“Ультра” против “Ульма”
Николай Баженов, Сергей Патянин
Николай Баженов, Сергей Патянин
Статью предоставил Сергей Патянин
Провал операции “Царь”
Летом 1942 года центр активности надводных сил Кригсмарине переместился на север. Суровые полярные воды стали ареной ожесточенных сражений. С разгромом союзнического конвоя “PQ-17” стратегическая инициатива на арктическом ТВД перешла в руки Германии. Стремясь развить успех, германская авиация подвергла ожесточенным налетам Мурманск и Архангельск. Следующий решительный шаг немецко-фашистское командование намечало в виде серии операций, направленных на парализацию судоходства во внутренних советских водах. Приказ о начале их разработки Руководство войной на море отдало еще в мае. Командование военно-морской группы “Норд”, на которую возлагалось непосредственное осуществление данных акций, рьяно взялось за дело, и уже 1 июля ее командующий адмирал Р. Карльс представил “наверх” план небезызвестной операции “Вундерланд”, согласно которому намечалось отправить в Карское море один или два тяжелых крейсера. В качестве дополнительных мер предусматривался ряд активных минных постановок, проводимых силами надводных кораблей, подводных лодок и авиации. Разработка этих операций, получивших громкие названия (“Царь”, “Царица”, “Петер”, “Рюрик”, “Романов” и другие), по всей видимости, началась несколько позднее, поскольку первое упоминание о них в Журнале боевых действий Руководства войной на море относится к 20 августа. Планомерное и согласованное проведение всего комплекса операций должно было привести к полному прекращению движения судов по Северному морскому пути.
Как ни парадоксально, но столь масштабные мероприятия было вызваны отсутствием у немцев точных данных о состоянии морских коммуникаций и объектов их инфраструктуры в советском секторе Арктики. Командование Кригсмарине допускало наличие там весьма оживленного судоходства, не исключая даже движение караванов с ленд-лизовскими грузами по Севморпути из портов западного побережья США и наличие пункта их разгрузки в Амдерме.
С 4 августа немцы начали развертывание подводных лодок в Карском море и у северной оконечности Новой Земли (развернуто не менее 5 ПЛ). 16 августа в свой печально знаменитый рейд отправился тяжелый крейсер “Адмирал Шеер”. Затем настал черед минного оружия. 23 августа из Шёмен-фьорда близ Нарвика вышла подводная лодка “U 589”; цель - минная постановка у западного входа в пролив Маточкин Шар. Сутки спустя немцы приступили к реализации операции “Царь”, главная роль в которой отводилась минному заградителю “Ульм”.
Когда в ноябре 1937 года в Данциге было спущено на воду быстроходное рефрижераторное судно “Рапиде”, его создатели вряд ли задумывались о том, что их детищу будет уготована необычная судьба. Внешне это был типичный “банановоз” - двухпалубный теплоход с протяженным полубаком, надстройкой в средней части и одной трубой. В следующем году оно было передано компании “Норддойче Ллойд” и приписано к порту Бремен. Получив новое имя “Ульм”, до начала войны транспорт успел несколько раз сходить в Южную Америку, а 18 марта 1940 года был реквизирован военно-морским командованием, переименован в “Шифф 11” и поставлен на переоборудование во вспомогательный минзаг. В этой роли он совершил один поход к побережью Британии, но 31 июля по какой-то причине затонул. Уже в августе корабль подняли и поставили в ремонт. 25 ноября 1941 года реконструированный минный заградитель “Ульм” (первоначальное название было возвращено) вернулся в состав флота.
Основным вооружением “Ульма” являлись мины, причем бывший сухогруз отличался внушительной грузоподъемностью. При нормальной загрузке он брал на борт до 482 мин, дополнительно они могли приниматься в трюмы, правда, при этом отсутствовала возможность их постановки. В противоположность этому, артиллерийское вооружения корабля было слабым. На носу стояло 105-мм орудие, на корме - 37-мм автомат, еще четыре 20-мм автомата (по данным К. фон Куцлебена - 13-мм пулеметы) располагались на крыльях мостика и позади дымовой трубы.
В конце июля 1942 г. “Ульм” занимался транспортировкой мин из Германии в Финляндию. После получения распоряжений от группы “Норд”, корветтен-капитан Е. Бит привел заградитель в Свинемюнде, где он принял на борт 450 мин (100 EMС, 200 EMF, 120 TMB и 30 TMC) и 15-22 августа совершил переход в Нарвик. Там 23 августа его посетил вице-адмирал А. Тиле, недавно занявший должность “Адмирала Арктики”. Он передал командиру корабля план операции “Царь”.
Цель операции состояла в постановке 20 минных банок северо-западнее острова Новая Земля. Столь странный район постановки объясняется просто - немцы верили в существование оживленного судоходного маршрута вдоль западного побережья острова, вокруг мыса Желания и далее по направлению к проливу Вилькицкого. Одновременно закупорив минами оба выхода из Карского моря, они рассчитывали хотя бы на время парализовать движение судов по трассе Севморпути.
Маршрут перехода в район постановки разбивался на три прямых участка с изменением курса в точках с координатами 72гр.40’с.ш./18гр. в.д. и 78гр. с.ш./40гр. в.д. Эсминцам 5-й флотилии предписывалось сопровождать заградитель на начальном участке пути, после чего вернуться в Тромсё. Далее до района минной постановки “Ульм” должен был следовать в одиночку.
Ввиду слабого вооружения заградителя и самого характера операции, скрытности придавалось наиважнейшее значение. Переход к месту постановки предписывалось совершать под торговым флагом нейтральной страны, поддерживая маскировку, затруднявшую опознание судна авиационной разведкой. Применять оружие следовало только в том случае, когда уклониться от боя было невозможно, а зенитный огонь разрешалось открывать только в случае нападения вражеских самолетов. Приходилось считаться с возможностью встречи с союзными торговыми судами и конвоями, курсирующими между Исландией и Мурманском, а также с конвоями, ходившими (здесь стоит поставить кавычки) вдоль западных берегов Новой Земли. Кстати, особое указание на этот счет появилось после того, как 18 августа, во время выхода в рейд в Карское море, тяжелый крейсер “Адмирал Шеер” обнаружил неизвестное торговое судно примерно в 240 милях к востоку от южной оконечности Шпицбергена.
Особое беспокойство “Адмирала Арктики” вызывала недостаточная мощность радиостанции “Ульма”, выявленная во время его предшествующего пребывания на севере в начале года. Тиле указывал на это командованию группы “Норд”, но высшие инстанции проявили не свойственную немцам безалаберность. В течение нескольких недель, пока корабль находился в германских водах и не участвовал в активных действиях, столь необходимая замена радиостанции проведена так и не была. В качестве вынужденной меры находившимся в районе Новой Земли подводным лодкам “U 255” и “U 456” было приказано ретранслировать все поступающие от “Ульма” сообщения.
Операция “Царь” началась 24 августа 1942 года, когда заградитель вышел из Нарвика и направился шхерным фарватером в сторону Тромсё. В 23:47 к нему присоединились эскадренные миноносцы “Эрих Штайнбринк”, “Фридрих Ин” и “Рихард Байтцен”, сопровождавшие его до 14:10 следующих суток. В 70 милях юго-восточнее острова Медвежий, как и было предусмотрено планом, эсминцы отделились и вечером вернулись на базу. С этого момента “Ульм” никто не видел, и в течение недели о нем не было никаких известий.
В первой половине дня 26 августа авиационная разведка засекла между Шпицбергеном и островом Медвежий две группы кораблей противника, шедших на запад. Одна из них состояла из крейсера и двух эсминцев, вторая - из трех эсминцев. Немецкое командование решило, что это были корабли, возвращавшиеся из России в Англию, так как служба радиоперехвата не располагала данными о движении конвоев. /1/ Обнаружение кораблей противника вызвало большие опасения, так как направление их движения пересекалось с курсом “Ульма”. В сложившейся обстановке “Адмирал Арктики” немедленно направил “Ульму” радиограмму с приказанием отходить на север - к границе паковых льдов. Ответа не последовало.
Вплоть до 1 сентября вице-адмирал Тиле пребывал в напрасном ожидании. За это время в Нарвик успел вернуться “Адмирал Шеер”, не обнаруживший в море признаков присутствия заградителя. Подводные лодки также не получали никаких сообщений от “Ульма”. Лишь 3 сентября в штаб “Адмирала Арктики” пришло донесение от коменданта порта Вардё, свидетельствующее, что ночью к норвежскому побережью была прибита спасательная шлюпка с “Ульма”. После 300-мильного перехода в суровом арктическом море, в живых осталось только четверо: главный старшина Бон, старшина-машинист Паллас, старший матрос Шмиц и старший матрос-машинист Хофман. Кроме них в лодке находилось 20 окоченевших трупов, да и Хофман спустя несколько часов умер от переохлаждения.
Только тогда германскому командованию стало известно, что при следовании в район постановки заградитель был потоплен британскими эсминцами. Рассказ Бона (после войны его дополнили воспоминания возвратившегося из плена корветтен-капитана Бита) позволил восстановить картину произошедшего.
После отхода эсминцев сопровождения, “Ульм” лег на курс 46гр. и 16-узловым ходом направился к следующей точке поворота. Стояла ясная безоблачная погода: ветер NEE силой 4 балла, волнение 3 балла, видимость около 30 миль. В 23 часа (время берлинское), когда корабль находился в точке 74гр. 45’ с.ш., 26гр. 30’ в.д. сигнальщики обнаружили три эсминца по левому борту. Немедленно объявили боевую тревогу. Для маскировки был поднят панамский флаг. Эскадренные миноносцы приблизились, и с дистанции 6200 метров, без обычного запроса, головной открыл огонь. Первый залп лег недолетом. Командир “Ульма” приказал спустить флаг Панамы, поднять германский военный и лишь после этого отдал команду открыть ответный огонь. Единственное 105-мм орудие успело сделать примерно 15 выстрелов, после чего умолкло, разбитое прямым попаданием. /2/ Англичане сблизились до 4600 метров и с трех сторон расстреливали беззащитный заградитель из 120-мм орудий. В носовой части “Ульма” разгорелся сильный пожар.
Посланная открытым текстом радиограмма: “Перехвачен неприятельскими эсминцами в квадрате 1949 АС” осталась без подтверждения. Положение стало безнадежным, поэтому корветтен-капитан Бит приказал готовиться к оставлению корабля. На борту не было замечено ни малейших признаков паники, все приказания выполнялись быстро и четко. Секретные документы и шифровальная машинка с кодами были выброшены за борт. В трюме установили подрывные патроны. После команды “Приготовить спасательные средства” последовал приказ “Всем покинуть корабль!”
Пока офицеры и матросы “Ульма” грузились в спасательные шлюпки и плотики, британские эсминцы подошли еще ближе и били в упор. Один снаряд разорвался на корме, чудом не вызвав детонацию мин, второй угодил в левый борт, разбив одну из шлюпок и вызвав большое число жертв. Вторая шлюпка, полностью забитая людьми, отвалила от правого борта, оставшись незамеченной в сильном дыму. Тем временем один из эсминцев [“Онслот”. - прим. авт.] развернулся и выпустил четыре торпеды. Одна из них взорвалась в носовой части. “Ульм” сразу осел и накренился, и тут его настигла вторая торпеда. Через мгновение все было кончено. В 23:45 корабль скрылся под водой.
Англичане прекратили огонь и начали поднимать немецких моряков из воды. Всего ими было спасено 59 человек, 96 членов экипажа погибли в бою, еще 24 достигли норвежских берегов, но лишь троим из них посчастливилось остаться в живых. /3/
Спасательный плотик, в который в последнюю минуту корветтен-капитан Бит втащил тяжелораненого радиста, не успел отойти от борта заградителя. Тонущий корабль увлек его за собой в пучину, однако затем море смилостивилось и словно бы выплюнуло свою жертву на поверхность. Через полтора часа их подобрал эсминец “Онслот”. /4/
Главстаршина Бон рассказал, что сам он уничтожил секретные документы и по канату спустился за борт. Англичане в это время еще вели огонь из всех видов оружия. Проплыв немного в ледяной воде, Бон достиг уцелевшей шлюпки и, поскольку оказался старшим по званию среди находившихся в ней, принял командование. Он направил шлюпку в стелящуюся по воде полосу дыма от горящего “Ульма”. Примерно через полчаса на поверхности моря от заградителя не осталось ничего. Вскоре после этого поблизости от шлюпки прошел один из британских эсминцев, осуществлявший противолодочное охранение, в то время как два других вели спасательные работы. В клочьях дыма англичане не заметили шлюпку, а Бон намеренно не подавал им никаких знаков. Перспективе оказаться в плену он предпочел попытку добраться до норвежского побережья. На пятый день драматического путешествия впереди показались скалистые очертания полуострова Тана, однако моряки обессилели настолько, что с трудом справлялись с ветром и течением, относившим их на восток. Напрасными оказались сигнальные ракеты и фальшфейеры - с пустынного и безлюдного берега их никто не увидел. Лишь на девятый день с наблюдательного поста Вардё шлюпку заметили, но приняли за норвежский рыболовный баркас, к тому же мешавший учебным стрельбам, поэтому ограничились предупредительным сигналом. Ночью неуправляемую посудину выбросило на берег. Для двадцати находившихся в ней немецких моряков было уже слишком поздно.
Эпопея спасшихся с “Ульма” послужила примером стойкого исполнения солдатского долга и морской отваги. Главстаршина Бон был награжден Железным крестом и произведен в лейтенанты.
На этом можно было бы поставить точку и объявить дело закрытым. В конце концов - минзаг не такой уж ценный корабль, чтобы уделять его гибели столько внимания. В известной книге западногерманского адмирала Ф. Руге “Война на море” - одном из первых полномасштабных исследований морского аспекта Второй Мировой - перехват “Ульма” назван случайностью. Однако определенные вопросы должны были возникнуть у немцев уже после опроса оставшихся в живых членов экипажа. С какой целью три неприятельских эсминца следовали, мягко говоря, необычным курсом (напомним: они появились с левого борта, то есть с северо-восточного направления)? Как объяснить расстрел вроде бы неизвестного судна без традиционного запроса его национальной принадлежности? Да и какова, собственно, вероятность встречи кораблей противников в безбрежных полярных водах? В то время еще не существовало понятия “Исследование операций”, но были же разведка и штабы, обязанные это проанализировать.
Разумеется, ни сам адмирал, ни его коллеги-историки долгое время не имели доступа к архивам британских спецслужб. По действующим в Англии законам, они оставались закрытыми в течение тридцати лет. В открытой литературе завесу тайны в истории с “Ульмом” лишь в 1977 году приоткрыл бывший британский разведчик Патрик Бизли. В своей работе “Разведка особого назначения” он прямо пишет:
“В августе 1942 года, когда из Мурманска возвращались несколько наших эсминцев, …из дешифровок [стало известно], что вблизи острова Медвежий находится немецкий минный заградитель “Ульм”... Адмиралтейство приказало эсминцам, изменив курс на 225гр., прочесать указанный район, следуя строем фронта с дистанцией в 10 миль между кораблями. Приказ был отдан без пояснений, но командирам сообщили, что никаких союзных судов в данном районе не будет... Экипажи не поверили глазам, когда через 5 часов после получения радиограммы Адмиралтейства внезапно увидели в арктических водах одинокий “Ульм” и потопили его”.
Таким образом, перехват “Ульма” стал звеном в цепи операций, объединенных общим термином “Ультра”, и роковую роль в его судьбе сыграла британская служба радиоразведки.
“Энигма” и “Ультра”
Ход борьбы немецких шифровальщиков и английских “взломщиков кодов” был одним из самых интересных и запутанных моментов Второй Мировой войны в целом и сражений на морских театрах в частности. И случай с “Ульмом” является лишь небольшим эпизодом в этой борьбе, неким отголоском глобальных событий в войне на море, отражением начинающегося радиоэлектронного противоборства.
В течение всей войны немцы широко использовали для организации шифрсвязи практически во всех видах вооруженных сил шифровальные машины типа “Энигма” (от древнегр. - загадка) для передачи по радио в телеграфном коде сообщений, которыми обменивались боевые и штабные подразделения. Первые “Энигмы” появились на флоте еще в 1926 году, так как бурное развитие техники повлекло за собой проникновение механизации в область секретной связи, тщательно охраняемую от постороннего вмешательства.
Внешне эти машины напоминали большие кассовые аппараты с автономным электропитанием. В “Энигме”, как на обычной пишущей машинке, имелось три ряда клавиш с 26 буквами латинского алфавита, а над клавиатурой были расположены соответственно три ряда лампочек-индикаторов. На передней панели размещались три (позднее четыре) так называемых ротора, которые представляли собой зубчатые колеса с нанесенными по ободу буквами. Через ротор проходили провода, соединяющие 26 контактов на одной стороне ротора с таким же числом контактов на другой его стороне. Зашифровка каждой буквы производилась путем прохождения электрических импульсов через систему роторов. Пройдя через три ротора, сигнал попадал на так называемый рефлектор - устройство, которое посылало сигналы обратно через те же роторы, но по другому пути. Кроме того, в 1930 году “Энигма” была модернизирована за счет введения штепсельной панели из 26 пар розеток и штепселей, позволяющей производить еще одну перестановку до поступления сигнала на систему роторов.
Таким образом, ключами к “Энигме” являлись:
1) первоначальное расположение роторов;
2) установка вращающихся роторов в определенную позицию;
3) соединение пар розеток при помощи шнуров с вилками; то есть, общее количество возможных ключей выражалось числом из 92 знаков. Кроме того, периодически происходила смена ключей, а любое сообщение должно было содержать не менее десяти групп по пять букв в каждой, что затрудняло дешифровку математическими методами. На протяжении последующих лет немцы продолжали улучшать и совершенствовать первые варианты “Энигмы”, повышая надежность засекречивания. Дальше других в этом деле продвинулись шифровальщики военно-морских сил.
Перед дешифровальными службами союзников при попытках вскрыть немецкие шифры вставали неимоверные трудности. Проведенные англичанами перед войной теоретические исследования показали, что вскрыть ключи математическими методами было невозможно, если шифратор использовался правильно. Успешное чтение шифропереписки зависело от качества самого перехвата, от знания стандартных языковых оборотов в перехваченных сообщениях и от ошибок немецких операторов связи.
Существуют несколько версий раскрытия тайны “Энигмы”: польская, французская, английская и шведская. Вероятно, есть смысл кратко изложить некую усредненную версию произошедших событий в борьбе за обладание тайнами этой машины. Наиболее вероятно, что начало положила польская разведка в середине 30-х годов, достигнув к 1939 году определенных результатов. Понимая, что их возможности ограничены, поляки решили ознакомить с немецкими тайнами своих, как они надеялись, будущих союзников. На совещании специалистов-криптологов в Варшаве 22-25 июля 1939 года они передали англичанам и французам по одному экземпляру “Энигмы” и все накопленные ими материалы по методам дешифровки, а также некоторые средства автоматизации этого процесса под симптоматическим названием “Бомба” (некое электромеханическое устройство, названное в честь …сорта мороженного, обожаемого польскими специалистами).
После поражения Польши криптографы и специалисты по шифровальной технике перебрались в местечко Гре-Анвервайс под Парижем, где в спеццентре “Бруно” продолжили свою работу под руководством французских офицеров. А после разгрома самой Франции произошла дальнейшая рокировка: центр работы по дешифровке переместился на берега Туманного Альбиона.
Вроде бы нейтральные шведы тоже не оставались в стороне от попыток “расколоть” немецкие шифры. Благодаря совместным усилиям шведской службы радиоперехвата, агентурной разведки, которая добывала экземпляры шифровок и их расшифровки в германском посольстве, и профессора Беурлинга, разгадавшего принцип работы немецкой шифровальной машины, им это удалось! Ну а шеф службы безопасности Швеции майор Тернберг делился информацией с британским военно-морским атташе кэптеном Денхемом, который отсылал свои сообщения в объединенный разведывательный центр (Operational Intelligence Center - OIC или ОРЦ) военно-морского флота. Правда, информация поступала туда с опозданием на 1-2 суток.
Обладание “Энигмой” несколько облегчало англичанам проведение работ по дешифровке, проводившихся с августа 1939 года в местечке Блечли-Парк в 50 милях севернее Лондона, где была расположена Правительственная школа шифрсвязи и дешифровки (Government Code & Cipher School - GC&CS). О серьезном отношении британского руководства к этой проблеме говорит тот факт, что для работы в этом центре была собрана группа виднейших математиков, инженеров, специалистов-криптографов, большинство из которых закончило Кембридж. Таким образом, Блечли-Парк стал своего рода университетским городком.
Одним из таких специалистов был известный математик Алан Тьюринг. По словам его бывшего руководителя, “эксцентричность Алана Тьюринга превосходила только его гений. Во избежание кражи он приковал свою кофейную кружку цепью к батарее парового отопления, а свои сбережения обращал в серебряные слитки, которые закапывал в лесу и не смог найти по окончании войны”.
Тем не менее, этот оригинал на базе польской “Бомбы” разработал схему электромеханического устройства, которое моделировало эффект роторов “Энигмы” с помощью вращающихся барабанов. Они воспроизводили все возможные установки роторов немецкой машины всего за несколько секунд вместо часов, как раньше, и идентифицировали те из них, которые переводили отрывки перехваченного шифротекста в осмысленные фразы. Определив такую установку роторов, устройство само останавливалось. Эти “машины” под названием “Агнес” имели релейную память и электромагнитные барабаны, и в 1942 году уже шесть подобных устройств работало над разгадкой немецких шифрключей. “Почетная обязанность” обслуживать эти вычислительные установки и слушать шум вращающихся барабанов была предоставлена женщинам из вспомогательной службы.
Позже в распоряжение английских дешифровальщиков поступила усовершенствованная ЭВМ “Колосс”, созданная совместными усилиями интеллектуалов из Блечли-Парка. Это была уже программируемая машина, выполнявшая арифметические и логические операции над двоичными числами. Она была снабжена считывателем с перфоленты и электрической пишущей машинкой. С помощью этих архаичных ЭВМ удалось резко ускорить математические операции при дешифровке немецких радиограмм. Но “Колосс” был создан только в 1943 году, так что в рассматриваемый период англичанам приходилось применять другие методы.
Конечно, возможности перехвата шифрованных радиограмм сильно зависела от наличия широкой сети соответствующих станций радиоперехвата, обладающих необходимыми техническими возможностями. Руководство радиопеленгаторными станциями и станциями прослушивания и записи иностранных радиосигналов “Y” для GC&CS, а также специальным радиоцентром во Фригленде было возложено на 9-й объединенный отдел радиосигналов и разведки управления связи и разведуправления ВМС, которым командовал коммандер Сендвит. Наличие у англичан высокоэффективных станций радиоперехвата подтверждает в своем известном труде Д. Ирвинг.
Сначала британские дешифровщики начали читать радиограммы Люфтваффе (с апреля 1940 года), но широкомасштабно материалы радиоперехвата начали использоваться в Битве за Англию в августе-сентябре. Потом англичане “добрались” и до радиограмм ОКН и ставки фюрера, но морская “Энигма” еще год оставалась для них действительно большой загадкой. Кроме ее конструктивных особенностей, дешифровку усложняло ограничение, введенное командованием Кригсмарине на использование радиосвязи, что снижало количество поступающего для анализа материала. По свидетельству Бизли, всю административную переписку немцы передавали наземной связью, кроме того, флот всегда старался использовать телефон и телетайп, прокладывая для этой цели кабельные линии связи. В общем, моряки “засекретили свои радиопереговоры плотнее других”. И только расширение сети баз на новых морских ТВД к 1941 году вынудило командование германских ВМС более широко использовать радио.
Как известно, для различных целей в Кригсмарине использовались различные коды и шифры, которым с мая 1941 года стали присваивать специальные кодовые наименования. Наиболее важными немецкими шифрами являлись следующие:
“Гидра” - применялся всеми надводными кораблями на Балтике и в Северном море, а также кораблями, действующими на морских театрах оккупированных территорий. Иными словами, в Норвегии этот шифр использовали тральщики, противолодочные и патрульные корабли, а вначале - и подводные лодки;
“Тритон” - применялся в Атлантике подводными лодками, действовавшими под непосредственным руководством штаба подводного флота (кроме ПЛ, находившихся под командованием группы “Норд”);
“Тетис” - для подводных лодок, проходивших боевую подготовку на Балтике;
“Медуза” - для подводных лодок на Средиземном море;
“Эгир” - применялся всеми надводными кораблями при действии вне Балтийского и Северного морей;
“Нептун” - для тяжелых кораблей при выполнении специальных заданий;
“Зюйд” - для надводных кораблей на Средиземном и Черном морях;
“Слейпнер” - для кораблей при учебных торпедных стрельбах на Балтике;
“100” - для рейдеров, вспомогательных крейсеров и судов снабжения;
“Тибет” - для судов снабжения в дальних водах;
“Фрейя” - шифр ОКМ и военно-морских командований на суше. Конечно, стоит отметить, что для передачи по наземным линиям связи существовала другая система шифров;
“Берток” - шифр для связи между ОКМ и военно-морским атташе в Токио.
Каждый месяц почти все шифры (кроме “Эгира” и “100”) подвергались серьезным изменениям, а мелкие изменения вносились каждые сутки. Кроме того, имела место практика использования коротких условных обозначений. Таким образом, система шифров германских ВМС обладала достаточно высокой надежностью. Надо признать, что у немецких шифровальщиков были основания полагаться на совершенство своей “Энигмы”. Их эксперты-аналитики считали, что применение машинного шифра с переменными кодами и практически бесконечным количеством вариантов завалит дешифровальщиков работой на годы. При этом они надеялись, что даже в случае попадания в руки противника шифровальной машины со всеми документами, он весьма недолго сможет читать немецкие радиограммы: всего лишь до истечения срока действия регламентирующих шифрсвязь документов, вводимых на строго ограниченный период времени. Тем более что все инструкции печатались на растворимой в воде бумаге, что, вроде бы, гарантировало их уничтожение при попытках захвата.
Но англичане, тем не менее, считали (и, как выяснилось позднее, вполне обоснованно) что именно обладание шифрмашиной обеспечит им возможность уверенно читать радиопереговоры противника. Британским командованием была поставлена задача - во что бы то ни стало добыть экземпляры “Энигмы”. За немецкими секретами развернулась настоящая охота.
Сначала на сбитом в Норвегии бомбардировщике была найдена шифрмашина с полным набором ключей. Во время Французской кампании, когда немцы стремительно наступали, одна шустрая рота связи набрала такую скорость, что даже обогнала своих танкистов и въехала в расположение союзников. У командира этой лихой роты была изъята еще одна “Энигма”, но теперь армейская.
Конечно, англичане не оставляли усилий в деле получения столь нужной им морской “Энигмы”. К ее тайне они смогли прикоснуться еще в 1940 году: в феврале на “U 33” были захвачены два ротора, а в июне на “U 13” - даже сама шифрмашина и экземпляр инструкций. Однако, как утверждает Дж.Т. Ричелсон в своей книге “История шпионажа”, все это “не обеспечило даже частного потока расшифровок”. Не видя очевидного способа проанализировать шифрмашину, англичане задумались над возможностью захвата ключей.
Кстати, интересную мысль о захвате подал небезызвестный Ян Флеминг, личный помощник начальника военно-морской разведки Джона Годфри. “Крестный отец” “Ультры” Норман Деннинг (в то время - начальник секции в ОРЦ) так отзывался о будущем создателе мифического Джеймса Бонда: “Многие идеи Яна были просто безумны… но множество вместе взятых с потолка идей озаряла аура возможности, заставляя вас подумать дважды, прежде чем вышвырнуть их в корзину для бумаг”. Так вот, Флеминг предложил имитировать катастрофу некого немецкого судна в Атлантике и захватить реальный корабль, посланный на помощь “терпящему бедствие”. Естественно, из этого диковинного плана ничего не вышло, но положенная в его основу здравая идея оказалась ключом к успеху.
Во время рейда на Лофотенские острова 4 марта 1941 года британской абордажной партией с эсминца “Сомали” под командованием лейтенанта Уормингтона на борту немецкого сторожевика “Кребс” (NN 04) были захвачены роторы шифрмашины и разнообразные документы, в том числе таблицы ключей “Энигмы”, позволившие читать немецкие переговоры в течение нескольких недель. Знания, полученные при расшифровке февральских сообщений, позволили дешифровать все военно-морские сообщения за апрель и май 1941 года, хотя продуктивность и оперативность работы оставляли желать лучшего.
В это время сотрудник ОРЦ Гарри Хинсли (будущий официальный историк британской разведки) развил идею Флеминга. На его столе лежали расшифровки донесений немецких разведчиков погоды, на каждом из которых, по его сведениям, были списки ключей и перечислялись настройки шифрмашин на каждый день месяца. А некоторые метеоразведчики имели их на 2-3 месяца в зависимости от продолжительности плавания!
Англичане не преминули воспользоваться возможностью “пополнить коллекцию” немецких шифрматериалов. В районе острова Ян-Майен в результате спецопераций, проведенных по данным радиопеленгования, британскими эсминцами “Сомали” и “Тартар” соответственно были перехвачены германские траулеры “Мюнхен” (7 мая) и “Лауенбург” (28 июня), использовавшиеся в качестве судов метеорологической разведки. Поскольку эти траулеры по три месяца курсировали в океане и регулярно передавали сводки погоды, запеленговать их не составляло большого труда. На борту “Мюнхена” были захвачены: шифрмашина, шифровальная книга ближней связи, кодовая метеорологическая книга и военно-морская координатная сетка! Это был “улов”, принесший огромную пользу англичанам - среднее время между перехватом сообщения и его дешифровкой сократилось с 11 дней (на 21 мая) до 4 часов (на 1 июня). Однако захват “Мюнхена” являлся лишь временным решением, ибо как только срок действия захваченных ключей истек, было необходимо получить новые.
На “Лауенбурге” были захвачены ключевые установки уже на июль, в панике оставленные экипажем. В результате этого захвата была обеспечена дешифровка немецких сообщений с августа 1941 года практически вплоть до конца войны. По словам Ричелсона, “англичане при этом надеялись, что немцы будут продолжать считать захваченные корабли затонувшими вместе с криптографическими материалами”.
Но главный “подарок” англичане получили 8 мая 1941 года при захвате германской подводной лодки “U 110”. Вот тут-то им в руки попала не только исправная машина, но и весь комплект документов скрытой связи, действовавший до конца июня 1941 года. В результате этой достаточно случайной операции в Блечли-Парке появилась возможность читать немецкие радиограммы, передаваемые с использованием шифра “Гидра”. Даже после истечения срока действия этих документов у англичан возникали только кратковременные затруднения при разгадке новых шифров. Любой месячный ключ германских подводных сил вскрывался за двое суток.
Есть мнение, что позднее англичане вынуждены были отказаться от проведения операций по захвату немецких шифрматериалов из-за опасения возникновения у противника подозрений в стойкости своих шифров. С этим трудно согласиться. Во-первых, они уже достаточно получили на “U 110”. Во-вторых, а кого, собственно, можно было захватить в 1942-1943 гг.? Метеоразведкой уже занимались подлодки, а о захвате рейдеров или блокадопрорывателей можно было только мечтать, так как при опасности захвата они предпочитали самозатапливаться, в случае же сопротивления безжалостно уничтожались. Когда же немцы ввели в действие шифр “Тритон”, англичанам только и оставалось надеяться на захват новой шифрмашины, что и было сделано 30 октября 1942 года на борту “U 559”. До этого в течение почти целого года даже их ЭВМ не могли им помочь. А если бы храбрые моряки, двое из которых погибли во время этой рискованной операции, не смогли извлечь из тонущей лодки новую “Энигму”? Как бы могло повлиять это обстоятельство не только на дальнейшую борьбу шифровальных служб Германии и Британии, но и на всю Битву за Атлантику? Стоит задуматься, имели ли место в данном случае вышеупомянутые опасения?
Зато в конце войны англичане действительно утратили интерес к “коллекционированию” немецких шифрмашин. С некоторой долей превосходства они, видимо, считали, что немцы уже не смогут придумать ничего принципиально нового, да и дешифровальная техника к тому времени работала безукоризненно. Поэтому в 1944 году они даже не пытались заполучить новейшую “Энигму” с потопленной в Финском заливе подводной лодки “U 250”, которая вряд ли представляла большую ценность и для нашего флота, поскольку вычислительной техникой для дешифровки наши службы все равно не располагали. Британские представители запросили лишь информацию об акустических торпедах, четко расставив акценты в своих интересах.
Учитывая большое значение информации, получаемой англичанами в результате дешифровки немецких радиограмм, стоит разобраться в происхождении самого термина “Ультра”, который многие понимают по-разному. Один наш уважаемый капитан 1 ранга договорился даже до того, что посчитал за “Ультру” используемые для дешифровки электромеханические устройства.
Реально же этот термин родился в недрах британских спецслужб. Как пишет Бизли, на определенном этапе в ОРЦ пришли к выводу, что необходим способ, “который обеспечивал бы ознакомление с радиограммами, содержавшими дешифрованные материалы, только небольшого числа офицеров”. И вот тогда сотрудник ОРЦ коммандер Колпойз предложил присваивать таким материалам гриф “Ультра”. С чисто английским юмором Бизли замечает, что “вероятно, это было единственное латинское слово, которое смог припомнить бравый коммандер”. Таким образом, термином “Ультра” стала обобщенно называться вся, известная англичанам, секретная информация, полученная при помощи дешифровки. /5/
Расшифрованные радиограммы рождали другую проблему, требовавшую безотлагательного решения: необходимо было обеспечить ознакомление с полученной информацией тех, кто не мог без нее обходиться. Тексты расшифрованных радиограмм из Блечли-Парка по телетайпу направлялись в ОРЦ ВМФ, где эти документы разносились по секциям и далее рассылались по строго ограниченному списку: в Главный морской штаб (ГМШ), командующим Флотом метрополии и заморских военно-морских станций, руководителям Берегового, Бомбардировочного и Истребительного командований и еще нескольким старшим офицерам. Во главе списка значился, как ни странно, Первый морской лорд адмирал Д. Паунд. И тут число британский нюанс - Первый лорд Адмиралтейства не имел допуска в ОРЦ и к его секретам. В Адмиралтействе в списке на рассылку материалов ОРЦ значились: заместители и помощники начальника ГМШ, начальники управлений и их заместители, дежурные офицеры ВМС. Передача информации производилась при помощи одноразовых шифрблокнотов. Оригинал расшифрованного текста передавался вместе с комментариями ОРЦ, то есть факты и их оценка четко разграничивались. Для исполнителей в целях соблюдения секретности источник информации в обязательном порядке маскировался ссылками на иные источники разведданных.
Конечно, далеко не вся информация в системе “Ультра” имела одинаковую ценность и оперативность. Вряд ли радиоперехват и дешифровка сообщения (или сообщений), содержащих информацию об операции “Царь”, были каким-то особо заметным событием на фоне повседневной работы Блечли-Парка и ОРЦ ВМФ по дешифровке радиограмм и сбору разведданных о противнике.
Точки над “i”
Остается вопрос: на каком именно этапе передачи приказаний от разработчиков к исполнителям операции “Царь” произошла утечка информации, приведшая в конечном итоге к перехвату “Ульма”? Для того, чтобы хоть как-то попытаться ответить на него, необходимо рассмотреть структуру командных инстанций Кригсмарине на северном ТВД, их функции, порядок взаимодействия, а также используемые ими системы и каналы связи.
Организация командования германскими военно-морскими силами в целом, и на северном морском театре в частности, в течение войны не только оставалась весьма громоздкой и малопонятной, но и довольно часто претерпевала изменения.
Оперативное командование надводными кораблями и подводными лодками на Севере было возложено на штаб военно-морской группы “Норд” (командующий - генерал-адмирал Рольф Карльс), располагавшийся в Киле, довольно-таки далеко от места событий. Непосредственное руководство операциями в полярных водах было поручено так называемому “Адмиралу Арктики” (адмирал Губерт Шмундт, с августа 1942 года - вице-адмирал Август Тиле). Его штаб размещался в Нарвике на борту штабного корабля “Танга”. Кроме того, в Норвегии находился командующий надводным флотом (генерал-адмирал Отто Шнивинд), который летом 1942 года размещался на борту линкора “Тирпиц”. Он осуществлял тактическое командование крупными надводными кораблями и в оперативном отношении подчинялся командованию группы “Норд”. В Нарвике же располагался командующий крейсерским соединением вице-адмирал Оскар Куммец. Имелись в Норвегии и другие командные инстанции, иногда с весьма экзотическими названиями, в переплетении которых порой нелегко разобраться - “Адмиралы побережий”, командиры и капитаны портов, командиры различных флотилий и подразделений береговой обороны, а также частей морской авиации.
Связь между различными морскими штабами была организована с помощью телетайпных и телефонных линий, проложенных в тундре на сотни километров, к которым, как немцы надеялись, противник не имел доступа. Однако, поскольку охранять проложенные в тундре линии связи по всей протяженности они физически не были способны, шведские разведслужбы нашли возможность подключиться к ним и черпать оттуда важнейшую информацию о намерениях Вермахта, ВВС и ВМС. Эта информация, получаемая англичанами через атташе Денхема, оценивалась как “исключительно важная”.
Все нюансы разработки планов операций в недрах Кригсмарине проследить невозможно. В качестве примера воспользуемся информацией, содержащейся в книге Д. Ирвинга “Разгром конвоя PQ-17”. При согласовании плана операции “Россельшпрунг” адмирал Карльс лично излагал своим подчиненным Шнивинду и Шмундту подробности разработки плана его штабом, а уже потом штаб РВМ одобрил рекомендации группы “Норд” и детализированные предложения командующего флотом. Шнивинд и Карльс обсуждали подробности операции по “Бодо”, подобным же образом общались Нарвик и Киль. В то же время со штабом РВМ Карльс связывался по телефону - на территории Рейха не приходилось опасаться подключения противника к каналам связи. Главнокомандующий ВМС гросс-адмирал Эрих Редер вел переговоры с Килем по радио, не пренебрегая в ряде случаев и телефоном. По радио же были переданы и зашифрованные сведения об издании приказов для германских линкоров, а потом уже и сами приказы из Киля! Ну и, конечно, для быстроты передачи оперативной информации об обстановке штабам Шмундта, Шнивинда, Куммеца, Руководству войной на море и штабу 5-го воздушного флота Карльс также использовал радио. Не говоря уже о посылке радиограммы Шнивинду с приказом о выходе и маршрутом следования. Таким образом, немцы использовали эфир довольно активно, забывая об осторожности, хотя при этом находила свое применение и телефонная, и телетайпная связь. Понятно, что подобные увязки и согласования требовали усиленной эксплуатации различных каналов связи, давая противнику возможность проникнуть в замыслы немецкого руководства.
Правда, Бизли как-то не акцентирует внимания на дешифровке радиограмм при переговорах высших германских морских инстанций, фиксируя лишь факты перехвата этих переговоров. Столь же легко англичане перехватывали и радиопереговоры между германскими кораблями, находящимися в Вест- и Альтен-фьордах. Разумеется, перед выходом в море сами корабли соблюдали радиомолчание, но зато им потоком шли инструкции и информация от береговых органов командования. Без особых усилий англичане перехватывали, к примеру, сообщения с германских эсминцев, сопровождавших линкор “Тирпиц” в сентябре 42-го или “Шарнхорст” в декабре 43-го. Сообщения от соединений, находившихся в море, расшифровывались на удивление быстро: в Нарвик - за 1 час, в штаб группы “Норд” - за 2 часа, в штаб РВМ - за 3-4 часа (правда, это уже в сентябре 1943 года). Радиограммы командования германскими подводными силами на Севере разгадывались всего через 3 часа после перехвата, а радиограммы немецких самолетов - немедленно! Перехватывались и дешифровывались даже такие “мелочи”, как приказ моторному тральщику “R 121” о следовании к “Шарнхорсту” для доставки контр-адмирала Бея или сторожевому кораблю “V 5903” о выходе в море.
Зачастую радиоперехваты из Северной Норвегии были очень ненадежными, но для нас важно отметить, что англичане всю войну продолжали читать шифр “Гидра”, хотя иногда возникали некоторые перерывы из-за сложности разгадывания новых шифртаблиц. Бизли особо подчеркивает тот факт, что этим шифром пользовались в прибрежных водах патрульные корабли и тральщики, сопровождавшие подводные лодки при выходе в море и межбазовых переходах, то есть их сообщения читались регулярно. Из передач, ведущихся при помощи “Гидры” малыми боевыми единицами, англичане черпали информацию о планах по использованию крупных надводных кораблей.
Из вышесказанного можно сделать некоторые выводы о причинах провала операции “Царь”. Какие-то подробности плана операции, вероятно, могли стать известными англичанам от шведов из переговоров между Килем и Нарвиком, осуществлявшихся по кабельным линиям связи. Косвенное подтверждение такой возможности имеется в работе М. Йокипии “Финляндия на пути к войне”. Финский автор сообщает, что шведская разведка раскрыла германские шифры, посему “дипломатические и военные сведения читались подобно открытой книге”.
Британская радиоразведка могла получить сведения о начале операции из различных источников. Во-первых, заградитель при выходе в море сопровождали эсминцы; во-вторых, перед выходом тральщики протраливали фарватеры; в-третьих, подводным лодкам передавался приказ о ретрансляции сообщений “Ульма”. А все перехваченные переговоры уверенно расшифровывались в Блечли-Парке и передавались в ОРЦ ВМФ.
Конечно, нельзя недооценивать значение других видов разведки, особенно агентурной. Правда, сведения о возможностях британской агентуры в Норвегии несколько разноречивы. Бизли в своем труде отмечает слабость норвежской агентуры в начале 1942 года, ее нечеткую организацию и недостаток технических средств, что, вроде бы, компенсировалось докладами с британских субмарин, действовавших у норвежского побережья. Правда, он же признает, что позднее “она [норвежская агентура. - прим. авт.] скажет свое слово”. Д. Ирвинг отмечает, что в районе Альтен-фьорда союзники располагали “очень надежным источником”. Немецкий адмирал Шмундт также утверждал, что “на основании предшествующего опыта, необходимо предположить, что о передвижении наших военных кораблей постоянно доносили радиофицированные агенты противника”.
И все же, несмотря на хорошую информированность британских спецслужб о намерениях противника, перехват “Ульма” по большому счету можно считать действительно случайным. Не окажись в это время в Мурманске группы союзных кораблей, немецкий минзаг вышел бы “сухим из воды”, а британские эсминцы лишились бы сомнительной чести расстрелять практически безоружное судно. /6/
Бизли утверждает, что приказ о перехвате выдало Адмиралтейство, но не уточняет, кто и на каком уровне принял это решение. Ясно одно: это было сделано без участия командующего Флотом метрополии адмирала Джона Тови, который постоянно конфликтовал с Адмиралтейством, протестуя против вмешательства последнего в оперативное руководство.
Перехват произошел всего через пять часов после получения радиограммы Адмиралтейства. Предельная оперативность! Англичан не остановила даже возможность радиоперехвата немцами столь немотивированного и безапелляционного приказа с явным намеком на источник информации, так как времени для маскировки мотивов этого приказа просто не оставалось, хотя обычно при использовании материалов “Ультры” исходные данные вуалировались ссылками на другие источники информации. Это было необходимой мерой, ибо, по словам Ирвинга, “немецкая дешифровальная служба достигла к тому времени [июль 1942 г. - прим. авт.] вершины своей эффективности, и, как теперь известно из немецких архивов, радиограммы Адмиралтейства регулярно перехватывались и дешифровывались”. На Севере этим занималась рота радиоперехвата 5-го полка связи ВВС, дислоцированная в Киркенесе.
Ради чего англичане решили так рисковать, не совсем понятно. Они просто обязаны были допускать, что перехват простого минзага, осуществлявшего второстепенную и достаточно локальную операцию (да еще и не в их собственной операционной зоне), может вызвать подозрения немцев по поводу стойкости своих шифров. В ОРЦ прекрасно понимали, что поскольку других подтверждений о позиции “Ульма” не поступало, сигнал “Ультры” посылать было нельзя. Однако “шанс был слишком хорош, чтобы упустить его”! Риск оказался оправданным: гибель заградителя не особенно взволновала немцев, ее снова списали на пресловутую “случайность”.
Скорее всего, при отсутствии осязаемых военных успехов перехват “Ульма” произошел под лозунгом “на безрыбье и рак - рыба”. Этот эпизод мог выглядеть светлым пятном на общем фоне неудач. На тайну данного решения могли бы пролить свет офицеры ОРЦ, в частности, младший офицер Гаррисон, который как раз и отвечал за обстановку в норвежских водах. Таким образом, при данных обстоятельствах для завершения статьи больше подходит не точка, а многоточие…
Ссылки
1 - Первая группа состояла из американских крейсера “Тускалуза”, эсминцев “Родмэн” и “Эммонс”, вторую составляли британские эсминцы “Мартин”, “Марн” и “Онслот”. В середине августа эти корабли доставили в Северную Россию наземный персонал двух торпедоносных эскадрилий RAF, запасные стволы и зенитный боекомплект для судов ПВО, а также не принятый советской стороной английский морской госпиталь.
2 - За это время немецкие артиллеристы добились прямого попадания в эсминец “Мартин”.
3 - Приведенные цифры взяты из работы К. Куцлебена “Германские минные заградители”, однако они плохо согласуются со списочной численностью экипажа. По данным Э. Гренера, потери “Ульма” составили 141 человек.
4 - По свидетельству адмирала Н.М. Харламова, бывшего в те годы военно-морским атташе в Лондоне, на эсминце “Онслот” находился советский офицер конвойной службы лейтенант Н.В. Ивлиев. Англичане даже разрешили ему вести допрос пленных, правда, в присутствии старшего офицера эсминца.
5 - Ф. Уинтерботем в своей книге “Операция “Ультра” приписывает рождение термина себе. Он говорит, что первоначально было решено обозначать разведсведения, полученные с помощью “Энигмы”, грифом “Ультра секретно”, что впоследствии было сокращено до “Ультра”. Эти разночтения понятны, так как автор представлял в Интеллидженс Сервис интересы Королевских ВВС и, конечно, преувеличил свой вклад в организацию использования дешифрованных материалов, отодвинув на задний план специалистов из Блечли-Парка - действительно главных участников этой выдающейся разведывательной операции.
6 - Впрочем, авторитетный историк Юрген Ровер продолжает считать перехват “Ульма” неблагоприятным стечением обстоятельств, поскольку британские эсминцы якобы проводили “набеговую операцию против арктического побережья Норвегии” (“Хроника войны на море”, издание 1992 г.).
Литература
1. Анин Б., Петрович А. Радиошпионаж. - М., 1996.
2. Бизли П. Разведка особого назначения. История оперативного разведывательного центра английского Адмиралтейства 1939-1945. Пер. с англ. - М., 1981.
3. Дениц К. Немецкие подводные лодки во Второй мировой войне. Пер. с нем. - М., 1964.
4. Ирвинг Д. Разгром конвоя PQ-17. Пер. с англ. - М., 1971.
5. Йокипии М. Финляндия на пути к войне. Пер. с финск. - Петрозаводск, 1999.
6. Краснознаменный Балтийский флот в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. – М., 1981.
7. Маклахлан Д. Тайны английской разведки (1939-1945). Пер. с англ. - М., 1971.
8. Морозов М.Э. Эсминцы в годы тяжелых испытаний. // “Британские эсминцы в бою”. Ч.3. - М., 1998.
9. Ричелсон Дж.Т. История шпионажа. Пер. с англ. - М., 2000.
10. Роскилл С. Флот и война. Пер. с англ. Т.1-2. - М., 1967-1970.
11. Руге Ф. Война на море 1939-1945. Пер. с нем. - М., 1957.
12. Супрун М.Н. Ленд-лиз и северные конвои, 1941-1945 гг. - М., 1997.
13. Уинтерботем Ф. Операция “Ультра”. Пер. с англ. - М., 1978.
14. Харламов Н.М. Трудная миссия. - М., 1983.
15. Bagnasco E. U-boote im zweiten Weltkrieg. - Stuttgart, 1994.
16. Gruner E. Die deutschen Kriegsschiffe 1815-1945. Bd.3. – Bonn, 1985.
17. Kriegstagebuch der Seekriegsleitung. Bd.36. – Herford/Bonn, 1991.
18. von Kutzleben K., Schroeder W., Brennecke J. Minenschiffe 1939-1945. - Herford, 1974.
19. Lohmann W., Hildebrand H. Die deutsche Kriegsmarine 1939-1945. Bd.1. – Bad Nauheim, 1957.
20. Meister J. Der Seekrieg in dem osteuropeischen Gewassern 1941-1945. – Munchen, 1958.
21. Rohwer J., Hummelchen G. Chronology of the War at Sea 1939-1945. - Annapolis, 1992.