Тема линкоров Балтики в творчестве художника.


Линкор "Октябрьская Революция" в Таллине.

  Уход "Октябрьской Революции" из Таллина в Кронштадт.

Отредактированно Strannik4465 (16.06.2018 12:20:37)

Тема крейсера "Максим Горький".

Не прошло и месяца с начала Великой Отечественной войны, а советские художники уже участвовали в боях на всех участках огромного фронта, сражаясь нередко и как солдаты, и одновременно оружием искусства.
Среди них находился и живописец Я.Д. Ромас. Собственно, живописцем он только еще становился. Перед началом войны художник работал над первой своей картиной. А до того в течение почти десяти лет участвовал в декорировании Москвы в дни празднеств, в оформлении Музея В. И. Ленина и крупнейших выставок, совместно с архитекторами проектировал интерьеры станций Московского метро, преподавал на декоративно-оформительском отделении художественного училища.
Теперь, направленный в распоряжение Политуправления Балтийского флота, он получил назначение на крейсер «Максим Горький». В ту пору корабль, подорвавшийся на мине, стоял в доке — шел ремонт. Художник ступил на крейсер, с которым затем не расставался на протяжении долгих месяцев блокады. Первое, чему он стал свидетелем, был подвиг рабочих Балтийского завода и доков: тяжелые раны корабля залечили за двадцать один день, а в обычных, мирных условиях на эту работу полагалось полгода.
Когда «Максим Горький» снова вернулся в строй и стал воевать в составе блокированной эскадры, старший политрук Ромас постепенно включился в боевую жизнь крейсера; вернее, он сам стал частицей этой жизни.
Художник на сражающемся корабле.. . Сколько в этом романтики и сколько нелегкого труда, жестоких лишений, одоления трудностей.
Вспомним: в русско-турецкой кампании 1877—1878 годов во время боевой операции на миноносце «Шутка» был ранен активный участник этой операции В. В. Верещагин. Почти тридцать лет спустя шестидесятидвухлетний художник погиб на броненосце «Петропавловск», куда привело его желание принять непосредственное участие в столкновении с японской эскадрой. Всей жизнью и самой смертью Верещагин утвердил свое понимание гражданского и художнического долга живописца, обязанного «не бояться жертвовать своею кровью, своим мясом» ради создания реалистической картины войны. Его завет: «Дать обществу картину настоящей, неподдельной войны нельзя, глядя на сражение в бинокль из прекрасного далека, а нужно самому все прочувствовать и проделать, участвовать в атаках, штурмах, победах, поражениях, испытать голод, холод, болезни, раны...»—этот завет был, как эстафета, подхвачен советскими художниками в годы Великой Отечественной войны советского народа с фашизмом.
Но за десятилетия, прошедшие после кончины Верещагина, коренным образом изменилось и положение в мире, и положение русского художника в своем государстве.
Изображение правды войны теперь уже не звучало, как во времена Верещагина, обвинением ужасов войны, как таковой, или разоблачением антинародности существующего строя. Правдивое изображение борьбы советских людей против гитлеровских захватчиков являлось вместе с тем утверждением величия той правды, за которую сражался народ, утверждением значительности его общечеловеческого подвига.
Немало художников трудилось над созданием величественной летописи воинского подвига советского народа. Эта правдивая картина жизни слагалась сперва из суммы многих и многих натурных зарисовок и этюдов, а в последующие годы — из обобщающих композиций.
Каждый живописец, график или скульптор, находившийся на том или ином участке фронта, вносил свою лепту в художественный памятник героической эпопеи. Тем же из них, кто сами «все прочувствовали и проделали» и, участвуя в поражениях и победах, сумели художественно обобщить увиденное и пережитое, поднявшись над документальной фиксацией фактов, то есть увидели, пережили и осознали события и явления в художественных образах,— тем выпала счастливая доля: они выразили эпоху в произведениях, оставивших яркий след в искусстве своего времени.
Хотя жизнь на боевом корабле под Ленинградом в осень — зиму — весну 1941—1942 годов была жизнью на переднем крае фронта, для Ромаса обстоятельства сложились таким образом, что тяжелая боевая страда не исключала возможности серьезно заниматься творческой работой.
Тем и образов у Ромаса в ту пору рождалось множество. В маленьких живописных этюдах с натуры, в зарисовках — беглой скорописи — фиксировались наблюдения взволнованного очевидца. Среди боевых эпизодов, ставших затем сюжетами его произведений, был один, к которому он постоянно обращался, называя его то «Стрельба по врагу», то «Залпы корабля».
Возникла эта тема, по всей вероятности, после одного из боев в декабрьские дни 1941 года, когда «Максим Горький» еще стоял в Морском канале, в районе Канонерских островов, занимая позицию у стенки возле лесных складов.
Фронтовой корреспондент так описывал тот бой: «...Когда над Балтикой встало зимнее утро, закутанное в серый туман, по всем отсекам корабля затрещали тревожные звонки: к бою!.. Сотрясая корабль и оглашая воздух победным громом, один за другим раздались залпы... Снаряды летели один за другим в звериное логово, разрушая немецкие блиндажи, дзоты, разнося в клочья замерзающих фашистов, выгоняя их из деревни в снежное поле. Корабль вел обстрел врага почти двое суток...
...Выполнив задание командования, крейсер тронулся сквозь ледовое поле обратно в свою базу. Над Балтикой снова спускалась темная, безмолвная ночь...»
В личном составе корабля было уже немало потерь. Стояли холода. Было очень голодно. Ромас тяжело болел — начиналась дистрофия. Но в это время на корабль пришли подробные сообщения о том, что гитлеровцев гонят от Москвы. Все переживали душевный подъем.
В залпах Балтики воплощалась вера народа в конечную победу, ради которой погибли тысячи ленинградцев. Это были не только залпы по врагу, но и салют в память тех, кто отдал свои жизни ради победы, салют во имя жизни.
Вероятно, в силу этого работа Ромаса над картиной «Крейсер «Максим Горький» на защите Ленинграда», задуманной поначалу как документально точная фиксация боевого эпизода, не вполне удовлетворяла самого автора. Постепенно выкристаллизовывался иной, более широкий замысел. И чем дальше углублялся художник в свою тему, тем больше занимала его уже не документация факта, а поиски большого обобщения. Из всего пережитого начал возникать величественный образ города, зажатого в тиски блокады, но продолжающего оказывать сопротивление врагу. Когда замысел окончательно прояснился, художник отчетливо понял это. «Наконец набрел на правильное (программно правильное) решение,— записывает он в январе 1942 года в свой дневник.— Корабль, ведущий огонь в скованной льдом Неве, на фоне заиндевевшего, но всегда прекрасного города Ленина, как бы грудью своей стальной защищающий город от ударов и вторжения врага. У меня до сегодняшнего дня складывалось как-то так, что я все шел как бы от «протокольной» правды (так-то вот мы стояли, здесь-то и так-то били). Но найти такой образ города и скомпоновать так корабль на Неве, чтобы сразу, без всяких комментариев и подписей даже не ленинградец сказал: да, это героический Ленинград, да, это действия героического флота в зиму 1941 года в окружении! И все стало так мне ясно (хотя ничего еще по существу найдено не было), и так радостно, знакомо радостно в моменты творческого возбуждения, подъема, что весь день как-то особенно я себя чувствовал: спокойно, даже счастливо... Есть по-настоящему волнующий, собирательный прекрасный образ!»
Но и после того в многочисленных эскизах и этюдах уточнялись сюжет и эмоциональный строй «Зимних залпов Балтики», а вместе с тем определялись композиционная и колористическая структура картины. Уже при выборе места действия художнику стало ясно, что корабль должен быть помещен в картине не в Морском канале или против Торгового порта (что было бы протокольно точно), а в самом сердце города, где-нибудь между Исаакием и стрелкой Васильевского острова.
«Кручусь вокруг стрелки,— записывает художник в дневник.— По-видимому, правда где-то близко. Задумал и вынашиваю контрастный вариант: лирика в природе и жестокая действительность. Серебристо-серый колорит затуманенного Ленинграда, на переднем плане какая-то женщина с ребенком лет пяти везет что-то на санках. Может быть, скарб, а может быть, и дорогого кормильца. «Максимка» вовсю дает главным калибром за все — и за красавец-город, и за муки народа».
Осенью 1942 года «Зимние залпы Балтики» заняли одно из центральных мест на выставке «Великая Отечественная война».
В чем же секрет удачи художника? В идейно-художественной целостности образа. В том, что в итоге длительных поисков он нашел пластическую живописную форму, способную выразить неугасимый патриотический дух, который владел ленинградцами и дал советским людям силу выстоять и одолеть врага. Картина Ромаса воплотила трагические и величественные дни войны.
Лирическое начало — мотив контраста между великолепно-торжественным обликом занесенного снегом города и потрясающими своей суровой напряженностью военными буднями с их горем и мужеством — звучит ярким эмоциональным лейтмотивом произведения.
Самое первое и самое сильное впечатление производит резкое сопоставление: в нависшую над городом сиреневую мглу зимнего утра (или рано сгустившихся сумерек), в тяжелые сизые тучи, смешавшиеся с дымом пожарищ, врезается пронзительный и яростный свет выстрела и рыжее, мечущееся у горизонта зарево; недвижность снежных сугробов и застылость городской архитектуры как бы взрываются динамикой залпа, все наполняется сверканием, громом, дрожью выстрелов.
Чем дольше вглядываешься в картину, тем больший смысл обретает то внутреннее движение, которое подспудно ощущается в изображении скованного холодом, пустынного города: колеблемая ветром снежная пелена, окутавшая землю, реку и обледеневшую набережную, напоминает очертания взметнувшихся в разных направлениях и застывших волн. Парапеты стрелки Васильевского острова уходят в глубину, где смутно, неровными купами громоздятся заснеженные деревья, и за ними — дальние силуэты зданий, над которыми полыхают отсветы зарева; а беспокойная гряда выстроившихся вдоль Невы домов прерывается устремленными в небо контуром ростральной колонны и стрелой Петропавловки.
Динамическое построение картины подчеркнуто и тем, что ее смысловой центр — стреляющий корабль — смещен вправо, в направлении выстрела. И, едва уравновешивая эту напряженную композицию движением, направленным в противоположную сторону, в левой части картины выступает печальная группа: упорно идущие навстречу ветру женщина и ребенок с поклажей на детских санках. Темные фигуры людей, воплощающие горе, и их последние, нечеловеческие усилия, так же как и массивный черный корпус крейсера,— самое значительное, самое весомое в пустынном, почти призрачном пейзаже города, звучащем как приглушенный аккомпанемент, как фон для ведущей мелодии о суровости страданий и неодолимой воле народной.
Так, изображая будни осажденного Ленинграда, рисуя картину военной действительности, Ромас сумел постичь и выявить глубокий смысл происходящего. В переживании художником событий войны, как и в мировосприятии каждого истинного патриота, были гармонически слиты гражданственное и личное начала. Поэтому «Зимние залпы Балтики» выразили суровые и мужественные мысли, большие чувства, расширили представления о связях советского человека со своей Родиной, ее природой.
Эта лирико-героическая картина стала одним из новаторских произведений советской пейзажной живописи своего времени.

  4 Начальник штаба эскадры КБФ капитан 1-го ранга И.Г. Святов вручает орден «Красная звезда» художнику Я.Д. Ромасу. 1943 год

  Эскиз к картине «Зимние залпы Балтики» (Корабль  "Максим Горький" на Неве. Залп). 1942 год. Архив И.Г. Святова.



   «Зимние залпы Балтики». 1942 год. Государственная Третьяковская галерея.

     «Зимние залпы Балтики». 1942 год (второй вариант картины)

Тема "Таллинский переход."

Таллинский переход (Таллинский прорыв, Таллинская трагедия) — эвакуация основных сил Балтийского флота под командованием вице-адмирала В. Ф. Трибуца и войск 10-го стрелкового корпуса из Таллина в Кронштадт в конце августа 1941 года. Из Таллина вышли 225 кораблей и судов (в том числе 151 военный корабль, 54 вспомогательных судна, 20 транспортов). До Кронштадта дошли 163 из них (132 военных корабля, 29 вспомогательных судов, 2 транспорта), а также неустановленное число малотоннажных гражданских судов и плавсредств, не подчинённых Военному совету флота. Во время перехода погибли 62 корабля и судна (19 боевых кораблей и катеров, 25 вспомогательных судов, 18 транспортов).

  Прощальные залпы. Флот оставляет базу. Крейсер "Киров" ведет огонь по прорвавшимся в город немецким частям.

Отредактированно Strannik4465 (16.06.2018 15:46:44)

  Крейсер "Киров" и эсминцы на переходе.

  Один из "Новиков".

  Эсминец ставит дымзавесу.

  Артиллеристы эсминца ведут огонь по самолетам противника.

  Высадка десанта.

Мирные дни

  Эсминцы в базе.

  Корабли на Неве.

   Северный Каспий. Баркас.

  Северный Каспий.

  Мексика. Акапулько. Бухта. Тихий океан.

  Морской буксир.

  на Енисее.