Вы просто ненавидите все русское.

Катастрофа

Выгрузив почти все боеприпасы и снабжение, и приняв на борт пассажиров, эсминец приготовился к опасному переходу в Гибралтар. Топлива тоже был оставлен лишь необходимый минимум. Для ночного перехода в тунисских водах командиру корабля капитан-лейтенанту Уоткинсу посоветовали: а) – при подходе к маяку Келибия включить эхолот; б) – ориентироваться по высоким скалам севернее маяка Келибия; в) – помнить о минном заграждении на востоке и не приближаться к берегу более чем на 2 мили; г) – помнить о мелях Рас-эль-Мирн и мыса Бон. Ему сказали, что выбирать скорость после появления земли он должен самостоятельно, но следует ожидать возможного появления немецких и итальянских торпедных катеров, а также конвоев Оси с грузами для Северной Африки, которые тоже могут оказаться вблизи мыса Бон.
Хотя Уоткинс этого не знал, ночью 5/6 апреля море было пустынным, на ливийском маршруте находились только три конвоя. Итальянский пароход «Уна» в сопровождении 4 немецких тральщиков и миноносца «Каллиопе» направлялся из Трапани в Триполи и его курс шел значительно южнее выбранного «Хэйвоком». Итальянский танкер «Сатурно» шел из Триполи в Неаполь в сопровождении эсминца «Фольгоре» и миноносца «Касторе» и уже прошел мыс Бон, прежде чем «Хэйвок» подошел к маяку Келибия. Наконец немецкий пароход «Атлас» в сопровождении 3 тральщиков и миноносца «Персео» тоже шел из Трапани в Триполи, но еще был значительно севернее мыса Бон, когда «Хэйвок» сел на мель.
Командир «Хэйвока» решил держать скорость 30 узлов, огибая мыс Бон, одновременно он приказал артиллеристам находиться в полной боевой готовности на случай встречи с вражескими торпедными катерами. В действительности 120-мм орудия эсминца, наводившиеся вручную, были почти бесполезны в бою на малой дистанции со скоростными катерами, а зенитным автоматам не хватало останавливающей мощи. Сейчас, зная задним числом, что произошло, можно сказать, что опытный старпом «Хэйвока» больше пригодился бы в штурманской рубке, чем в КДП.
Снова цитируем рапорт капитан-лейтенанта Уоткинса:

«Я снялся с якоря в сумерках примерно в 19.00 и пошел к выходу из гавани. К счастью, в это время не было воздушного налета. Гирокомпас работал нормально и штурман суб-лейтенант Лэк смог проверить его, пока я вел корабль мимо брекватера. Но я не могу сказать, была ли эта проверка надежной. Двигаясь по протраленному фарватеру с брал пеленги маяка Сент-Эльмо и маяка ВВС, на который нельзя было полагаться, так как его ежедневно перевозили на новое место. Поэтому я не был точно уверен в его положении. Я смог покинуть мостик лишь через два часа для совершенно необходимого отдыха, оставив вместо себя старпома лейтенанта Бэрфилда, когда показалась Пантеллерия.
Корабль находился в готовности номер два, но я разрешил половине офицеров спать на местах, чтобы в случае необходимости они могли действовать немедленно. Старпом и лейтенант Бейли-Громан работали поочередно как командир и вахтенный офицер, им помогал суб-лейтенант Спирин. Суб-лейтенант Лэк действовал самостоятельно, исполняя обязанности штурмана. Следует заметить, что магнитному компасу не было веры ни на грош.
Я принял командование на себя, когда корабль подходил к месту первого поворота в 1,5 милях от маяка Келибия. Лэк находился в штурманской рубке. Мой дальномер, похоже, действовать исправно, хотя у меня не было возможности проверить его. Я взглянул на карту и увидел, что мы следует курсом примерно 10 градусов от берега. Я не могу вспомнить точный курс. Я все еще держал скорость 30 узлов, которую считал необходимой по следующим соображениям: а) – я имел приказ оказаться как можно дальше к западу на рассвете; б) – чтобы проскочить мимо противника в узости при максимальном значении ВИП. Ночь была ясной, хотя и безлунной, над сушей виднелись клочья тумана. Я спросил у Лэка, где мы находимся и не пора ли уже поворачивать. Он ответил, что мы немного ближе к берегу, но в остальном все в порядке. Мичман Дункан услышал это. Я еще раз посмотрел на карту и решил, что мы следуем правильным курсом. Я приказал Лэку сообщить мне, когда потребуется взять пеленги перед поворотом, и дать мне время сделать это. Все было нанесено на карту, чтобы избежать ошибок. Чтобы обогнуть маяк Келибия требовалось сделать четыре поворота. Я не рискнул покинуть мостик, так как освещение штурманского стола могло временно ослепить меня, что опасно на скорости 30 узлов. Снова я опасался только встречи с противником и минами.
Я объявил полную готовность при подходе к точке первого поворота. Лейтенант Бэрфилд принял на себя командование артиллерией, а я вел корабль. Пока мы находились в готовности номер два, лейтенант Бэйли-Громан спал на задней части мостика и не был полностью в курсе происходившего. Он тоже смертельно устал. Я постоянно спрашивал Лэка все ли нормально. Он снова ответил, что мы чуть ближе к берегу, чем нужно, но все нормально. Мичман Дункан тоже стоял на мостике и слышал это. Я пытался проверить расстояния и пеленги, которые мне дал Лэк. Последний отрезок курса перед поворотом показался мне немного странным, и я немного затянул с поворотом, после того, как Лэк сказал, что пора поворачивать. Время было 03.30. я увидел впереди то, что принял за белые буруны и немедленно немного повернул, затем бросился к штурманскому столу и приказал дать полный назад и положить руль право на борт. Но было поздно, мы выскочили на песчаную косу и плотно застряли. Время было 03.58. штурманские карты были доставлены потом на берег, но уничтожены из-за секретной информации на них».

Матрос 1 класса Джим Браун вспоминал:

«Мы покинули Мальту под покровом темноты и направились в Гибралтар. Я стоял на вахте, когда корабль сел на мель рано утром. Я помню, как только что сказал товарищу, что буруны у форштевня странные, как они внезапно изменились».

Продолжаем рапорт Уоткинса:

«Ничего сделать было нельзя. К этому времени стало чуть светлее. Берег находился в нескольких сотнях ярдов от нас. Я приказал выбросить за борт все боеприпасы, чтобы как-то облегчить корабль. Но, выйдя на корму, понял, что все это напрасно и приказал переправить пассажиров на берег, а также приготовиться взорвать корабль. Механик Эндрюс сообщил, что в машинном отделении вырвало предохранительный клапан главного паропровода, один матрос погиб, пятеро получили сильные ожоги. Один из них позднее скончался в госпитале.
Все шифровальные книги секретные документы были уничтожены, разбиты радар и асдик, система управления огнем. По всем отсекам рассыпали кордит и разлили топливо.
Когда весь экипаж забрал вещи и перебрался на берег, рядом с кораблем остался последний вельбот. К этому времени уже рассвело. Мы подожгли порох и привели в действие взрыватели глубинных бомб в отсеке асдика. Взрыв вырвал борта полубака, и палуба повисла, удерживаемая только форштевнем. К этому времени вельбот отошел от корабля на безопасное расстояние. Ранее мы выпустили в море все торпеды, и противник нашел их обломки».

Снова вспоминает Джим Браун:

«После того, как была предпринята попытка сняться с мели машинами, был отдан приказ покинуть корабль. Я считаю, что кочегар погиб, когда был дан полный назад и от толчка сломались какие-то крепления в машинном отделении. Это произошло после того, как мы начали выбрасывать за борт боеприпасы, чтобы облегчить корабль. Торпеды были выпущены в море. В машинном отделении развели огонь, чтобы уничтожить документы. Были установлены взрыватели, и мы отправились на берег. Я не думаю, что хоть кто-то промок. На рассвете мы выбрались на песчаные дюны и стали ждать взрыва. Когда он прогремел, в воздух полетели куски железа. Летающая лодка «Сандерленд» сделала пару кругов и улетела, так как не могла помочь».

В дневнике командующего Средиземноморским флотом отмечено, что 6 апреля в 04.15 эсминец «Хэйвок» вылетел на мель в 2,5 милях от маяка Келибия. Он шел под берегом со скоростью 26 узлов. «Хэйвок» передал, что корабль не спасти, поэтому он будет уничтожен. Экипаж благополучно перебрался на берег за исключением одного погибшего. В таких обстоятельствах послать спасательное судно было невозможно, и экипаж интернировали. Позднее авиаразведка подтвердила местоположение корабля.
Снова рапорт Уоткинса:

«Выбравшись на берег, я обнаружил, что капитан 2 ранга Джессел (пассажир, командир погибшего на Мальте эсминца «Лиджен») послал говорившего по-французски суб-лейтенанта (он тоже был пассажиром) на маяк Келибия, чтобы договориться с французами о сдаче оружия. Мы отправились в казармы береговой охраны, оставив свои вещи и припасы под охраной вместе с ранеными. На высоте 50 футов над нами пролетел гидросамолет «Кант». По приказу французов мы рассыпались, но, к счастью, «Кант» огня не открывал. Я решил дать нескольким морякам шанс спастись на вельботе и для этого переправил на берег штурманские инструменты и паруса. Но мы выяснили, что это не получится, и хорошо, так как ветра не было, зато над нами пролетели несколько Ju-88.
Примерно в 14.00 мы потеряли корабль из вида, и нас взяли под караул. В это время на корабле произошел ужасный взрыв, поднялся столб дыма высотой несколько сотен футов. Теперь мы были уверены, что эсминец взорвался. Были подготовлены глубинные бомбы, а под ними мы рассыпали кордит. Вероятно, после этого взорвались и погреба. Весь день продолжали рваться боеприпасы, и я уверен, что французам не досталось ничего».

Действия «Арадама».

Итальянские источники утверждают, что эсминец «Хэйвок» был уничтожен подводной лодкой «Арадам» (Marcello Bertini. La Marina italiana nella seconda Guerra mondiale, Vol.XIII, I Sommergibili nel Mediterraneo, Tomo II, 1968).

«Как мы говорили ранее, у восточного побережья Туниса действовали несколько наших подводных лодок, которые должны были прикрывать наши перевозки и помешать рейдам вражеских легких сил с Мальты, а также перехватывать вражеские корабли.
5 апреля 1942 года подводные лодки «Турчезе» и «Арадам» дежурили в море, первая – чуть севернее мыса Бон, вторая – немного восточнее маяка Келибия. «Арадам», которой командовал лейтенант Оскар Гран, добилась успеха сразу после того, как прибыла на место рано утром 6 апреля. Заметив в 03.12 большой вражеский эсминец, который направлялся на запад к мысу Бон, следуя вдоль берега, лодка в 03.17 выпустила торпеду с дистанции 500 метров. Позднее, всплыв на поверхность, она увидела вражеский корабль, стоящий на мели у Рас-эль-Мирк, на борту был отмечен пожар. Это был английский эсминец «Хэйвок», который вышел с Мальты вечером 5 апреля и направлялся в Гибралтар. Корабль выбросился на берег, позднее на нем произошел взрыв, переломивший его пополам».

Ключевым моментом является время атаки «Арадама», если сравнивать его с рапортами экипажа «Хэйвока».
Как будет сказано далее, часы в машинном отделении эсминца остановились, когда он выскочил на мель на скорости 30 узлов. Они показывали 03.58 по мальтийскому времени. Неясно, по какому времени описаны действия «Арадама», но почти наверняка по среднеевропейскому. Если два корабля использовали одно и то же время, то «Арадам» вполне мог выпустить торпеду, которая прошла мимо. В противном случае лодка появилась, когда «Хэйвок» уже сидел на мели и выпустила топеду, которая либо ударилась о дно моря на отмели, либо прошла мимо. «Хэйвок» стоял на месте, а командир лодки считал, что стреляет по движущемуся кораблю.
Рапорт «Арадама» сообщает, что попадание торпеды заставило эсминец выброситься на берег и вызвало пожар, который привел к взрыву погребов. Несомненно, экипаж «Хэйвока» заметил бы, если бы корабль был торпедирован до того, как сел на мель. Точно известно, что взрыв, переломивший корабль пополам, произошел около 14.00. Невероятно, что «Арадам», «торпедировав» эсминец в 03.17, подошла вплотную к берегу днем да еще на мелководье, где ее легко могли обнаружить самолеты. Поэтому следует считать, что итальянские отчеты описывают попытку «Арадама» торпедировать британский эсминец, сидящий на мели в 300 метрах от маяка Келибия. Другой источник утверждает, что эсминец был добит торпедой лодки утром 6 апреля. Снова это не совпадает с показаниями моряков «Хэйвока», которые утром сидели на песчаных дюнах. Они наверняка заметили бы взрыв на покинутом корабле.
Ночью 7/8 апреля итальянские диверсанты под командованием капитана 2 ранга Эрнесто Форца высадились на эсминец с борта спасательного судна «Инстанкабиле» (бывший югославский буксир «Спасилач») и, вероятно, наши кое-какую секретную информацию. Знали или нет власти Виши об этом нарушении нейтралитета – не известно. Также возникает вопрос, что именно нашли итальянцы на взорванном корабле.