы, а спасенных все не было. Становилось ясно - помощь опоздала. Командир корабля принял решение возвращаться назад. Осматривавший последнюю встреченную лодку матрос Вернер Фик увидел в ней странный сверток больших размеров. Подойдя к нему и размотав угол, моряк увидел голову годовалого ребенка, который все еще подавал признаки жизни! Немедленное медицинское вмешательство спасло жизнь мальчика. Впоследствии бездетный Вернер Фик усыновил младенца, став, таким образом, единственным человеком, для которого страшная ночь гибели "Густлофа" стала самым счастливым днем в жизни.
Итак, можно подвести краткие результаты "атаки века": утоплен крупный пассажирский лайнер не имевший, сам по себе, ни боевого значения, ни военных грузов. На его борту погибло: из 918 матросов и офицеров 2-й учебной дивизии подводных сил 406 человек (44 %), из 173 членов экипажа - 90 (52 %), из 373 женщин-военнослужащих - 250 (67 %), из почти 5150 беженцев и раненных - 4600 (89 %). В последнюю цифру вошло почти 3000 детей. Естественно, что Маринеско не мог знать истинной цены своей победы, но те, кто исследовал обстоятельства победы (если они занимались этим всерьез) вслед за ним не могли всего этого не знать. Можно ли назвать достигнутый результат "подвигом" с точки зрения достигнутых результатов? Боюсь, что нет.
Следует подчеркнуть, что несмотря на тот факт, что большинство людских потерь «Густлофа» составили беженцы и раненые, сам лайнер являлся вполне законной целью для торпедной атаки. Как и подавляющее большинство других вспомогательных судов кригсмарине он нес маскировочную окраску и легкое зенитное вооружение, которым наверняка бы воспользовался, обнаружь немецкие сигнальщики «С-13» на небольшой дистанции перед атакой. С дугой стороны, командир «эски» имел приказ вести «неограниченную подводную войну» в пределах позиции, так что упусти он лайнер, ему пришлось бы отвечать за это по всей строгости законов военного времени. Никакого выбора, никаких ограничений не существовало – следовало топить цель, что Маринеско с успехом и выполнил. Но теперь, когда мы точно знаем, кто плыл и погиб на лайнере, можно ли их утопление назвать "важным по своему значению действием"?
И все-таки, скажут некоторые, а какое отношение приведенные немецкие материалы имеют к "краеугольным камням" легенды о "подвиге" "С-13", упомянутым нами в начале статьи. Доведем начатое дело до конца:
а) Мог ли быть среди погибших моряков кригсмарине хотя бы один экипаж подводной лодки?
В своей книге на страницах 450-466 и 483-484 Шён приводит репринт списков пропавших без вести и погибших подводников, представленных на рассмотрение Дёница 12 апреля 1945 г. В них содержатся фамилии 16 офицеров, в т.ч. 8 фенрихов медицинской службы, трех лейтенантов (в т.ч. двух морской службы), трех обер-лейтенантов (также два морской службы) и двух капитан-лейтенантов морской артиллерии. Как известно, экипаж подлодки VII серии составлял четыре офицера морской службы, причем командир должен был иметь звание не ниже обер-лейтенанта. Таким образом, из погибших подводников теоретически было бы возможно "сформировать" один экипаж, если не считать, что погибшие офицеры были не специалистами, а строевыми командирами курсантских подразделений. Напомним, что подчиненный им личный состав нуждался еще в, по меньшей мере, полугодичном курсе подготовки.
б) Был ли Маринеско личным врагом Гитлера? Объявлялся ли в Германии траур? Был ли расстрелян командир конвоя?
На основании имеющихся материалов можно уверенно заявить, что фюрер воспринял извести о гибели "Густлофа" с поразительным равнодушием. По всей видимости, он узнал о катастрофе уже на следующий день на очередном совещании в своей ставке по военно-морским вопросам. Второй вопрос совещания касался морских перевозок. Текст интересующих абзацев стенограммы несколько раз приводился в других изданиях, однако рискнем повторить его вновь: "В связи с потоплением пассажирского парохода "Вильгельм Густлоф", торпедой, выпущенной с подводной лодки на внешней коммуникации к северу от банки Штольпе, главнокомандующий военно-морскими силами (Дёниц - прим. М.М.) заявляет, что с самого начала было ясно, что при столь активных перевозках должны быть потери. Потери всегда очень тяжелы, но, к большому счастью их не прибавилось. Однако, он должен указать, что русские подводные лодки способны действовать без помех в Балтийском море только потому, что там им не оказывают противодействия германские самолеты. Из-за недостатка в эскортных силах флот должен ограничиваться непосредственным охранением конвоев. Единственным фактическим средством противолодочной обороны являются самолеты с радиолокационными установками, то самое оружие, которое дало возможность противнику парализовать боевые действия наших подводных лодок.
Начальник оперативного штаба ВВС докладывает, что у военно-воздушных сил не достает ни горючего, ни достаточно эффективного оборудования для подобных операций. Фюрер подчеркивает аргументы, выдвинутые главнокомандующим военно-морскими силами, и приказывает командованию ВВС заняться вопросом, как можно было бы помочь этому делу". И все! Никакой бесноватой реакции, никакой скорой расправы. После этого абсурдность утверждения о "личном враге" очевидна. То, что Маринеско не попал ни в какие списки, подтвердил в 1988 г. и официальный ответ, полученный из потсдамского архива ГДР. Относительно траура "дружественные" немецкие товарищи попытались подсластить пилюлю: "... Изучение ... не позволяет сделать заключения о том, был ли объявлен 30 января 1945 г. в Германии трехдневный траур по случаю гибели ... "Вильгельма Густлофа"... Объявление траура представляется сомнительным из-за отсутствия сообщений о самом факте потери корабля". Добавим к этому, что до сих пор сторонники версии о трауре не смогли предъявить ни одного документа, подтверждающего факт, который должен был иметь всегерманское значение. Таким образом, не было ни траура, ни официального сообщения о гибели лайнера, хотя информация об этом облетела германские порты на Балтике уже спустя сутки после события.
Точно так же не соответствует истине утверждение относительно казни командира конвоя. И распоряжавшийся на борту капитан Петерсен, и командир 2-го батальона корветтен-капитан Цан, и командир сил охранения ВМБ Готенхафен корветтен-капитан Вольфганг Леонхардт дожили до 9 мая 1945 г. и их следы теряются уже в послевоенной Германии.
в) У вдумчивого читателя не может не возникнуть вопрос: Так откуда возникла информация, на которой долгие годы основывались авторы многочисленных книг, журнальных и газетных статей об "С-13" и Маринеско? Ведь не могла же легенда возникнуть на голом месте!
К счастью, долго искать отправную точку в исследовании данного вопроса не пришлось. И в ответе историков ГДР, и в книге Х. Шёна, и в документальном сборнике "Из истории краснознаменной ПЛ "С-13" все сходятся на том, что первые сообщения о гибели лайнера были сделаны зарубежной прессой 19-20 февраля 1945 г. Увидевшая свет 19-го числа британская "Таймс" имела заметку под названием "Германский лайнер затонул в Балтийском море" следующего содержания: "25000-тонный германский лайнер общества "Сила, обретенная через радость" "Вильгельм Густлоф", эвакуировавший 3700 подводников и 5000 беженцев из восточной Пруссии, по сообщению финского радио, был потоплен после того, как покинул Данциг. Спаслось около 1000 пассажиров.
В соответствии с информацией, полученной из передачи стокгольмского радио, лайнер получил попадание торпеды и затонул в течение нескольких минут". - Агентство Рейтер.
Последующие статьи, прошедшие волной по страницам шведской прессы, несколько уточняли детали трагедии. Так, "Дагенс Нюхетер" от 21 февраля сообщала, что на судне было 10.000 человек, из которых спаслось всего 950, а "Афтонбладет" писала, что судно продержалось на воде всего 15 минут.
Нетрудно оценить, насколько эти сведения соответствовали действительности. Особый интерес вызывает происхождение цифры "3700 подводников". Сейчас уже не выяснить, откуда она появилась. Впрочем, все это не удивляет. Не сделав официального сообщения, немцы, тем самым, дали повод к появлению всевозможных газетных "уток" от «стокгольмских комсомольцев». Утаить же шила в мешке просто не представлялось возможным - многие состоятельные немцы из беженцев, знавшие о трагедии, пытались перебраться в Швецию, да и штормовое Балтийское море не собиралось хранить всегерманскую тайну. От места катастрофы до побережья нейтральной страны было чуть более 100 миль, а это слишком мало, чтобы не увидеть на берегу страшные свидетельства войны в виде обломков и обледеневших трупов. И пошла писать губерния...
В дальнейшем ситуация усугубилась целым рядом факторов. Архивы кригсмарине попали в руки англичан, которые поспешили наложить на все материалы гриф "секретно". Истинные потери военного персонала на лайнере просочились в открытую печать достаточно скоро, но, в то же время, многочисленные спасшиеся с "Густлофа" гражданские лица, естественно, не зная точной статистики произошедшего, поспешили разнести слух о жуткой трагедии. Дело кончилось тем, что гибель "Густлофа" даже вошла в "Книгу рекордов Гиннеса", как случай самой большой катастрофы на море в истории человечества*. Это, в свою очередь, вызвало за рубежом поток книг и статей о гибели лайнера. По мотивам катастрофы в Германии был снят художественный фильм под названием "Ночь опустилась над Готенхафеном". Для немцев все это стало как бы своеобразным искуплением грехов, демонстрацией того, что и они многое потерпели от войны, развязанной сумасшедшим Гитлером, к которому они не имеют никакого отношения. В нашей же стране внимание иностранных исследователей к истории с "Густлофом" в первую очередь объяснялось боевым успехом "С-13", мнимым значением его для сокрушения рейха и ложным трауром.
* Последние исследования свидетельствуют, что "Густлоф" может претендовать лишь на третье место в этом скорбном списке. Вся "тройка призеров" досталась на долю Германии. Первую позицию занимает бывший норвежский теплоход "Гойя" (5230 брт), потопленный 16.04.1945 г. советской ПЛ "Л-3" (капитан 3 ранга В.К. Коновалов) и унесший с собой на дно 7000 (плюс-минус 100) беженцев, вторую - лайнер "Кап Аркона" (27.571 брт) расстрелянный в Кильской бухте 3.05.1945 г. ракетами британских истребителей-бомбардировщиков "Тайфун". Потери на его борту составили 5594 человека, в подавляющем большинстве узников концлагерей. Четвертым, по всей вероятности, идет советский теплоход "Армения", затонувший 7.11.1941 г. южнее Ялты после попадания торпеды с германского самолета. Судно, продержавшееся на воде четыре минуты, стало последним приютом для примерно 5000 раненных и беженцев. Спасено было всего восемь человек.
Анализируя со всех сторон подробности и результаты атаки Маринеско вместо "героических" эпитетов невольно вспоминаешь совсем другие слова: "... Наша эскадра была вдвое сильнее неприятельской материально и конечно несколько раз сильнее ее в нравственном отношении. Следовательно, особенного "геройства" тут не представлялось, и "свет" этим "удивлен" также быть не мог. Но наши моряки сделали, все и каждый, свое дело отчетливо и точно, за что им честь и слава, - и в этих простых словах заключается высшая похвала, какую человеку заслужить дано..." Догадываетесь, о каком событии это написано? Это написано по поводу другого "успеха без подвига" русского флота - победы в Синопском сражении и не кем нибудь, а самим флаг-офицером В.А. Корнилова, вице-адмиралом И.Ф. Лихачевым в 1901 г.
Мифические тысячи погибших подводников на многие годы затмили другой успех "С-13", достигнутый в ходе январско-февральского похода - потопление санитарного транспорта "Штойбен" (быв. "Генерал Штойбен", 14.660 брт). Атака и ее результат превосходят случай с "Густлофом" по всем статьям, кроме, разве что, тоннажа судна. Во-первых, в этом случае боевое маневрирование осуществлялось в куда более сложных условиях. Оно говорит о Маринеско как о подводнике гораздо больше, чем эпизод 30 января. Судно шло с большой скоростью (около 16 узлов), переменным курсом, ночью, в условиях плохой видимости и с погашенными огнями. Его эскорт составляли миноносец "Т 196" и торпедолов "ТF 10". Четыре часа Маринеско маневрировал, зная о присутствии врага только благодаря данным гидроакустической станции, и наблюдал его лишь последние 40 минут. Преследовать цель (по оценке Маринеско - легкий крейсер "Эмден") пришлось на скоростях от 12 до 18 узлов. Из-за сильного охранения залп был произведен с дистанции 12 кабельтовых. Командир выпустил из кормовых торпедных аппаратов две "рыбины", и обе попали!
Во-вторых, чисто военное значение потопления "Штойбена", несмотря на определенную жестокость подобного сравнения, можно признать несколько большим. На санитарном транспорте на момент торпедирования находилась не "эсэсовская танковая часть", а 2680 раненных военнослужащих вермахта, 100 солдат, около 900 беженцев, 270 лиц медперсонала ВМФ и 285 членов экипажа судна (в т.ч. 125 военных моряков). Спаслось 659 человек, из которых раненные составили лишь около 350.
Свалившаяся внезапно на голову Александра Ивановича Маринеско слава не принесла ему счастья. О том, что именно он потопил "Густлоф" стало известно, по-видимому, в середине - конце февраля из сообщений финского и шведского радио. Лодка вернулась из похода 15-го числа, а уже спустя несколько дней комдив Орел писал в представлении командира "С-13" к званию "Герой Советского Союза": "... Потоплением лайнера "Вильгельм Густлоф" нанесен непоправимый удар по подводному флоту фашистской Германии, так как при потоплении погибло такое количество подводников, которое было бы достаточно для укомплектования 70 подводных лодок среднего тоннажа. Этим ударом ПЛ "С-13" под командованием капитана 3 ранга Маринеско сорвала планы фашистских захватчиков на море".
Ответная резолюция выражалась в виде штампа на представлении: "Орден Красного Знамени пр. ККБФ N 30 от 13.3.45 г." По всей видимости командование бригады ПЛ и Балтфлота произвело расчет по формуле "Герой Советского Союза минус совершенное преступление равно Ордену Красного Знамени". Очевидно, Александр Иванович был несогласен с подобным решением. Может он хотел, чтобы с ним поступили так же, как маркиз Лантенак с провинившимся матросом в романе В. Гюго "93-й год" - сначала наградил за храбрость, а затем отдал под суд и расстреляли за нерадивость. Если это так, то доблестному командиру "С-13" следовало бы знать, что советский суд не только наказывал провинившихся, но и автоматически лишал их всех государственных и наград.
Так или иначе, но следующий поход, совершенный субмариной в последние недели войны, явил истории уже совершенно другого Маринеско. Вот лишь некоторые выдержки из заключения о результатах боевого похода, сделанного командиром дивизиона и командиром бригады:
"1. За период нахождения в море, на позиции, в зоне интенсивного движения противника с 23.04.45 г. 7 раз обнаруживал цели для атаки, но атаковать не мог... (далее идет конкретное описание всех случаев).
Вывод: Боевую задачу подлодка не выполнила. Действия командира неудовлетворительные. (капитан 1 ранга Орел).
"... Находясь на позиции, командир ПЛ имел много случаев обнаружения транспортов и конвоев противника, но в результате неправильного маневрирования и нерешительности сблизиться для атаки не смог...
Выводы: 1. Действия командира ПЛ на позиции неудовлетворительные. Командир ПЛ не стремился искать и атаковать противника...
2. В результате неактивных действий командира, ПЛ "С-13" поставленную боевую задачу не выполнила. Оценка боевого похода ПЛ "С-13" неудовлетворительная. (командир бригады капитан 1 ранга Курников)".
То, что низкие боевые показатели были не случайными, подтверждает поведение Маринеско на берегу. Утром 23 мая лодка ошвартовалась в Турку, а уже 31-го числа командир дивизиона подал рапорт о том, что "подводник N 1" все это время пьет, служебными обязанностями не занимается и его дальнейшее пребывание в должности командира недопустимо. Дальнейшее хорошо известно. Маринеско "вышибают" с лодки, а вскоре и с флота. "Не оцененный по заслугам современниками" Маринеско попадает на "гражданку", в 1949 г. получает небольшой тюремный срок, в 1953 году освобождается и, спустя 10 лет умирает.
В. Доценко в своей книге "Мифы и легенды русской морской истории" написал, что, возвеличивая Маринеско, мы незаслуженно обижаем других подводников. Нам кажется, что правильнее было бы сказать по-другому. Возвеличивая Маринеско и его "подвиг" мы в первую очередь демонстрируем незнание истории, пренебрежение к фактам и вопиющее попирание общечеловеческих ценностей. Мы в очередной раз доказываем "свету", что квасной патриотизм, замешанный на мнимых подвигах, нам милее, чем истинные герои войны, подлинные свершения которых, быть может, менее впечатляют. Нам, чтобы ощущать себя полноценными, почему-то всегда нужны "левши, которые блоху подкуют". Может быть для того, чтобы за их громкой славой было бы легче спрятать от общества нелицеприятные факты многочисленных поражений или цифры мизерных боевых успехов, обусловленные порочной военной организацией, слабой подготовкой и отсталым техническим оснащением. Ведь давно пора бы понять, что подвиг наших моряков не в том, что они топили судов столько же или больше, чем англичане или немцы, а в том, что, несмотря на массу неблагоприятных факторов и обстоятельств они честно выполняли свой долг перед Родиной и наносили врагу ущерб настолько, насколько это было для них возможно.
И что же теперь, как правильно расставить акценты, не оскорбив ни людей, которые храбро сражались с врагом, ни тех, кто безвестно погиб, став по капризу злого рока заложником одного из самых жестоких тоталитарных режимов? Здесь хочется вспомнить о событии, состоявшемся в 1991 г. в калининградском "Зале Дружбы". Там Хайнц Шён сделал свой первый на русской земле доклад о судьбе "Вильгельма Густлофа". В дополнении к словам докладчика аудитории был показан фильм "Ночь опустилась над Готенхафеном". По сообщению присутствовавшего там немецкого корреспондента, после просмотра встал пожилой человек и произнес: "Наконец-то мы узнали правду. Теперь мы знаем, что на этом судне были не только нацисты и экипажи подводных лодок. Я попрошу присутствующих встать и почтить память погибших женщин и детей". Весь зал встал, многие плакали.