И.И.Серебренников “ВЕЛИКИЙ ОТХОД”
Согласно плану эвакуации, японцы должны были совершенно оставить Владивосток 26 октября. План эвакуации белых войск также был разработан, и были подготовлены меры к его осуществлению. Труднее было разрешить вопрос об эвакуации семей военнослужащих армии. Эти семьи были сосредоточены во Владивостоке. Для отправки их морем не хватало мореходных средств, и генерал Дитерихс приказал нанять для перевозки японские транспорты, которые с 20 ноября и начали переброску семей военных к Посьету, самому южному району Приморской области.
После 14 октября белые войска Приморья начали отходить по тем направлениям, которые были намечены заранее. Группа генерала Смолина стала отступать в район станции Пограничной Китайской Восточной железной дороги. Войсковые группы генералов Молчанова и Бородина направились по западному берегу Амурского залива к Посьету. Казачья колонна генерала Глебова отошла к Владивостоку. Красные следовали по пятам за отступавшими белыми, но особенно на них не наседали.
Во Владивостоке большие затруднения вызвал вопрос об эвакуации больных и раненых. Генерал Дитерихс хлопотал об оставлении их в городе под покровительством американского и английского Красного Креста, но они не верили ни в какие устные гарантии безопасности, и все пожелали выехать из города. В невероятно тяжелых условиях больные и раненые были переброшены в Посьет, а затем переотправлены в корейский порт Гензан.
21 октября в Посьете происходила выгрузка семей с японских транспортов; 24 октября сюда же прибыл со своей казачьей колонной генерал Глебов. Часть его людей, со своими лошадьми, была высажена в Посьете, остальные же чины его группы, включая семьи забайкальских казаков, были направлены в Гензан.
Еще через день, 25 октября, в Посьет прибыла из Владивостока вся флотилия адмирала Старка, имея на своих судах около семи тысяч человек. Этой флотилии было приказано идти далее также в Гензан.
26 октября 1922 года Владивосток был окончательно оставлен японцами, и этот русский город и порт был немедленно занят красными.
Посьет, Гензан, а затем Гирин, Шанхай и Манила стали новыми пунктами скопления и рассеяния оттуда по свету последних остатков русских белых армий.
Наиболее значительная группа белых войск, намеревавшихся эвакуировать Приморье, скопилась в Посьете.
Здесь находилось около 9000 человек с 3000 лошадей. Вся эта масса людей пробыла в районе Посьета и Новокиевска до тех пор, пока не закончилась эвакуация Владивостока и из Посьета не ушли на Гензан последние суда. В Новокиевске в течение нескольких дней собирали конные подводы для отправки в Хунчун, китайский пограничный город, семейств военнослужащих, а также больных, раненых и инвалидов. Нужно было переотправить до 700 женщин, 500 детей, 4000 человек больных и раненых. Некоторое время ожидали результата переговоров с китайскими властями гор. Хунчуна, которые не знали, что делать с готовым свалиться на них таким множеством русских. Красные держались далеко от мест скопления белых, получив в районе Славянки сильный удар от их арьергардных частей.
Женщины и дети были отправлены за несколько дней до оставления войсками Новокиевска, но переезд их до Хунчуна оказался весьма печальным. Дождливая погода превратила дороги, перерезанные канавами, в море сплошной грязи, и короткий путь, в два перехода, колонне с семьями и больными пришлось идти более трех суток, причем люди во время дождя ночевали в открытом поле, так как населенных пунктов в этом районе встречалось очень мало. Было много несчастных случаев с детьми, невинными жертвами русской гражданской междоусобицы; оказалось много простуженных и заболевших...
В последних числах октября китайские власти Хунчуна приготовились к встрече эвакуируемых войск, и 31 октября последние тронулись в путь, выслав вперед артиллерию и обозы. Ночевали на таможенной заставе и 1 ноября перешли русско-китайскую границу, обрекши себя мукам скитания по чужой, незнакомой земле...
Впереди не было никакого просвета. Всех придавило чувство горечи и страха за будущее. Весьма неохотно сдали белые бойцы китайцам свое оружие, с которым многие из них не расставались уже более четырех лет, а иные — почти со времени мировой войны.
Справедливость требует отметить, что в Хунчуне местные китайские власти и население отнеслись к русским тепло, несмотря на беспокойства и стеснения, которые причиняли им нежданные пришельцы.
В середине декабря 1922 года после переговоров с Мукденом Хунчунская группа русских начала свое продвижение эшелонами в район Гирина, перестроившись для этого в беженские группировки по территориальным и профессиональным признакам. В Волжской и Камской группировках оказалось 3036 военных, при них 208 женщин и 148 детей; в Оренбургско-Уральской — 808 военных, 37 женщин и 39 детей; в Сибирско-Енисейской — 459 военных, 18 женщин и 14 детей; в Забайкальской — 280 военных; в остальных группах насчитывалось 2952 военных, 390 женщин и 260 детей. В этой армии беженцев было свыше 1200 человек различных мастеровых, до 340 человек с разнообразными техническими знаниями и более 600 лиц с разного рода интеллигентными профессиями.
Как ни труден был путь от Посьета до Гирина по гористой, малонаселенной местности в суровую зиму, как ни тяжелы были условия ночлегов в пути — все же все были рады выйти из глухого угла, каким был Хунчун, к железной дороге, на которой стоял Гирин, главный город провинции того же наименования. Путь сюда около 500 верст длиною каждая группа беженцев проходила в 12–14 дней.
В феврале 1923 года движение было закончено. Люди в Гирине были размещены в лагерях, которые просуществовали до осени этого года.
В лагерях внутренний порядок в группах беженцев поддерживался прежним начальством, которое не было отделено от солдат. Только в мае по приказу китайских властей были удалены из лагерей генералы Дитерихс, Вержбицкий и Молчанов.
Зимой и весной 1923 года не обошлось в большевистской прессе Советской России без криков о разных замыслах «белогвардейцев» в Гирине. Большевиками сочинялись и приписывались гиринским затворникам всякие ужасные планы, один нелепее другого. К счастью, эти большевистские вопли не причинили белым в Гирине какого-либо существенного вреда.
В Гиринских лагерях вся весна 1923 года прошла в поисках людьми заработка, но устроить беженцев на работы группами не удалось, за весьма малыми исключениями. Безнадежность положения заставила людей искать другого выхода. Часть их решила вернуться домой, в Россию, часть направилась в Америку, часть постепенно рассеялась потом по Маньчжурии и Китаю.
В район станции Пограничной отступила группа войск под командой генерала Смолина в количестве до 3000 человек. Станция Пограничная была местом пребывания командующего войсками Суйнинского военного пограничного округа Маньчжурии, генерала Чжанцзучана, который дружественно относился к белым русским. Казалось поэтому, что войска, эвакуировавшиеся в районе ст. Пограничной, будут находиться в хороших условиях, тем более что они выходили здесь прямо к железной дороге, в местность, которая была уже более или менее знакома им.
На самом же деле эти войска попали в весьма скверное положение. Через несколько дней по переходе границы и после сдачи оружия русские солдаты по распоряжению главноначальствующего полосы отчуждения железной дороги генерала Чжан-Хуан-сяна были отделены от офицеров и, несмотря на все протесты и просьбы, отправлены эшелонами в сторону станции Маньчжурия для передачи их красным властям Забайкалья. Мотивировалось все это тем, что солдаты якобы сами выразили желание отправиться в Советскую Россию, что было, разумеется, неверно.
Но китайцы не сумели все же довезти кого-либо до советской границы: несмотря на охрану эшелонов, все солдаты бежали самыми различными способами, вплоть до взлома вагонных крыш.
Бежавшие после долгих мытарств кое-как устраивались постепенно на работы в полосе отчуждения Китайской Восточной жел. дороги; некоторые, устав от скитаний, вернулись потом добровольно в Советскую Россию.
Офицеров группы генерала Смолина отправили в Цицикар, где они были интернированы в лагере; там они пробыли некоторое время и затем были, группа за группой, освобождены.
В своих мемуарах, относящихся к описываемому времени, полковник В. А. Зубец записывает следующее:«Из Харбина я по некоторым своим делам выехал на станцию Пограничную. Здесь я еще смог наблюдать проход через станцию воинских частей группы генерала Смолина. На станции и базаре станционного поселка шла продажа и обмен конского состава и различного эвакуированного имущества.
Генерала Смолина я застал на станции в небольшом штабном вагоне. Как я узнал потом, в первые дни своего пребывания на ст. Пограничной он находился в весьма подавленном состоянии и опасался выдачи его красным. Чины его штаба были заняты сдачей воинского имущества и снаряжения представителям китайского командования. Еще стучали пишущие машинки, готовились длинные списки сдаваемого имущества, но с каждым днем зловеще пустели вагоны...»
Генерал Смолин находился некоторое время под домашним арестом, но затем получил возможность выехать в Пекин.
В корейском порту Гензан собралось теперь около 5500 человек; из них военных было 2500, невоенных около тысячи человек, и до 2000 человек составляли эвакуированные семьи — женщины и дети.
Эта группа оказалась по сравнению с другими в лучшем положении благодаря заботам японских властей и иностранных благотворительных учреждений, в том числе американского Красного Креста. В декабре заботы о большей части людей взяло на себя Японское правительство, установив для них вполне удовлетворительное довольствие.
Весной 1923 года часть людей, преимущественно забайкальцы, получили работу в Корее, но ненадолго; к лету эта работа уже прекратилась.
К зиме этого же года гензанская группа беженцев стала быстро распыляться по Китаю и Маньчжурии. Часть людей отправилась на пароходах к Шанхаю, многие выбрались в Тяньцзинь, Харбин и т.д.
Нужно ли говорить о том, что по рассеянии и ликвидации русских беженских групп, эвакуировавшихся из Приморья, памятниками пребывания этих групп в Хунчуне, Гирине и Гензане остались многие могильные холмы...
Русская революция усеяла могилами безвременно погибших не только Россию на всем ее колоссальном протяжении, от Прибалтики до Тихого океана, но и все прилегающие к ней территории огромного Китая — кладбище жертв налетевшего на Россию грозного шквала...
Страшные дни, полные тревоги и боязливой суматохи, хаоса и неразберихи, переживал Владивосток накануне белой эвакуации. Больше всего боялись, что в город внезапно ворвутся красные партизаны и начнется резня и грабеж.
«Это длилось несколько дней, и всего страшнее было под вечер исхода, 22 октября, — вспоминает о днях эвакуации Владивостока журналист В. Н. Иванов. — Целые дни у покосившейся набок туши моего парохода «Фузан-Мару» толпились кучи народа. Толпы людей метались с озабоченными лицами, таща чемоданы, корзины, весь свой оскудевший скарб».
«Октябрьское солнце быстро свершало свой круг над этой пестрой толпою, охваченной паникой уезжания, и приходил вечер, темный, без электрического уличного освещения, так как электрическая станция бастовала.
Кого не было в этой толпе? Офицеры, чиновники, священники, члены правительства, члены парламента и националистических организаций Дальнего Востока и, наконец, рядовые члены, участники национальных организаций, бегущие из Владивостока.
Все это суетилось и грузилось. Тарахтя в темноте, подъезжали телеги со скарбом и с семьями.
Печальная картина этого исхода не ограничивалась одним нашим пароходом. Рядом стоял другой пассажирский пароход «Нодо-Мару», который тоже впитывал в себя как губка рыхлый цимес национального движения.
Рейд был занят судами Сибирской флотилии и реквизированными на один рейс пароходами Добровольного флота и графа Кейзерлинга. На них грузились семьи военнослужащих, сами военнослужащие — одним словом, все, что имело отношение к действенному Приморью последних полутора лет.
Крах, полный крах, катастрофа — вот что читалось на растерянных лицах несчастных русских людей, вновь пускавшихся в безвестную даль».
В эти тревожные дни эвакуации Владивостока группа сибирских областников, выступив под флагом правительства Автономной Сибири, пыталась заявить о своем существовании как власти, не смущаясь ролью «калифа на час». Над одним из зданий Владивостока ими был поднят тот самый бело-зеленый флаг, под которым более четырех лет тому назад возникло противобольшевистское движение в Сибири. Фактически же власть принадлежала адмиралу Старку, ставшему теперь диктатором города, доживавшего свои последние «белые» дни.
Старк Флотилия адмирала Старка, состоявшая из полутора десятков легких судов, вышла из Владивостока 24 октября и на следующий день была уже у залива Посьет. Постояв здесь немного, флотилия приняла на свои корабли группу забайкальских казаков и затем в сопровождении двух японских миноносцев отправилась в корейские воды.
Следующая остановка флотилии была в Гензане, корейском порту. В первые же дни стоянки здесь к флотилии присоединились три парохода, получившие еще до эвакуации приказание идти из Владивостока на север. Предупрежденные в пути японским крейсером о занятии Владивостока красными, эти суда повернули на юг для соединения с флотилией адмирала Старка. Эти же суда приняли на себя некоторые группы пассажиров, чтобы разделить людскую скученность на других пароходах.
Суда «Маньчжур» и «Охотск» из-за неисправности и плохих машин были приведены флотилией в Гензан на буксире.
«На них находился главный контингент женщин и детей из семей глебовских казаков, спавших за недостатком места под открытым небом и при холодном проливном дожде во время последнего шторма.
На обоих кораблях был такой недостаток пресной воды, что все полторы тысячи человек получали лишь по пол-кружке воды в день. При этих убийственных условиях сейчас же начались детские заболевания. На «Маньчжуре» появились корь и тиф, и за последний переход двое детей умерло.
Потом, во время стоянки в Гензане, смертные случаи среди детей участились. Почти каждый день один из кораблей флотилии стоял под приспущенным флагом, а по узеньким улочкам японского города проносили маленький гроб из простых досок. Следом шел священник и несколько певчих — шел на особое «русское» кладбище, разбитое за городом, за длиннохвойными соснами корейских сопок...
Японцы поняли, что необходимо хоть немного разделить население флотилии и отвели под беженцев несколько сотен пустых таможенных бараков на молу, без отопления, с земляными полами, отгороженных от остального города прочной решеткой с полицейским постом.
Чтобы пробраться через это сторожевое охранение, требовалось иметь не только пропуск от штаба флотилии, но еще и доброе расположение японского переводчика, выдававшего особые карточки, действительные до четырех часов вечера. Позже ворота запирались, и выбраться в город становилось почти невозможно.
В сколько-нибудь сносных условиях оказались на берегу одни раненые, и в этом сказался дух Японии. Их взял на свое попечение Японский Красный Крест...»
В Гензане из-за отказа маршала Чжанцзолина принять в Маньчжурию казаков генерала Глебова положение дел крайне осложнилось. Флотилия не решалась дальше везти на полную неизвестность тысячи людей — для этого у нее не было ни запасов продовольствия, ни денег. Японцы же не давали разрешения казакам оставаться в пределах Кореи. Необходимо было найти какой-либо выход, и между генералом Глебовым, адмиралом Старком и японскими властями начались переговоры, затянувшиеся почти на три недели. Эти переговоры закончились компромиссным решением: японцы позволили глебовцам временно остаться на четырех кораблях в Гензане и обещали им некоторую материальную помощь.
21 ноября, покинув в Гензане взятые во Владивостоке пароходы Добровольного флота, флотилия адмирала Старка вновь вышла в Японское море. Во главе флотилии был флагманский корабль «Байкал». Затем в состав ее входили суда «Магнит», «Взрыватель», «Батарея» и «Свирь», составляющие первый дивизион флотилии; «Патрокл», «Улисс», «Диомид», «Илья Муромец» и катер «Страж» входили во второй дивизион; «Лейтенант Дыдымов», «Аякс», «Парис» и «Фарватер» — в третий дивизион.
На борту кораблей находились военнослужащие армии и флота, их семьи, отряды морских стрелков, русско-сербский отряд, кадеты Омского и Хабаровского корпусов.
Следующей остановкой флотилии был корейский порт Фузан, куда флотилия дошла 23 ноября. Здесь, в Фузане, окончательно выяснилось, что флотилия пойдет далее в Шанхай, каковое обстоятельство чрезвычайно обрадовало бедных скитальцев. Запасшись в Фузане водой, углем и провизией на 10 дней, флотилия при бодром настроении людей вышла утром 2 декабря из Фузана.
По дороге в Шанхай она попала в жестокий шторм, и с большими затруднениями стала собираться 7 декабря на Вузунгском рейде Шанхая. Собрались все корабли флотилии, кроме «Лейтенанта Дыдымова», который затонул во время шторма, будучи отнесен куда-то в сторону. Из его команды и пассажиров не спаслось ни одного человека. В числе погибших было несколько десятков мальчиков — кадетов Хабаровского кадетского корпуса.
Китайские власти Шанхая по поводу прибытия сюда флотилии адмирала Старка запросили Пекинское правительство о том, может ли быть разрешена русским беженцам высадка на берег. Пекин эту высадку запретил. Однако после того, как флотилия простояла в порту некоторое время и бдительность властей ослабела, некоторым группам пассажиров удалось сойти на берег и потом разделить судьбу местной русской колонии.
Простояв у Шанхая около четырех недель и произведя необходимый ремонт судов, флотилия 4 января 1923 года пустилась в дальнейшее плавание, положившись на возможность американского гостеприимства. У берегов Формозы ей пришлось выдержать крепкий муссон. Здесь затонуло еще одно судно флотилии — пароход «Аякс», с которого удалось спасти лишь несколько человек.
Испытав в пути многие затруднения, мореплаватели достигли наконец Манилы, столицы Филиппинских островов. Генерал-губернатор Манилы разрешил русским сойти на берег, а местный Красный Крест принял их на свое попечение. Всех беженцев в то время насчитывалось уже только около 800 человек.
Когда выяснилось, что на Маниле русские не смогут найти себе заработка, генерал-губернатор Филиппин решил отправить их всех в Соединенные Штаты на военном транспорте «Меритт».
1 июля 1923 года, т.е. восемь месяцев спустя после отъезда из Владивостока, русские эмигранты из флотилии адмирала Старка добрались до Сан-Франциско, где и нашли себе источники существования и могли начать в гостеприимных Соединенных Штатах свою новую, мирную, жизнь.
Много позднее, почти через полгода после ухода флотилии адмирала Старка из Шанхая, туда прибыли из Гензана еще четыре парохода, на которых были привезены казаки и солдаты, находившиеся под командой генерала Глебова. Это были пароходы «Охотск», «Маньчжур», «Монгугай» и «Защитник».
Чтобы получить средства для питания своих людей, генерал Глебов вынужден был продать эти пароходы. Один из них, «Монгугай», был насильно захвачен большевиками и уведен во Владивосток при содействии генерала Анисимова, бывшего ранее помощником атамана Дутова, а теперь перекинувшегося к большевикам.
Среди командного состава флотилии адмирала Старка видную роль играли так называемые «месопотамцы». Это — моряки русского флота, принадлежавшие ранее к составу Каспийской флотилии. Они прибыли во Владивосток в середине сентября 1921 года из Месопотамии на пароходе «Франц Фердинанд».
Все это были участники Гражданской войны на юге России. На их долю выпало немало передряг и суровых испытаний во время этой войны, когда она коснулась своим зловещим дыханием берегов Каспийского моря.
Им пришлось пережить интернирование у англичан в Энзели, в Персии.
Здесь при взятии этого города большевиками им угрожала выдача их в руки красного врага. Однако морякам удалось вырваться из Энзели под обстрелом артиллерийского огня большевиков.
Дальше последовал поход моряков пешком по Северной Персии, до Решта и Казвина, откуда при содействии англичан они проследовали группами на грузовых автомобилях в Месопотамию, где были интернированы вблизи порта Басра на реке Тигр. Здесь в непривычных условиях, отягчаемых сильной жарою и тропическими болезнями, «месопотамцы» пробыли полтора года и наконец были отправлены англичанами во Владивосток.
Один из «месопотамцев» в своих воспоминаниях об отплытии их из Басры во Владивосток рассказывает следующее:
«Приблизительно в марте 1921 года англичане объявили нам, что отправят нас во Владивосток, где в то время были еще, по нашим сведениям, большевики. Командующий нашим отрядом заявил протест, указав англичанам, что, согласно условию, с ними заключенному, они не имеют права отправлять нас к большевикам. Через месяц в ответ на наш протест мы получили уведомление, что все-таки мы будем отправлены во Владивосток.
Надо было что-то предпринимать...
Белоприморье Мы выработали план захвата парохода, на котором нас будут отвозить на Дальний Восток, с тем чтобы потом уйти на нем в Манилу, на Филиппины.
В мае из английских газет мы узнали, что во Владивостоке происходят какие-то события, но что именно, понять было невозможно.
Наконец в августе 1921 года пришел в Басру пароход «Франц Фердинанд», чтобы увезти нас во Владивосток... На пароход для его охраны был помещен взвод шотландцев с пулеметами. Было похоже на то, что англичане пронюхали о нашем заговоре.
В плавании шотландцы первое время исполняли свои караульные обязанности очень строго, но постепенно строгости уменьшились, и, если бы было нужно, мы всегда могли бы выполнить наш заговорщический план.
Придя в Гонконг, мы постарались узнать что-либо определенное о Владивостоке. К нам приехал один русский, капитан китайского парохода, и привез пачку русских газет.
Только теперь мы наконец узнали о том, что происходит во Владивостоке, где находилось в это время антибольшевистское правительство, во главе с братьями Меркуловыми. После этого уже никто не стал думать о захвате парохода, а, наоборот, начали мечтать о скорейшем приходе на Русскую землю...»
Этой «месопотамской» группе моряков флотилия адмирала Старка была в значительной степени обязана успехом эвакуации белого Владивостока. Благодаря нахождению «месопотамцев» во флотилии в корне была пресечена возможность выступления матросов в пользу красной власти в критические дни Владивостока.
Эти испытанные в боях мужественные люди, не задумываясь, пошли в новые странствия по свету на кораблях, из коих некоторые были явно не пригодны для дальнего плавания. И на посыльном судне «Лейтенант Дыдымов», погибшем во время шторма на пути к Шанхаю, почти весь командный состав принадлежал к «месопотамцам».
Пройдя через многие опасности Гражданской войны, сохранив жизнь во время тягчайших испытаний, эти доблестные люди нашли нежданную гибель вдали от родины, в волнах Тихого океана.