Я уже как-то выкладывал здесь фото остова буксира «Гюнтер», правда оно было сильно заретушировано, и вот появился снимок в хорошем качестве.

Фото орудия Б-24 ДОТа 11а (пост 340 данной темы) с другого ракурса. Похоже, фотограф один и тот же.

С уважением,

Отредактированно savera (20.06.2020 14:58:29)

Юрген написал:

#1464516
На 3-й день после падения Севастополя - дойчи расслабились.

недумаю что третий день..всеже несколько позже,

vas63 написал:

#1464572
А это точно Севастополь?

верно..в пределах города..гор нет..Крым может быть..ибо похоже на одну и тоже фотосессию..
в том числе с кадрами в Севастополе!

Мамай написал:

#1464578
Зачем к этому фото было приплетать Севастополь - не вполне понятно.

Наверное надо читать так: на третий день после падения Севастополя немцы в Ялте расслабились

Первые три фото - Румыния

rspc написал:

#1472148
Первые три фото - Румыния

В смысле "Romania"?

Спасибо.

https://zen.yandex.ru/media/id/5d066fe6 … 7957.85319

Финальный штурм Севастополя. Черновой материал не вошедший в фронтовые выпуски  1942 год

Ещё одно севастопольское орудие, на сей раз Б-13. Какие будут мнения по привязке к батареям?

С уважением,

savera написал:

#1491499
Ещё одно севастопольское орудие, на сей раз Б-13. Какие будут мнения по привязке к батареям?

Это одно из двух орудий береговой батареи №701 на Малаховом кургане.

По случаю нашел интересный материал....Оборона Севастополя Германскими и Румынскими войсками.
Есть весьма на мой взгляд подробности и факты о которых ранее незнал./и плюс/почти/ дается ответ на мой старый извечный вопрос, ?
Текст загнал в ВОРД...сейчас буду пытатся сюда вставить.
/закинуть сюда ВОРД не получается....
Вставлю сам текст!

Щекотихин О. Херсонесская трагедия. Итоги Крымской освободительной операции
https://voenflot.ru/sevastopol/shhekoti … QMJegtGFOE

admin
05.08.2021
Севастополь, Щекотихин Олег Вячеславович
Комментарии
Военно-морской флаг над Севастополем maximum-mc.ru
Итоги и выводы нашего исследования, проведенного на основе сопоставления и изучения двухсторонних данных, заметно отличаются от оценок, бытующих как в отечественной, так и зарубежной литературе. Практически подтверждается мысль, что истина находится где-то посредине мнений противоборствующих сторон. Обозначим основное.
1. Что бы там ни писали немцы, 17-я армия в Крыму потерпела жестокое поражение. Обычно наши бывшие противники повторяют одни и те же цифры: в Крыму на начало апреля было 229-235 тысяч солдат, морем эвакуировались 130 тысяч и еще 21 457 воздухом, следовательно, потери составили около 80 тысяч — чуть более трети, Казалось бы, все сходится, но при более пристальном рассмотрении вся эта «бухгалтерия» трещит по швам. Во-первых, выясняется, что в число эвакуированных морем оказались включены 11 358 гражданских лиц и 4260 военнопленных, которых к военнослужащим 17-й армии уж никак не отнесешь. Во-вторых, А. Хильгрубер, Ю. Майстер и Ф. Руге скромно умолчали о том, что люди перевозились не только в Констанцу, но и в противоположном направлении. Только маршевые подразделения составили не менее 4 тысяч, кроме того, самолеты доставили немалое число отпускников. Например, 1 мая их прибыло 103 человека, а 2-го — 265. Если мы приблизительно определим эту категорию в три тысячи, то, очевидно, мало согрешим против истины. Все это увеличивает безвозвратные потери 17-й армии по меньшей мере до 100-105 тысяч. Таким образом, объявленная Ю. Майстером «невероятной» заявленная Совинформбюро цифра пленных солдат и офицеров противника за весь период боев в Крыму — 61 587 человек — отнюдь не вызывает удивления. По количеству пленных противников Крымская операция занимает четвертое место в войне (после Сталинградской, Минской и Ясско-Кишиневской операций; Берлинская и Пражская в силу своего особого положения в расчет не берутся). Здесь уместно заметить, что наши людские потери (17 754 человека безвозвратные и 67 065 санитарные) были гораздо меньше, чего нельзя сказать о потерях военной техники (171 танк и САУ, 521 — орудий и минометов, 179 боевых самолетов ВВС Красной Армии и 90 ВВС ЧФ).
Подсчет потерь противника можно продолжить и дальше. Если к безвозвратным прибавить санитарные: 15 535 раненых, вывезенных морем, и 16 387 воздухом, то получается, что 17-я армия потеряла до 60 процентов своего личного состава. Учитывая, что из эвакуированных 39 944 (по другим данным, 36 557, в том числе около 7 тысяч раненых) относилась к военнослужащим румынской армии, которые, по признаниям самих немцев, «были уже мало на что годны», а еще 15 391 к категории «восточных добровольцев», то получается, что от армии осталось всего 50-55 тысяч немцев, способных держать оружие в руках. Из этого числа здоровые солдаты боевых подразделений вряд ли составляли более 7-10 тысяч человек. В подтверждение можно привести доклад генерала Хартмана, который, в частности, указал, что из состава 98-й пехотной дивизии в Румынии оказалось лишь около 600 человек (без раненых). На начало апреля дивизия насчитывала около 12 тысяч, а на 10 мая — 3127 солдат. 50, 98 и 73-я пд были сформированы фактически заново, поскольку их штабы остались на Херсонесе. 111-я и 396-я дивизии 17-й армии не воссоздавалась. Комментарии, как говорится, излишни.
2. Вне всякого сомнения, главные причины столь ужасающего разгрома заключались в ошибках Верховного командования вермахта, считавшего, что в подражание 250-дневной осаде 1941-1942 годов 17-я армия сможет удерживать Севастополь длительное время, приковывая к себе массы советских войск. Этим мечтам было не суждено сбыться, во-первых, потому, что соотношение сил между нападающей и обороняющейся сторонами между 1941 и 1944 годами явно изменилось не в пользу последней. Во-вторых, оборона любого ограниченного плацдарма требует постоянной большой подпитки свежими войсками и боеприпасами, и с этой точки зрения, полученные Енеке и Альмендингером четыре тысячи свежих солдат и мизерное количество орудий, оказались лишь каплей в море. В-третьих, командование группы армий и генерал Енеке, реально оценивая обстановку (в первую очередь отсутствие требуемых резервов), больше думали о предлоге для скорейшей эвакуации, чем об упорной и фанатичной обороне. Енеке справедливо считал, что Севастополь нужно эвакуировать, пока в руках немцев Сапун-гора и прилегающие высоты, а не тогда, когда весь клочок земли будет вдоль и поперек простреливаться огнем советских орудий. Загнанные упрямством Гитлера в критические условия оставшиеся на Херсонесе немецкие штабы совершили в последние дни немало ошибок, что еще более усугубило трагедию. [1]
Заветный камень — Песни военных лет — Лучшие фото — Холодные волны вздымает лавиной
Заключение
Семь десятилетий отделяют нас от описанных трагических событий. А в мире по-прежнему не утихает борьба на национальной и религиозной основе. Идет борьба за сферы влияния и передел прибыльных, лакомых земных территорий. Человечество сотрясают финансовые кризисы, искусственно организованные могущественными магнатами для банкротства и последующего захвата одних корпораций другими. На вооружение тратятся огромные суммы денег, а оружие используется в локальных войнах, уносящих множества человеческих жизней. Над миром нависла угроза атомной войны, возникновение которой приведет к гибели человечества. К сожалению, уроки второй Мировой войны и ее ужасные последствия забыты нынешним поколением. Так пусть же эта книга послужит напоминанием о той трагедии, которая произошла на мысе Херсонес в 1942 году и повторилась в 1944 г.
Перечень использованной литературы
1. Иванов В.Б. Тайны Севастополя: В 6 кн. – Кн. 1. Тайны земные. – Севастополь: «КИЦ «Севастополь», 2007. – 432 с.: ил. Второе издание.
2. Черкашин Н.А. Севастопольские куранты. – М.: «Советская Россия», 1996. – 95 с.
3. Маношин И.С. Июль 1942 года. Падение Севастополя. – М.: «Вече», 2009. – 288 с.
4. Падалка Ю.В. Пароль «Севастополь». – Севастополь: «Телескоп», 2011. – 222 с.
5. Авдеев М.В. В бой вступаем при взлете. Сборник Огненные дни Севастополя. – Симферополь: «Таврия», 1982. – 286 с.
6. Ковтун А.И. Севастопольские записки. – Симферополь: «Таврия», 1972. – 169 с.
7. Карпов В.В. Полководец: Повесть. – М.: «Советский писатель», 1985. – 528 с.
8. Кофман Валентин Соломонович, Матюхин Алексей Павлович. Листок из календаря 2011. Защитникам несломленного Севастополя. Севастополь – 13 с.
9. Эрих фон Манштейн. Утерянные победы. Воспоминания фельдмаршала. – М.: «Хранитель», 2007. – 828 с.
10. Кузнецов Н.Г. Накануне. Курсом к победе. – М.: «Коммунист», 1991. – 732 с.
11. Панов Д.П. Русские на снегу. – Львов, 2003. – 986 с.
12. Кузнецов Н.Г. На флотах боевая тревога. – М.: «Воениздат», 1971.
Оборона Крыма с точки зрения немцев в книге бывшего офицера СС Пауля Кареля «Выжженная земля»
3. Битва в Крыму
Политика и стратегия – Эвакуация запрещена – Военно морской флот гарантирует 50 000 тонн – Сталии боится пикирующих бомбардировщиков – 17 я армия ждет – Бойна Турецком валу – Кодовое слово «Орел» – Успешное отступление в Севастополь – «Крепость держать» – Сапун гора потеряна –Последний фронт на полуострове Херсонес – Все ждут Военно морской флот – Последние 10 000 человек – Мрачный конец.
Если Господь решит наказать, то сначала он отнимет разум. Битва в Крыму, третья катастрофа на немецком южном крыле весной 1944 года,–лучшая иллюстрация этого старого афоризма. Если чего то и можно было избежать, так это бедствия, обрушившегося на 17 ю армию на этом несчастном полуострове в Черном море между 20 апреля 12 мая 1944 года.
До этого момента на южном фланге Восточного фронта все шло относительно хорошо. Выход 17 й армии с «большой земли» в начале сентября 1943 года был частью общего немецкого отступления, она оставила Кубанский плацдарм и переправилась в Крым без заметных потерь. Главное командование сухопутных войск Германии назвало операцию «Кримхильда», играя словами–названием полуострова в 16 000 квадратных километров, по немецки Крим, и именем белокурой героини саги о нибелунгах.
Форсирование Керченского пролива 17 я армия совершила успешно. За 34 дня военно морские суда и инженерные средства перевезли 227 484 немецких и румынских солдата, 72 899 лошадей, 28 486 рабочих, 21 230 автомобилей, 27 741 гужевое транспортное средство и 1815 орудий. Это происходило на глазах советского Черноморского флота, чьи крупные корабли стояли в кавказских портах Батуми и Поти, однако из страха перед эскадрильями немецких пикирующих бомбардировщиков не совершили ни единой серьезной попытки вмешаться в операцию «Кримхильда» с моря.
Сомнительно, что после эвакуации Кубани было разумно оставлять половину 17 й армии в Крыму вместо того, чтобы перебросить все ее силы – а не отдельные части – на угрожаемые участки немецкого южного фланга на «большой земле», т.е. на фронт 6 й армии на Миусе или фронт группы армий «Юг» на Днепре. С ее шестнадцатью дивизиями генерал фельдмаршал фон Манштейн куда успешнее разрешил бы многие критические ситуации между Мелитополем и Киевом. Либо двинуть всю 17 ю армию в Крым, что, возможно, обеспечило бы более эффективную оборону. Снова не сделали ни того, ни другого, а пытались одновременно убить двух зайцев.
Карта 46. Гитлер руководствовался политическими и экономическими соображениями, настаивая на обороне Крыма, даже когда его отрезали от всех сухопутных связей. Он опасался, что эвакуация Крыма и последующая потеря контроля над Черным морем подтолкнет Турцию в стан противника. Он также хотел предотвратить превращение полуострова в воздушную базу для налетов на румынские нефтяные промыслы.
Причины, которые приводил Гитлер, чтобы защищать «Крымскую крепость», нельзя было сбросить со счетов. Примерно в середине августа он сам забавлялся идеей перебросить шестнадцать немецких и румынский дивизий генерал полковника Енеке с Кубанского плацдарма за Днепр, на новый «Восточный вал». Шестнадцать дивизий! Примерно столько не хватало Манштейну, чтобы предотвратить советский прыжок через Днепр.
Однако Гитлеру пришлось отказаться от заманчивой идеи. Маршал Антонеску, глава румынского государства, опасаясь за безопасность румынского побережья, неистово возражал против подобного оголения восточных черноморских бастионов. Король Болгарии тоже был против сдачи Кубани. Приняли во внимание и Турцию, это важное нейтральное государство на южном побережье Черного моря.
Когда ход военных событий сделал эвакуацию Кубани неизбежной, политические и военные соображения относительно балканских союзников Германии и нейтральной Турции немедленно сосредоточились на Крымском полуострове.
17 я армия, совместно с немецкими военно морскими силами и соединениями люфтваффе, держала русских в Черном море под полным контролем. До начала апреля 1944 года войска не позволяли превратить Крым в советскую воздушную базу для налетов на румынские нефтяные промыслы или в стартовую площадку для высадки на румынском или болгарском побережье. Турция продолжала соблюдать нейтралитет по поводу немецкой демонстрации сил в Черном море и, несмотря на давление Запада, позволяла торговым судам союзников Германии проходить через пролив Дарданеллы. И, наконец, немецкие силы в Крыму продолжали составлять угрозу для советского южного фланга на «большой земле».
Ситуация изменилась самым драматическим образом, когда фронт Толбухина 24 октября 1943 года прорвал оборону немецкой 6 й армии севернее Мелитополя и двинулся через Ногайскую степь к низовьям Днепра. Если он ударит за Перекопский перешеек, 17 я армия будет полностью отрезана от «большой земли». Сталинград!
Генерал полковник Эрвин Енеке, командующий 17 й армией, особенно болезненно реагировал на эту ситуацию, поскольку он командовал 4 м корпусом в Сталинграде до середины января 1943 года. Енеке видел надвигающуюся опасность и разработал план своевременного прорыва армии через Перекопский перешеек и соединения с основными немецкими силами на Нижнем Днепре. Важнейшим словом было «своевременный».
Прорыв армии готовился на 29 октября, однако 28 октября в 21 час Гитлер запретил операцию. Могла ли она завершиться успехом – другой вопрос. Советские танки
2 й гвардейской армии Толбухина вышли на Перекоп к 30 октября. Что было бы с 17 й армией, если бы они нанесли по ней удар во время прорыва? Ведь у 17 й армии было только две бригады штурмовых орудий и несколько подразделений 88 мм зенитных орудий, она в основном состояла из частей на конной тяге.
Однако запрещение Гитлера основывалось на других соображениях. Он продолжал склоняться к обороне Крыма, исходя из политических и стратегических мотивов, даже после того, как были отрезаны все сухопутные коммуникации. Укрепил его в этой точке зрения командующий Военно морским флотом Германии, контр адмирал Дениц. Уход из Крыма, предупреждал он Гитлера, будет иметь опасные последствия для ситуации на море. А что касается снабжения 17 й армии, то это не проблема; Военно морской флот может гарантировать доставку 50 000 тонн грузов в месяц. А если все таки возникнет необходимость эвакуации, Военно морской флот может обеспечить и ее. Наличными судами можно вывезти до 20 000 человек со всем их вооружением за четыре дня. Это значит, что всю 17 ю армию в составе 200 000 человек, с лошадьми и материальной частью вывезут за сорок дней, при плохой погоде потребуется не более восьмидесяти дней.
Странно ли, что после таких заверений Гитлер в октябре 1943 года издал приказ оборонять Крым, несмотря на потерю сухопутных коммуникаций?
Сначала события полностью подтвердили обоснованность такого решения. Немецкие и румынские дивизии Енеке отразили попытки противника прорваться на полуостров у Перекопа и Керчи. Правда, Советам удалось создать небольшие плацдармы у Керчи и в заливе Сиваш – Гнилом море, – но развить успех они не смогли. Снабжение армии тоже происходило бесперебойно, регулярные рейсы совершались в Севастополь и Евпаторию из портов Одесса и Констанца. Срочные перевозки производили эскадрильи больших шестимоторных самолетов–эвакуацию раненых, доставку важного подкрепления. Все шло гладко. Румынские и немецкие эсминцы прикрывали флаги и водили свои транспорты по Черному морю, как будто на военных базах Кавказского побережья не было советских боевых кораблей, крейсеров и эсминцев.
Сегодня мы знаем, почему тяжелые корабли Сталина залегли в портах, как медведи в берлогах во время зимней спячки: страх перед немецкими пикирующими бомбардировщиками и штурмовиками, базирующимися в Крыму, крепко привязывал их к якорным цепям. Сталин не желал рисковать своими большими кораблями и, как впоследствии подтвердил адмирал Октябрьский, каждая военно морская операция проходила только с его личной санкции.
Таким образом, контроль немецкого Военно морского флота над Черным морем обеспечивался 1 м воздушным корпусом генерала Дихмана и соединениями поддержки наземных сил. Эти 120 – 160 «Штук», самолеты поддержки наземных сил и истребители полковника Бауэра 1  го воздушного корпуса являлись альфой и омегой обороны Крыма. Несмотря на все достижения Военно морского флота, снабжение и, следственно, судьба 17 й армии (как, несомненно, было при всех окружениях в войне на Востоке) полностью зависели от люфтваффе, от надежной крыши над головой, от немецкого контроля в русском небе. Мы сейчас увидим, как трагически подтвердился этот тезис.
Генерал Енеке имел в Крыму тринадцать дивизий: шесть немецких пехотных дивизий, из которых с самого начала было только полторы, три румынские горные дивизии, две румынские кавалерийские дивизии и две румынские пехотные дивизии. После передачи 13 й танковой дивизии в 6 ю армию танков не осталось, но, с другой стороны, было две прекрасных бригады штурмовых орудий: 191 я под командованием отважного майора Альфреда Мюллера и 279 я капитана Хоппе, а также горнострелковый полк «Крым», 275 и 279 й зенитные дивизионы. Среди специальных соединений была еще 9 я зенитная дивизия генерал Пикерта, которая эффективно контролировала Перекопский перешеек своими 88 мм орудиями. Если признать, что эти формирования представляли значительную угрозу советскому флангу на «большой земле», нельзя отрицать, что крымский бастион имел определенное стратегическое значение, естественно, пока существовал немецкий плацдарм в Никополе, восточнее Днепра, и, таким образом, сохранялась возможность удара на восстановление сухопутной связи с Крымом. При этой угрозе русским приходилось держать крупные силы на путях отхода из Крыма и перед Керчью. В конце концов, вокруг Крыма были сосредоточены три армии плюс танковый корпус, несколько отдельных бригад и в целом тридцать стрелковых дивизий. Шесть немецких и семь румынских дивизий, следовательно, сковывали серьезные силы противника.
29 ноября капитан Ганс Рупрехт Хенсель, офицер оперативного отдела штаба 17 й армии, записал в своем дневнике: «Крым как остров, окруженный бурунами прибоя». Молодой офицер также заметил, что во многих штабах царит одно желание – уйти из Крыма. Хотя, казалось, никто в Крыму не относился к войне всерьез. Многие штабы использовали инженерно саперные части на благоустройстве своих квартир вместо строительства укреплений. Целые дома были перестроены в традиционном немецком народном стиле, тогда как люди могли бы заниматься ремонтом и укреплением разрушенных русских оборонительных сооружений.
Причиной такого настроения являлась понятная тревога, знание, что силы армии недостаточны для отражения полномасштабного советского наступления с севера и востока, не говоря уж об ударе где нибудь вдоль 650 километровой береговой линии. Любой офицер был в состоянии видеть это и, уж конечно, каждый командир дивизии, а командующий армией и его знающий начальник штаба, генерал майор риттер[1] фон Ксиландер, представляли положение еще отчетливее. Их усилия поэтому направлялись на убеждение Гитлера отозвать свой приказ оборонять Крым и начать подготовку к организованной и своевременной эвакуации 17 й армии по морю.
В ноябре 1943 года был разработан план действий по тревоге «Гребная лодка», затем «Гидросамолет» и, наконец, в начале апреля, вариант плана «Орел». Основная идея состояла в том, что в течение шести семи дней войска из всех секторов полуострова отходят в укрепленный район Севастополя, откуда их эвакуируют морем. Чтобы помешать преследованию русских танковых соединений, на широких открытых пространствах Крыма построили отсечные позиции с отсечными траншеями и противотанковыми рвами. Основная из них, «линия Гнейзенау», вокруг Симферополя, перекрывала основные дороги к городу. Севастополь нужно было удерживать примерно три недели. За этот период армия должна была погрузиться на суда в порту и на пристанях.
Таким образом, 17 я армия ждала. Она ждала русских и ждала приказа на эвакуацию. 5 й корпус генерала Альмендингера с 73 и 98 й пехотными дивизиями, а также румынская 6 я кавалерийская дивизия и румынская 3 я горная дивизия находились далеко на востоке, у Керченского пролива. 49 й горнострелковый корпус генерала Конрада блокировал Перекопский перешеек на севере и вдоль дамбы на Сиваше; в него входили 50 и 336 я пехотные дивизии, румынские 10 и 19 я пехотные дивизии и румынская 9 я кавалерийская дивизия. Румынский 1 й горнострелковый корпус двумя дивизиями прикрывал прибрежные районы и занимался борьбой с партизанами в тылу полуострова. 111 я пехотная дивизия, переброшенная в Крым в начале марта 1944 года, составляла резерв армии. По одной бригаде штурмовых орудий определили на северный и восточный фронты.
С середины марта 1944 года всем было очевидно, что момент советского крупномасштабного наступления уже надвигается. Никопольский плацдарм пал. Немецкий фронт группы армий «А» на «большой земле» оттеснили за Днестр. Одесса, база снабжения 17 й армии, осталась без защиты и 10 апреля перешла в руки противника. Русское южное крыло уже не было зажато между излучиной Днепра и Перекопом и получило свободу передвижения. Удар по Крыму теперь становился логичным стратегическим ходом. И Сталин его сделал.
Он начал наступление 7 апреля. Семь   восемь батальонов атаковали опорные пункты румынской 10 й пехотной дивизии на Сиваше. Полномасштабное наступление на северный фронт Крыма началось около 09 часов следующего дня. 4 й Украинский фронт генерала Толбухина двинул вперед две армии. После мощной артиллерийской подготовки танковый корпус с пятью сотнями танков и восемнадцать пехотных дивизий атаковали позиции трех дивизий 49 го горнострелкового корпуса генерала Конрада.
Восточные бранденбуржцы 50 й пехотной дивизии твердо стояли на Турецком валу и вместе с частями нижнесаксонской 111 й пехотной дивизии контратакой ликвидировали советские прорывы. Саксонская 336 я пехотная дивизия на западной стороне Сивашского фронта тоже удержалась. Но румынская 10 я дивизия, на которую пришелся главный удар с советского плацдарма на Сиваше, дрогнула. После упорного сопротивления ее полки были смяты на нескольких участках.
9 апреля капитан Хенсель, видевший поступающие в штаб армии донесения, записал в своем дневнике: «Северный фронт докладывает о крупномасштабной атаке противника с исключительно мощным артиллерийским и минометным огнем. 5 й пехотной дивизии пришлось отступить на новый рубеж. Еще серьезнее положение у румынской 10 й пехотной дивизии на Сивашском фронте. Армия запросила группу армий санкционировать «Орел». Это означает отступление к Севастополю. Решение пришло ночью. «Орел» начинается».
Его запись от 10 апреля: «Северный фронт больше не удержать. 50 й пехотной дивизии почти удалось отступить на линию А 1, хотя и с большими потерями. Но русские танковые соединения теперь наступают в брешь на румынском секторе, угрожая тылам других ударных групп.
Мы лихорадочно готовим к заполнению войсками линии Гнейзенау. Мне приказали лететь на Керченский фронт к 5 му корпусу с планами отступления к Севастополю. «Совершенно секретные» документы. Мы приземлились в Ленинском. Я вручил документы командиру артиллерии корпуса полковнику Вруну. 5 му корпусу приказано ближайшей ночью отходить в направлении на Севастополь».
73 и 98 я пехотные дивизии и две румынские дивизии 5 го корпуса получили кодовое слово «Орел» в Пасху. Штурмовым частям выступить в 19 часов. Крайний срок. Расстояние через линию Парпач до линии Гнейзенау составляло 240 километров.
Началась драматичная гонка. Как только немецкие части оставляли рубеж, тут же подтягивались русские, оказывая мощное давление. На страницах этой книги мы уже встречались с их командующим – генералом армии Еременко. Теперь он командовал отдельной Приморской армией: двенадцать стрелковых дивизий, одна танковая бригада с сотней танков и воздушная флотилия ринулись на арьергарды отступающего немецкого 5 го корпуса.
Еременко сразу понял, что происходит. Не понять было трудно. Известили не разведчики, а сами занервничавшие и зачастую уже недисциплинированные соединения. Некоторые румынские части, подразделения немецких люфтваффе и Военно морского флота пренебрегли приказами по сохранению секретности. Вместо соблюдения радиомолчания начались бесконечные переговоры. Румыны, а также немецкие морские артиллеристы бросились «использовать» свои боеприпасы, которые не могли забрать с собой; поджигали казармы и наблюдательные вышки, волокли фугасы на аэродром в Багерово. Штабы и командиры с яростью наблюдали за этим опасным разгулом недисциплинированности, но справиться с ним не могли.
В результате русские были предупреждены об отступлении фактически до того, как оно началось. Таким образом, когда последние боевые части в предусмотренное время оставляли свои позиции, противник немедленно следовал за ними. Ужасная гонка произошла между моторизованными советскими частями и войсками 5 го корпуса, которые после долгой позиционной войны утеряли навык быстрого передвижения, к тому же у них был в основном гужевой транспорт. Гонка в любом случае была безнадежной, поскольку Еременко в полной мере использовал свое техническое превосходство.
Русские танковые и моторизованные войска были быстрее. Тем не менее немецкие 73 и 98 я пехотные дивизии достигли линии Парпач к 12 апреля, хотя и ценой значительных потерь. Противника сдерживали до наступления темноты. Орудия артиллерийских полков действовали на главной линии обороны. Их огонь эффективно разметал группы русских танков.
Поскольку русские уже продвинулись к Симферополю с севера и в любой момент могли развернуться в тыл 5 го корпуса, корпус повернул на юг, с тем чтобы продолжить отступление в западном направлении по прибрежной дороге через Судак и Ялту.
13 апреля корпус подошел к подножию перевала на Яйле севернее Сали. Две ударные группы 98 й пехотной дивизии, одна под командованием полковника Фольхабера и другая– полковника Шмидта, окопались еще до рассвета. Колонны пошли на перевал.
В 9 часов со стороны Старого Крыма появились первые советские танки. Конец колонны группы Альмендингера только входил на перевал. Противотанковое орудие 198 го дивизиона истребителей танков вступило в бой с советским передовым подразделением. Командир орудия и его расчет действовали как на учении. В конце концов девять танков противника загорелись у подножия перевала, заблокировав дорогу остальным. Это спасло немецкую колонну.
Тщетно генерал Рейнгардт, командир 98 й пехотной дивизии, представлял командира орудия к Рыцарскому кресту. Если кто нибудь и заслуживал этой награды, так это именно этот унтер офицер. Однако он ее не получил. Впоследствии генерал фельдмаршал Кейтель объяснил Рейнгардту: никаких наград отступающим войскам!
Перевезти через перевал артиллерийские орудия оказалось невозможным. Шесть лошадей на одно орудие не справлялись с задачей. Машины и орудия пришлось взорвать, лошадей пристрелить. К вечеру 13 апреля 5 й корпус достиг Судака, к утру 14 апреля – Алушты. При переходе по горным тропам на прибрежную дорогу корпус прикрывали от неприятных сюрпризов партизан небольшие ударные группы. Когда колонны проходили, прикрывающие отряды присоединялись, усиливая арьергард.
15 апреля корпус выступил очень рано в направлении на Ялту. Тыловое прикрытие обеспечивала 98 я пехотная дивизия. С тех пор как в феврале 1944 года генерал Гарайс заболел, дивизией командовал генерал майор Рейнгардт. Командир дивизии ехал в автомобиле связи с арьергардом. Снова и снова колонна попадала под обстрел партизан. В 13 часов войска прикрытия достигли Ялты. На центральной улице ждал начальник штаба 5 го корпуса полковник Хепп. Рейнгардт поприветствовал его и доложил:
– Девяносто восьмая пехотная дивизия прибыла без происшествий; мы получим паек, дозаправимся и продолжим марш в пятнадцать часов.
Однако у начальника штаба были другие инструкции:
– Господин генерал, командир корпуса приглашает вас прибыть в клуб румынских генералов. Он намеревается отдохнуть здесь до завтрашнего утра.
– Что? Отдыхать до утра?–заворчал Рейнгардт. – Но здесь мы не можем обеспечить себе безопасность! Посмотрите вокруг! Эти крутые горы Яйлы подходят прямо к городу. И эта узкая отмель. Наши люди до смерти устали. Они заснут, и их перебьют, как собак. Ладно, идем!
Вместе с Хеппом Рейнгардт зашагал в клуб румынских генералов. Он вошел в столовую строго по этикету – в перчатках, с головным убором у локтя. Доложил командиру корпуса генералу Альмендингеру:
– Девяносто восьмая пехотная дивизия прибыла без происшествий; мы получим паек, дозаправимся и продолжим марш в пятнадцать часов».
Альмендингер отмел формальности в сторону: «Раздевайтесь, Рейнгардт, пообедайте с нами. Отдохнем здесь до завтра.
Однако Альмендингер, хотя и родился в Вюртемберге, не знал шваба Рейнгардга.
– Нет, господин генерал, – твердо проговорил он. Альмендингер посмотрел на него с удивлением. Но Рейнгардт не дал ему шанса:
– Господин генерал, если нас атакуют, мы не сможем здесь защититься. Наши люди измучены – надо заставлять их двигаться. Если мы остановимся здесь, они заснут и погибнут до того, как мы сможем организовать какое либо сопротивление. Поэтому я прошу, со всем моим уважением, продолжить марш в пятнадцать часов.
Вмешался говоривший по немецки румынский генерал и отмел риск быть атакованными партизанами ночью. Однако Рейнгардт не отступил. И в конце концов Альмендингер согласился. Они выступили точно в 15.00. Во главе полковник Фольхабер со своей ударной группой. За ним четырехствольные зенитные установки. Затем немецкие и румынские штабы, войска связи и хозяйственные части. Потом ударная группа подполковника Готтига и в конце ударная группа майора Меца, в чью задачу входило прикрывать колонну от атак с тыла. С ней двигались последние штурмовые орудия 191 й бригады.
Все командиры ударных групп имели приказы размещать своих бойцов на автомобилях таким образом, чтобы они могли простреливать обе стороны дороги. Не останавливаться при обстрелах противника. Поврежденные машины немедленно сталкивать под обрыв и их экипажи размещать на идущих за ними. Марш продлится до 22 часов, привал до восхода луны, около 2 часов, и затем снова на марш.
Как только ударная группа Фольхабера вышла из города, начали стрелять с гор. Согласно приказу, солдаты открыли огонь, не останавливая машин. К ним присоединились зенитные орудия, их трассирующие снаряды указывали направление. Это оказалось действенным. Партизаны оставили колонну в покое и больше не появлялись до самого Севастополя.
16 апреля с 10 до 11 часов в укрепленный район Севастополя прибыли последние части 5 го корпуса. Примерно 10 000 военнослужащих корпуса, которые погрузились на суда 1 й флотилии лейтенанта Гиле в портах южного побережья, уже сошли на берег в бухте Балаклава. Задача была выполнена. 240 километровая гонка с противником, в десять раз превосходящим по силам, была выиграна. Ее выиграли благодаря разумному и последовательному руководству, а также дисциплинированности и высокому моральному духу войск. Теперь все надеялись на скорую эвакуацию с обреченного полуострова. Их ждало разочарование. 5 й корпус выдвинулся в свой участок обороны крепости. Поднялся занавес на последний акт.
А что происходило в это время с 49 м горнострелковым корпусом генерала Конрада? 12 – 13 апреля его израненные полки вышли на линию Гнейзенау после контрудара соединений 191 и 279 й бригад штурмовых орудий, которые несколько облегчили их положение. Они окопались. Советские танковые соединения продолжили преследование и ударили за их отсечные позиции. люфтваффе и штурмовые зенитные отряды генерала Пикерфа обеспечили им временную передышку. 27 я авиаэскадра бомбардировщиков, чьи действия направлял генерал авиации Дихман с передовых пехотных опорных пунктов, с низкой высоты сбрасывали бомбы на советские танковые части и подбили более пятидесяти танков. Однако что это изменило? 13 апреля Советы были в Симферополе. За двенадцать часов до этого там еще находился штаб генерал полковника Енеке. Вот как быстро развивались события.
14 апреля основная часть корпуса Конрада, к счастью, со своей спасенной тяжелой артиллерией, вошла в северный район севастопольских укреплений. Некоторое время спустя за ней последовала ударная группа генерал лейтенанта Сикста, который с разношерстным собранием зенитных и транспортный частей, а также подразделениями 50 й пехотной дивизии отбил все русские атаки на передовой аэродром Сарабуз. Советские танки организовали плотное преследование, однако полковник Бетц, комендант крепости Севастополь, сковал их у Бахчисарая блокирующей группой в составе двух батальонов пехоты, шести зенитных частей и полудюжины штурмовых орудий. Ядром этой блокирующей группы был импровизированный зенитный бронепоезд, созданный генералом Пикертом; этот поезд уже успешно воевал на Турецком валу в октябре 1943 года.
Он предоставил 49 му горнострелковому корпусу жизненно необходимые двенадцать часов, чтобы войти в укрепления. К16 апреля 17 я армия уже приняла участие в боевых действиях против русских атак в крепости Севастополь. Когда Бетц оставил свой рубеж в Бахчисарае и отходил в крепость, его отступление уже прикрывали изнутри крепости орудия 336 и 111 й пехотных дивизий.
Просто чудо, что этот отход под натиском превосходящего противника завершился успешно. Ясно, что русские сами не верили, что такое может произойти, и поэтому не предприняли никаких особых мер. Они не высадили десантов своим значительно более сильным флотом на южном побережье Крыма, чтобы перерезать пути отступления 5 го корпуса; не произвели, как можно было бы ожидать, налетов воздушных сил на две запруженные дороги, по которым двигались немецкие и румынские колонны. Советская сторона вообще не совершила ни одного резкого движения. Генерал Конрад до конца использовал все свои возможности на севере, как сделал это и 5 й корпус на юге.
Конечно, дивизии достигли крепости в плохом состоянии. Румынские части находились на грани расформирования и немецкие дивизии являлись не более чем усиленными полками. Боевой состав армии на 16 апреля сократился до 19 500 человек. Немецкие потери составили 13 131 человек, румынские – 17 652. Количество состоящих на довольствии в армии на 18 апреля упало до 124 233.
Эвакуация морем бесперебойно происходила с 12 апреля. В это время эвакуировались тыловые службы, транспортные части, военнослужащие Восточного легиона, военнопленные и гражданские. К 20 апреля в целом эвакуировали 67 000 человек – более 7000 в день. Еще восемнадцать дней, и задача могла быть выполнена. Могла! Это оптимистичное «могла» отмечает критическую точку крымской катастрофы.
С 12 августа эвакуация происходила гладко и без каких либо потерь. Немецкие люфтваффе все еще базировали в Крыму эскадрильи 1  го воздушного корпуса, все еще имели взлетно посадочные полосы внутри укрепленного района и все еще держали под контролем воздушные силы Красной Армии. Формирования дальнего действия и поддержки наземных сил Толбухина и Еременко лишь начинали нерешительно атаковать немецкие аэродромы, порты и главный район обороны. Налеты на немецко румынские конвои тоже были сверх осторожными и нанесли совсем незначительный урон. Наступающим соединениям советских 8 и 4 й воздушных армий явно не хватало тактического опыта.
Еще более важным являлся тот факт, что весь апрель и советский Черноморский флот не смог нанести ни одного значительного удара по немецким конвоям. Операции его подводных лодок были слабыми, в них никогда не участвовало больше пяти – восьми лодок одновременно, что не позволяло достичь успеха, вследствие героических действий немецких противолодочных сил. Советские торпедные катера атаковали только ночью и неизменно не добивались результата. Главные силы советского Черноморского флота продолжали стоять в своих потайных местах. В результате прекрасно оборудованный порт Севастополь можно было использовать с максимальной нагрузкой.
Все выглядело обнадеживающе. Оборонительные и отсечные позиции в укрепленном поясе можно было успешно оборонять по меньшей мере две три недели. До этого времени, следовательно, передовые аэродромы внутри укрепленной территории защищены от огня советской артиллерии. Одно зависело от другого: чем дольше продержится оборонительный пояс вокруг Севастополя, тем дольше смогут оставаться люфтваффе; чем дольше будут оставаться люфтваффе, тем дольше может продолжаться эвакуация. Оптимистичная картина. 17 ю армию можно спасти, все части можно спасти, даже–при умных и смелых действиях – прикрытие последнего боя. 17 я армия была в этом убеждена, как явствует из рассказа подполковника фрайгерра фон Вайтерхаузена, в то время начальника оперативного отдела армии.
Однако ее судьбу уже решали на небесах. Все надежды рухнули. Гитлер снова принял одно из своих непостижимых решений. 12 апреля он приказал: «Севастополь оборонять. Боевые соединения не эвакуировать». Напротив, все батальоны перебросить в крепость. Севастополь должен устоять! Здесь и только здесь началась трагедия шести немецких дивизий, многие из которых имели долгую и славную историю.
Енеке, как и Шернер, который принял командование группой армий «Южная Украина» после смещения Клейста 31 марта, и, конечно, Цейтцлер, начальник Генерального штаба сухопутных войск Германии, – все тщетно старались убедить Гитлера отменить свой глупый приказ. Альмендингер повторил попытку, воспользовавшись вызовом в Ставку фюрера. Аргумент Гитлера, что потеря Крыма поколеблет позицию Турции и ослабит надежность румын и болгар, естественно, имел значение до отступления группы армий «А» к Днестру западнее Одессы. Но какой смысл в разумных доводах, когда упрямый факт соотношения сил лишает всех шансов удерживать Севастополь более чем три недели?
Драматичное перетягивание каната боевых командиров и Гитлера отражается и в попытках Шернера. Интриган Шернер использовал правильную тактику: 18 апреля в 10 часов 30 минут он позвонил Цейтцлеру и привел следующие доводы: «Приказ фюрера оборонять Севастополь, конечно, будет выполнен. Но я хотел бы обратить внимание, что оружие и боеприпасы, которые попадут в Крым, будут потеряны для жизненно важной операции группы армий «Южная Украина» на Днестре – решающей схватки, которую нужно выиграть любой ценой».
Ответ Цейтцлера показывает, что Шернер взял правильную ноту. «Я полностью с вами согласен, – сказал он,–однако, чтобы убедить фюрера санкционировать эвакуацию Севастополя, полезно было бы иметь более точные данные о состоянии 17 й армии».
В 22 часа 05 минут Шернер в новом телефонном разговоре с Цейтцлером подчеркнул, что «решение по поводу Севастополя необходимо принять до 20 апреля, потому что к этому времени все несущественные транспортные части уже покинут город». Шернер объяснил свой график Цейтцлеру: вечером 19 го эвакуация нестроевого персонала Вермахта будет завершена; тогда настанет очередь румын. Ежедневно вывозят 7000 человек. Однако ситуация в небе над Крымом постоянно осложняется. Артиллерия противника уже покрывает всю укрепленную территорию, за исключением вершины полуострова Херсонес. «Судьба группы армий будет решаться на «большой земле», у группы армий Вёлера, а не в Севастополе», – заключил Шернер.
На следующий день Шернер продолжил подталкивать Цейтцлера, позвонив в 21.30: «Решение по поводу Крыма необходимо принять сейчас. Обстановка в воздухе и на море серьезно осложнилась, наш Военно морской флот теперь вынужден вести бои и на пути туда, и на пути обратно, а потери люфтваффе трудно возместить. Эвакуация займет, по меньшей мере, две недели. Вот почему необходимо начать немедленно. И не забудьте вот что. На самом деле у нас нет пяти дивизий для обороны – фактически это уже пять немецких полков. Румыны вообще не боеспособны».
Несмотря на эти весомые доводы, Гитлер на вечернем совещании 19 апреля отверг предложение Шернера. Он снова запретил эвакуацию боевых частей. Однако Шернер не сдался.
21 апреля он вылетел в Бергхов чтобы лично убедить Гитлера отменить приказ оборонять город. Генерал полковник Шернер доказал своему главнокомандующему, что Севастополь, в конце концов, невозможно защитить.
Гитлер разговаривал с ним вкрадчиво. «Поведение Турции, – сказал он, – после падения фронта у Перекопа и Керчи становится неопределенным и теперь зависит от того, удержим ли мы Крым, другими словами, Севастополь». Именно это послужило решающим фактором в его решении оборонять. «Для того чтобы вести войну, мне прежде всего нужны две вещи – румынская нефть и турецкий хром. Потеряем и то и другое, если я сдам Крым». Затем он смягчил свою формулировку: «Крым, разумеется, нет необходимости оборонять вечно, только восемь – десять недель. Когда ожидаемое вторжение на Западе будет успешно отражено, спустя немного времени Севастополь можно будет потихоньку эвакуировать, без какого либо политического риска».
Никто и никогда не мог устоять перед красноречием Гитлера. В своей попытке добиться эвакуации Крыма Шернер в этот момент допустил ошибку. Он знал, что в наличии нет резервов, по крайней мере для Крыма, и поэтому попытался обойти Гитлера, сказав: «Мой фюрер, Севастополь можно удержать только в том случае, если предоставить 17 й армии подкрепление».
Роковая ошибка. Шернер недооценил Гитлера. Теперь у фюрера было генеральское «если», и он немедленно за него ухватился: «Очень хорошо, я направлю вам подкрепление».
Шернера обошли. Гитлер, само собой, слова не сдержал, и Шернер получил лишь два пехотных батальона в 1300 человек, пятнадцать противотанковых орудий, десять минометов и четыре полевые гаубицы. Но фюрер пообещал, и таким образом надежды Шернера получить санкцию на эвакуацию Севастополя испарились. Итак, в Крыму тоже торжествовала стратегия Гитлера «держаться за все».
В июле 1942 года, когда генерал фельдмаршал фон Манштейн атаковал Севастополь, крепость защищали семь русских стрелковых дивизий, четыре десантные бригады и одна кавалерийская дивизия. Противник укрепился в бетонных блиндажах и глубоких забетонированных крытых траншеях; самая современная артиллерия крупного калибра была установлена в подземных фортах. Несмотря на это, русские не смогли удержать Севастополь. Манштейну понадобился как раз месяц, чтобы его взять.
В апреле 1944 года крепость защищали фактически пять немецких полков. Их артиллерия состояла из уцелевшего вооружения одного корпуса. Правда, основная оборонительная линия была хорошо укреплена, позиции защищали проволочные заграждения, однако надлежащие опорные пункты по глубине были построены лишь в отдельных тактически важных местах. Второй или третьей линии обороны со стоящими в них резервами просто не существовало. Старые советские блиндажи и форты не отремонтировали, и их можно было использовать только в качестве госпиталя или сборной позиции. На юго востоке Севастополя позиции были совсем плохи. Пехотные траншеи недостаточно глубоки. У 5 го корпуса не осталось тяжелой артиллерии и почти не было тяжелого пехотного вооружения. В 98 й пехотной дивизии не хватало даже инструмента. Генерал Рейнгардт вынужденно отдал приказ собирать по всей укрепленной территории кирки и лопаты, армейским саперам пришлось делать для них ручки. Только тогда начались земляные работы. И такую «крепость» сейчас готовились штурмовать двадцать девять советских дивизий, один танковый корпус, три артиллерийские дивизии и дюжина отдельных бригад, в целом 470 000 человек. Ее обстреливали 6000 орудий и атаковали 600 танков.
В последний момент, 27 апреля, когда катастрофа стала неизбежной, генерал полковник Енеке направил телетайпное сообщение, предназначавшееся Гитлеру, в штаб группы армий. Шернер немедленно отправил его в Ставку фюрера. Енеке, который 24 апреля запрашивал информации по поводу обещанных ему в качестве подкрепления двух дивизий, теперь категорически требовал прислать одну дивизию немедленно. Вдобавок он требовал «свободы действий».
Свобода действий! Фраза, которую Гитлер ненавидел, как самого дьявола. Генерал полковника Енеке вызвали к Гитлеру с докладом. Его сместили. Командовать армией поставили генерала пехоты Альмендингера. Генерала Конрада, командира 49 го горнострелкового корпуса тоже освободили. Его должность занял генерал Гартман, кавалер ордена Железного креста с дубовыми листьями, человек выдающейся храбрости, но со значительными физическими недостатками – у него была одна рука и одна нога.
Полномасштабное русское наступление началось 5 мая в 09 часов 30 минут. Сражение открыли 400 тяжелых орудий и 400 реактивных минометов. Удар пяти советских стрелковых дивизий пришелся на 336 ю пехотную дивизию. Однако саксонцы генерала Хагемана стояли непоколебимо. Они продержались двенадцать часов. Двадцать четыре часа. Тридцать шесть часов. 7 мая северный фронт все еще держался.
Но теперь Еременко ударил по южному и восточному фронтам 5 го корпуса. Приморская армия ввела в бой 320 орудий на каждые полтора километра фронта. Они разнесли немецкие опорные пункты и огневые точки. Потом пошли бригады Еременко. Они атаковали слабые полки 73, 111 и 98 й пехотных дивизий.
Прорвали фронт 73 й пехотной дивизии, глубоко вклинились в секторе 111 й пехотной дивизии. К 18 часам немецкие потери в этих двух секторах фронта дошли до 5000 человек. 5 й корпус сражался в древних, широко известных со времен Крымской войны 1855 года точках: Саперной горке, Английском кладбище, Сапун горе.
Форт «Максим Горький II», поврежденный в 1942 году, служил полевым госпиталем. Раненые лежали там длинными рядами. Раздавались стоны, стояло зловоние. К пристани на берегу была прорыта траншея, чтобы доставлять раненых для эвакуации. На воде внизу на волнах качалось что то странное.
Что случилось, описал в своем дневнике капитан Хенсель под датой 22 апреля: «В соответствии с приказом на эвакуацию всех лошадей застрелили и сбросили в море. Они стояли в очереди, терпеливо ожидая, когда придет их час. Бухта была забита тысячами лошадиных трупов. Волны покачивали их вверх и вниз». Избиение лошадей – одна из многочисленных бессмысленностей, совершенных в Крыму. Румыны сочли, что слишком долго убивать каждого старого друга по отдельности, поэтому они пригнали животных к обрыву и стреляли из пулеметов. Несколько часов подряд.
Кульминация наступила 8 мая. Русские прорвались на Сапун гору. Все попытки перехватить их и отбить высоту с пресловутым виноградником, Николаевкой и кладбищем были тщетны. Армия сражалась там отчаянно, на какое то время 2 му батальону 282 го гренадерского полка капитана доктора Финке удалось выбить противника, но ненадолго. Доктор Финке погиб. Армия приказала возобновить контратаки. Что еще она могла сделать? Приказа на эвакуацию не поступило – значит, Севастополь нужно защищать. Однако без Сапун горы это совершенно невозможно. Что произойдет, если эти высоты уже потеряны?
В этом случае только остатки армии смогут отступить на последний рубеж у Херсонеса. И если они не найдут там судов – что тогда?
Когда противник взял Сапун гору, 17 я армия собрала все свои резервы и пошла в контратаку. В полдень подполковник фрайгерр фон Вайтерхаузен, начальник оперативного отдела, доложил в группу армий, что контратака захлебнулась. «Мы сделали все, чтобы отбить жизненно важные высоты». Но, несмотря на их отвагу, ключевые отсечённые позиции были потеряны.
В этой ситуации 8 мая в 21 час 15 минут генерал полковник Шернер передал в Ставку фюрера: «Прошу приказа на эвакуацию, дальнейшая оборона Севастополя невозможна».
Теперь Гитлеру пришлось уступить фактам. К 23 часам поступило его согласие. Он горько заметил начальнику Генерального штаба: «Самое плохое в этой вынужденной эвакуации, на мой взгляд, это то, что русские смогут вывести из Крыма свои войска и бросить их против группы армий «Южная Украина». И уже ни слова о Турции.
В 02 часа 15 минут 9 мая генерал Альмендингер имел в руках приказ на эвакуацию крепости. Армия немедленно отступила на свой последний редут – херсонесские позиции на самой западной оконечности побережья.
К 16 часам последние боевые группы 50 й пехотной дивизии оставили руины Севастополя и заняли северную часть новой оборонительной линии. Вечером погиб полковник Бетц, доблестный комендант крепости; с 1 мая, после ранения генерала Сикста, Бетц командовал 50 й пехотной дивизией с дальновидностью и отвагой.
Херсонесские позиции были разумно расположены и хорошо укреплены. Основную оборонительную линию составляла непрерывная пехотная траншея с многочисленными ходами сообщений. Были возведены бетонные блиндажи для солдат, боеприпасов и продовольствия. Это помогало сохранить присутствие духа. Еды запасли много, поскольку на Херсонесе нет питьевой воды, завезли достаточно содовой. Небольшими ударными группами, составленными из остатков всех родов войск Вермахта, командовали опытные артиллерийские и пехотные офицеры. В секторе 98 й пехотной дивизии весь личный состав, имеющий хоть какой нибудь боевой опыт, собрали в боевой и тактический резерв и держали в готовности за опорными пунктами гренадеров. Набралось 250 человек. На тот момент заметная сила.
Нечего и говорить, что русские организовали решительное преследование и активно пытались прорвать последний плацдарм 17 й армии, однако, несмотря на огромное превосходство в силах, им сначала не удалось добиться успеха.
Но не все решает отвага. Наступил момент, когда 17 я армия теряла главный козырь своей обороны – с полуострова отводились воздушные формирования генерала Дихмана. Русские, которые с Сапун горы прекрасно видели Херсонес, точно накрыли артиллерией последний немецкий аэродром. Вечером 9 мая, когда взлетная полоса покрылась воронками, Дихман был вынужден приказать последним тринадцати истребителям: «Эвакуация – обратно на “большую землю” !» Плацдарм лишился воздушного зонта. С «большой земли» люфтваффе могли осуществлять лишь ограниченные операции немецкими истребителями или штурмовиками.
Такие двухмоторные истребители, когда они имелись в наличии, сопровождали конвои. С этого времени только очень отважные пилоты авиаэскадры Ju 52 после наступления темноты садились на импровизированную взлетную полосу Херсонесского полуострова, чтобы эвакуировать раненых. В течение ночи 10 мая таким образом вывезли тысячу человек.
10 мая 1944 года страшным ударом открылся финальный акт трагедии. Этот удар подтвердил тесную связь воздушных, морских и сухопутных сил при осуществлении боевых действий.
Как только Гитлер отдал приказ, Военно морской флот начал свою тщательно подготовленную, крупномасштабную операцию по эвакуации. Пройдет ли она успешно? От ответа на этот вопрос зависела судьба, спасение или уничтожение 17 й армии. Первый конвой тут же вышел в море. Путь от Констанцы в Крым занимал одну две ночи плюс день. Огромная разница в сравнении с Дюнкерком, где британцам в 1940 году удалось перевезти через Ла Манш целую армию, потому на переправу уходило лишь несколько часов.
10 мая, около 02 часов, к Крыму подошли два транспорта, «Тотила» и «Тея». Они встали в двух милях севернее мыса Херсонес, чтобы не оказаться в пределах досягаемости советской артиллерии. Погрузку осуществили катерами и баржами. «Тея» взяла на борт 5000 человек, «Тотила» – 4000. И тут пришла беда. Под прикрытием истребителей появились советские бомбардировщики. Немецких истребителей рядом не было. В 05 часов 45 минут «Тотила» получила три прямых попадания и загорелась, ее стало сносить в море. Через два с половиной часа она затонула. Спаслись только несколько сотен человек. «Тею» постигла та же участь. Советский торпедный самолет повредил ее настолько серьезно, что около 15 часов она тоже затонула. Здесь спаслись 400 человек – 400 из 5000. Одним ударом было уничтожено восемь тысяч человек. Что же дальше?
17 я армия планировала погрузиться на корабли в ночь с 10 на 11 мая. На позициях оставалось примерно 80 000 человек. Военно морской флот дал согласие. Вмешался лично Дениц. Отправили все, что было на плаву: в море находилось более 190 немецких и румынских боевых кораблей и торговых судов. Они могли взять на борт 87 000 человек. Более чем достаточно. К тому же к 8 мая на «большую землю» уже отправили много раненых и гражданских, таким образом, на полуострове оставалось только 50 000 человек.
План сработал. Все выглядело не так уж плохо. Однако человек предполагает, а Бог располагает. Неожиданно против Крымской армии восстали небеса, разразился шторм. График нарушился. Командующий флотом в Крыму контр адмирал Шульц со своими офицерами лихорадочно искали выход. Но что они могли сделать против шторма в 8 баллов? Многим конвоям с почти не годными для плавания судами пришлось вернуться или лечь в дрейф. Другие конвои отстали. Скоро стало ясно, что суда не дойдут до Херсонеса раньше 11 мая. Погрузку, таким образом, пришлось отложить на следующую ночь, с 11 на 12 мая. Но это означало, что херсонесские позиции нужно было держать еще двадцать четыре часа.
Батальоны стояли. Полный ужас этой импровизированной операции стал ясен из донесения генерала Рейнгардта, командира 98 й пехотной дивизии. 10 мая 1944 года противник атаковал особенно яростно, семь раз, каждый раз несколькими волнами. И каждый раз их отбивали. Один пробившийся танк подбили прямо перед первым окопом, он стал прекрасной защитой от пуль.
К вечеру, когда Рейнгардт вернулся с передовой в штаб дивизии, позвонил генерал Гартман, командир 49 го горнострелкового корпуса. Гартмана, преемника генерала Конрада, солдаты называли Железным Густавом.
«Рейнгардт, – говорил Гартман, – Рейнгардт, вы – центр сражения. Если ваш фронт прорвут, для кораблей будет все кончено!»
Разговор слышали офицеры, и поэтому Рейнгардт ответил: «Господин генерал, нет причин для волнений. Сегодня в моем секторе русские предприняли семь атак и семь раз отступили. Они нигде не прорвались. И потом–какие корабли? Я не вижу никаких кораблей. Мы сможем продержать наш сектор еще двадцать четыре часа – пока не подойдут корабли».
После этого генерал Рейнгардт бросился на деревянную скамейку, чтобы хоть немного поспать. Примерно в то же время пришло избавление к другому хроникеру боев в Крыму. Капитан Хенсель в своем дневнике дает следующее описание эвакуации личного состава штаба 17 й армии: «10 мая 1944 года. Форт постоянно обстреливают артиллерия и минометы. Но по подземным проходам можно выйти к обрыву на берегу. В темноте мы спустились по веревочным лестницам и с 01 часу ночи ждали среди скал. Два часа прошло без всяких признаков жизни. Только русские снаряды пролетали над головой в сторону моря. Мы находились в нейтральной полосе. Почти расстались с надеждой. Когда рассветет, будет уже поздно. Но вдруг они появились. Командир по громкоговорителю позвал нас подниматься на борт. В море ждали два торпедных катера, они не могли подойти прямо к берегу, потому что кругом были скалы. К счастью, море не штормило, и мы поплыли на небольших лодках, по восемь человек в каждой. Дело шло медленно, а уже начинало светать. Но наконец мы были готовы выйти в открытое море. Каждый катер принял на борт около 50 человек. На полной скорости мы пошли в юго западном направлении. Неужели действительно вырвались из ада? Впереди еще оставалось 400 километров с возможными опасностями, такими, как, например, подводные лодки и вражеские самолеты. Берег Крыма медленно исчез из виду в легком тумане утра. Под палубой люди жались друг к другу. Я остался на палубе, кое как нашел укрытое место рядом с торпедой. Через восемь часов катера вошли в спокойные воды порта Констанца. Мы были спасены».
Тем временем продолжались бои за последние бастионы. Русские возобновили наступление 11 мая. В 20 часов они сосредоточили массированный огонь на пристанях. Через некоторое время сократили дальность, снова начали поливать главную оборонительную линию, потом пошли в атаку по всему фронту. В секторе 98 й пехотной дивизии, у «Артиллерийской горки», им удалось совершить прорыв, его ликвидировали немедленной контратакой.
В течение дня 11 мая все части получили приказы к 23 часам отойти к различным пунктам посадки и окопаться там для самообороны. Приказы были отданы и на тот случай, чтобы войска имели возможность погрузиться на любые корабли, которые смогут найти, если суда не подойдут в указанные места. Ввиду сложившейся ситуации этот приказ, конечно, был необходим, но он также открыл дверь хаосу и панике.
Русские, к счастью, не отследили последнего отхода. Телефонная связь между штабами еще функционировала, и Рейнгардт позвонил в полк. Последовала предварительно согласованная игра вопросами и ответами: «Привет, как дела? Все в порядке?» Ответ: «Все в порядке, на передовой тихо». Рейнгардт: «Отлично, тогда я могу спокойно выпить чаю». Это было кодовое слово, которое означало–отступать к местам погрузки.
Около 24 часов Рейнгардт связался с пунктами погрузки дивизии: получил прежний ответ – кораблей нет.
Кораблей нет. Что пошло не так? Эвакуационный флот стоял на рейде в достаточном количестве–но они не знали, как подойти к берегу.
В 21.30 адмирал Шульц поднялся на борт командирского судна 1 й флотилии торпедных катеров. Он намеревался лично вести конвои к стоянкам, поскольку была нарушена радиосвязь. Частоты единственного доступного канала были так забиты, что приказы уже нельзя было передавать каждому судну в отдельности. И это не все. Казалось, сам дьявол воюет на стороне русских. Шульц отправил всем судам распоряжение следовать как можно ближе ко входу в Камышовую бухту, откуда он сам поведет их к местам посадки. Однако эта радиограмма, которую адмирал лично отнес в узел связи, так и не была получена. Либо ее не передали, либо она исчезла на переполненной частоте.
Стояла темная ночь, но адмирал Шульц возлагал свои надежды именно на темноту. В темноте советская артиллерия не могла бомбардировать точечную цель, а воздушные силы Красной Армии не имели опыта ночных полетов.
Торпедный катер понесся по волнам. Офицеры с волнением поднесли к глазам ночные бинокли. Что, черт возьми, это такое? «Туман», – сказал обер лейтенант. Они были обескуражены. «Но откуда он поднимается?» Облако густого белого тумана двигались в море со стороны полуострова. Оно становилось все гуще и гуще. Пристани и пирсы теперь можно было разглядеть лишь с очень близкого расстояния. И это был не туман, а дымовая завеса, как бы неправдоподобно это ни казалось. Откуда?
В последние несколько месяцев Военно морской флот установил вдоль портовых сооружений и на побережье систему дымовых завес и несколько сотен ящиков с дымовыми зарядами. В случае крупных налетов вражеских воздушных соединений на военные объекты, и в частности пристани и стоянки, следовало прятать их от глаз противника дымовыми завесами, чтобы сделать невозможной прицельную бомбардировку. Теперь, к несчастью, эти ящики подожгла артиллерия противника. Удивленные и обрадованные, что укрылись от глаз неприятеля, немногочисленные немецкие части к тому же включили оставшиеся нетронутыми генераторы дыма для, как они думали, большей безопасности. Вряд ли они понимали, что делают.
Теперь беда стала неизбежной.
Правда, Шульц нашел транспорт «Дакия» и привел его к берегу. Он также нашел еще несколько других судов, но шестьдесят из них остались на рейде. И они не ждали: с рассветом многие вернулись в Констанцу, пустые.
Единственная возможность интенсифицировать поиски судов – отправить за ними оставшиеся лодки флотилии МТВ. Но эта флотилия являлась единственной боевой частью адмирала на случай атаки советских военно морских сил. Мог ли он исключить такую возможность? Что произошло бы в этом случае? Тогда все суда оказались бы в самой серьезной опасности. Кто может бросить камень в адмирала за то, что он оставил в резерве свое единственное оружие?
Таким образом в беде оказались последние 10 000 человек Крымской армии. Те самые, которые сражались до самого конца.
Частью вследствие солдатской интуиции, частью по везению генерал Рейнгардт нашел пять плоскодонных барж. Доблестный командир привел их прямо к берегу. Рейнгардт отыскал и десять небольших судов сопровождения. При помощи курьеров и громкоговорителей он собрал свою дивизию и все находящиеся поблизости части 117 го гренадерского полка 111 й пехотной дивизии и погрузил их на найденные суда.
Последнюю баржу генерал задержал. Он приказал ее командиру не отправляться, пока он сам не поднимется на борт. А он не поднимался, потому что там он уже не сможет осуществлять командование. Генерал хотел сколько возможно подождать отставших. Они действительно появились, включая полковника Хайдлена, начальника штаба 46 го корпуса, и подполковника Беккера, начальника оперативного отдела 73 й пехотной дивизии. И много других офицеров и рядовых. В 03 часа, уже на рассвете, Рейнгардт приказал отправляться. Остатки 98 й пехотной дивизии были спасены.
О драме, разыгравшейся в пункте погрузки 50 й пехотной дивизии, сухим языком фактов рассказывается в истории дивизии. Полки держали свои позиции до последнего момента. Здесь русские тоже не заметили их отхода.
121 й полк погрузился. Но у пристани 123 го гренадерского полка была только одна баржа, она могла взять на борт лишь несколько сотен человек. Подошла еще одна. Солдаты построились в две шеренги и стали подниматься.
Стой! На борт подняли несколько раненых. Места больше нет.
Майор Тешнер приказал офицерам сойти на берег. Молча, как будто это было абсолютно естественно, все офицеры вышли обратно. Майор повел оставшихся в укрытие. Они окопались для своего последнего боя. Спиной к воде, небольшая ударная группа 50 й пехотной дивизии заняла оборонительную позицию. Они держались еще шесть часов, потом их раздавили. Но 2800 человек их дивизии эвакуировались. Остальные полегли в землю полуострова.
У 336 й пехотной дивизии было так же. Большинство бойцов 73 й пехотной дивизии спасли баржи, а остальных – морской охотник. Генерал Боме, командир дивизии, был взят в плен на своем командном пункте.
За последние три дня из Херсонеса эвакуировали тридцать девять тысяч восемьсот восемь человек. Тридцать одна тысяча семьсот восемь из них прибыли в порт назначения.
А что со 111 й пехотной дивизией, полки которой были переброшены на усиление Крыма в марте? Именно этой дивизии был нанесен самый тяжелый удар. В темноте и тумане ни один из шестидесяти транспортов не нашел дороги к местам их посадки. Ни один.
Наступал день – 12 мая. В голубом небе засияло солнце. Т 34 атаковали последнюю линию прикрытия, защищавшего пристани нижнесаксонской дивизии. У бойцов только винтовки и несколько пулеметов. Все тяжелое вооружение уже разбито.
Подполковник Франц, офицер разведки, жег на берегу секретные документы. Сопротивление сломлено. Распространилась паника. Лейтенант Готтлиб, адъютант 117 го артиллерийского полка, нашел доску и побежал с ней в воду, чтобы уплыть в море. Его потопили пулеметной очередью с советского истребителя. Только четыре недели назад этот молодой офицер вынес из под страшного огня противника тело своего брата, чтобы похоронить его за немецкой линией фронта.
Неожиданно появились несколько немецких штурмовых судов. Унтер офицер спросил: «Господин подполковник, в какую сторону Турция?» Потом запрыгнул на борт уже переполненного судна, и они отвалили.
Русские танки держали дистанцию. Берег обстреливала артиллерия. Огневой вал постепенно сдвигался вперед. Ближе и ближе. Полоска земли между скалами и прибоем была меньше тридцати метров. И несколько тысяч людей толпились на ней в грязи, гальке и камнях.
Затем медленно подъехали танки. Их люки были открыты. Генерал Грунер пошел в направлении Т 34. Рявкнула пушка – генерал медленно осел на землю.
Сопровождавшие танки советские пехотинцы, казалось, были просто в ярости. Они кричали, стреляли, били ружейными прикладами. Один немецкий унтер офицер отказался отдать свой Золотой крест. Они сказали: «Хороший солдат» – и… скосили очередью.
Офицеров отбирали и уводили. Раздавались звуки выстрелов и крики. Фриц Нидзцведшки, связной роты, а прежде много путешествовавший официант из отеля «Эдем» в Берлине, вместе с Зеппом Протзнером, водителем офицера разведки, схватили подполковника Франца и втолкнули в группу рядовых. Те плотно сомкнулись вокруг него и скрыли от глаз русских его красные офицерские канты.
Служивших у немцев русских построили на скале и расстреляли. Жестокий конец.
Шесть месяцев спустя подполковника Франца допрашивал советский офицер в московской тюрьме. Русский был вежлив и пытлив. Он особенно интересовался операцией 111 й пехотной дивизии в Крыму. И он сказал: «Мы не торопились брать Крым. В конце концов, он являлся нашим самым большим лагерем военнопленных. Немцы фактически были пленниками на полуострове с ноября 1943 года. Они сами себя снабжали. Сами себя охраняли. Они уходили в отпуск и даже возвращались за собственный счет».
Если бы конец Крыма не был таким ужасным, можно было бы согласиться с русским офицером. Однако баланс слишком мрачен, чтобы отделаться от него остротой.
Количество убитых и раненых за период с 8 апреля по 13 мая составило 57 500: 31 700 немцев и 25 800 румын. Кроме того, сравнение цифр эвакуации показывает, что неизвестна судьба еще 20 000 тысяч. Это катастрофа сталинградского масштаба.
Небольшой полуостров был своего рода микрокосмом всей войны. То, что произошло на этой территории примерно в сто шестьдесят квадратных километров, типично для всего Восточного фронта – от Петсамо на Крайнем Севере до Кавказа.
Дисциплинированность и доблесть, повиновение и самопожертвование, как и подлость, жестокость и первобытная дикость проявлялись здесь наряду с глупостью и ошибками, честолюбием и страхом, фанатизмом и пьянством. Вся война в России отразилась здесь, как в капле воды.
И поэтому в Крыму, как и везде, проявили себя факторы, которые не поддаются точной оценке, – стратегические ошибки, экономические и политические соображения, законы сухопутной, морской и воздушной войны. Все это сыграло свою роль на столь ограниченной территории, и то, что здесь случилось, повлияло на общее развитие событий.
Гитлер и Сталин сошлись, разыграли свои козыри и обнаружили свои слабости.
И люди, приказывавшие или исполнявшие приказы между Гнилым морем и пляжами Ялты, тоже были такие же, как везде на Востоке, воюющие на передовой или планирующие операции у карты. Битва в Крыму – подлинный микрокосм всех баталий во второй половине войны в России.

Отредактированно Анатолий (05.08.2021 20:43:55)