[[b]                                                           Встреча с противником.

… Неожиданно в 18.11 на «Бисмарке» прозвучала тревога: корабли по левому борту! Соединение отвернуло вправо, корабли оказались айсбергами… Ненадолго, до 19.00, мы подошли к границе паковых льдов. С этого момента нам приходилось идти зигзагами среди крупных льдин, которые могли повредить наш корпус. На акватории шириной около 3 морских миль и до кромки ледяного поля справа по борту видимость была абсолютно ясной. Слева по борту на некотором расстоянии висела стена мглы, а перед ней плавали клочья тумана.
Было 19.22, когда на «Бисмарке» вновь зазвучала тревога. На этот раз наши гидрофоны и радар зафиксировали контакт  справа по курсу. Я смотрел через свой дальномер (кормовой), но ничего не смог рассмотреть  (мешала носовая надстройка) … Наш радар зафиксировал корабль, двигавшийся на юго-запад на очень высокой скорости и нырнувший в туман. Когда обьект исчезал из вида, расплывчатые очертания надстроек и трех труб отчетливо проступили на несколько секунд. Как позднее мы узнали, это был силуэт тяжелого крейсера «Суффолк». Затем гидрофон и радар сообщили, что невидимый враг оказался у нас за кормой и увеличил дистанцию. С примерной быстротой группа радиоразведки на «Принце Ойгене» зафиксировала радиосигнал, которым «Суффолк» сообщил о нас, делая поворот: «Один линкор, один крейсер в пределах видимости, пеленг 20°, дистанция 7 морских миль, курс 240°» (в 55 милях к северо-западу от северо-западной оконечности Исландии). Лютьенс доложил Северной группе об обнаружении тяжелого крейсера. Когда некоторое время спустя мы вновь ясно увидели «Суффолк», он находился уже на пределе видимости и его крошечный силуэт свидетельствовал, что он движется следом за нами («Суффолк», шедший на юго-запад,  в 19.22 увидел «Бисмарк» в сопровождении «Принца Ойгена» в 7 милях по раковине с правого борта, двигающихся тем же самым курсом. «Суффолк» сообщил о вражеском соединении, увеличил ход до полного, и изменил курс к 150°, чтобы укрыться в тумане и выйти через проход в минном поле к его северному краю. Находясь под прикрытием тумана, он последовал за «Бисмарком» вдоль минного поля, поддерживая контакт радаром).
Следующая тревога на «Бисмарке» прозвучала в (около) 20.30 и был отдан приказ «полный вперед». Наш передний радар зафиксировал новый контакт. По радиосвязи Линдеманн сообщил команде: «Противник слева по борту в пределах видимости, команде готовиться к бою». Глядя в свой директор в указанном направлении, сначала я ничего не смог рассмотреть. Затем из тумана (в 6 милях) неожиданно возникли очертания трехтрубного тяжелого крейсера. Это был «Норфолк» (флагман командующего 1-й зскадрой крейсеров контр-адмирала У.Ф.Уэйк-Уокера), вызванный «Суффолком», с которым мы столкнулись, и который неожиданно обнаружил, что находится в опасной близости от наших тяжелых орудий.
Вспышки вырвались из наших пушек, нацеленных на него, и через мгновение мы могли видеть всплески наших снарядов вокруг крейсера, который поставил дымовую завесу, развернулся и на полной скорости исчез в тумане. Согласно донесению «Норфолка», представленному после боя, 3 из 5 наших залпов – все, что мы успели выпустить за такое короткое время, накрыли цель.
Донесения английских крейсеров перехватывались (и расшифровывались почти немедленно) нашей радиоразведкой  и через пять минут ложились на стол Лютьенса («Суффолк» в 20.28 на короткое время увидел нас, отправил радиодонесение об этом и снова удалился в туман. В 20.32 «Норфолк» так же радировал о контакте, и именно его сообщение о вражеских кораблях в Датском проливе, ретранслированное Адмиралтейством в 21.03,  получил Тови, после чего лег на курс 280º и увеличил ход.  Холланд получил первое донесение с «Суффолка» еше в 20.02, находясь с 2 линейными кораблями и четырьмя эсминцами в 300 милях к югу от места контакта).  Случилось так, что сотрясения от залпов наших тяжелых орудий вывели радар (носовой) из строя и, поскольку «Бисмарк» шел головным, наше соединение на время «ослепло» и не могло видеть, что происходит прямо по курсу. Чтобы ликвидировать это слабое место, а так же поставить корабль с более мощными орудиями ближе к преследователям, Лютьенс обьявил «смену номеров». Это означало, что «Принц Ойген» со своим исправным радаром должен был теперь возглавить строй. Во время проведения этой вполне рутинной для нашего флота эволюции нам пришлось поволноваться – увеличивший ход крейсер  оказался на пересекающихся курсах с линкором. После этого, пытаясь избавиться от наших преследователей, мы изменили курс, увеличили скорость до почти 30 узлов и попробовали искать укрытия в тумане, когда из радиоперехвата узнали, что обстрелянный нами «Норфолк» все таки был поражен - контр-адмирал Уэйк-Уокер  радировал на «Суффолк»: «Поврежден, потеря хода, преследование продолжать не могу»! Как выяснилось много позднее, упавший с недолетом 380-мм снаряд  пробил борт крейсера ниже ватерлинии и взорвался в носовом машинном отделении: обе турбины были выведены из строя, это котельное отделение, а оттуда, через поврежденную переборку, и кормовое, начали заливаться водой, из-за чего, а так же из-за повреждения паропроводов, турбины кормового  машинного отделения так же вывели из работы. Спустя три четверти часа после попадания кэптен (капитан 1-го ранга) Р.Эллис, командир «Суффолка», получил приказ подойти к флагману для оказания помощи (обездвиженный корабль дрейфовал  в сторону минного поля). После того, как адмирал Лютьенс прочитал обмен радиограммами между обоими крейсерами,  он понял, что оторвался от преследователей. Но мы продолжали двигаться  на юго-запад на максимальной скорости под прикрытием тумана, опасаясь попасть под наблюдение поднятых по тревоге других вражеских кораблей и самолетов. 
Тем не менее, то, чего мы больше всего хотели избежать – встреча с английским флотом, произошла в самом начале операции «Экзерсис Рейн». Возможно, я уже в достаточной степени подчеркнул,  что такое столкновение было крайне нежелательным, поскольку скрытный прорыв был очень важен для успеха нашего рейда в Атлантику. Будучи уверенным, что наш выход из Норвегии остался незамеченным, эту неожиданную встречу с английскими крейсерами я воспринял как настояний шок, особенно при мысли, что поблизости в этих узких водах могут быть другие английские корабли. Незадолго до полуночи наше соединение вошло в сильную снежную пургу. Видимость сократилась до одной мили.  У нас на мостике атмосфера была напряженной. Неужели нам все таки повезло? …


                                       Англичане восстанавливают контакт.

Теперь время играло против англичан. Сообщение о том, что «Суффолк» отозван для оказания помощи находившемуся в бедственном положении «Норфолку», контр-адмирал Уэйк-Уокер отправил в 21.20. До вице-адмирала Холланда, который  в это время следовал курсом 295° со скоростью 27 узлов, оно дошло спустя полчаса, Тови же получил его лишь через полтора! Понимая, что возможность восстановить контакт крейсером уже почти утрачена, командующий Флотом Метрополии не стал вмешиваться в ход спасательной операции. После полуночи 24 мая, когда подбитый «Норфолк» на буксире у «Суффолка» был выведен из опасной зоны, Уэйк-Уокер известил об этом командующего, но его сообщение не дошло до адресата, зато, как и предыдущие, было прочитано Лютьенсом.      Касательно Холланда Тови считал, что тот достаточно  хорошо проинструктирован о своих задачах перед выходом в море, способен принять самостоятельное решение на месте по ситуации, а его соединение способно перехватить и уничтожить противника, и не стал докучать ему дополнительными инструкциями. На момент первого контакта с немецкой эскадрой Главные силы Флота Метрополии находились в 550 милях юго-восточнее и следовали на запад.
Тем временем Холланд, зная, что неприятель находился поблизости и нарушение радиомолчания нежелательно, решил, исходя из предполагаемых курса и максимальной скорости противника,  выйти в рассчитанный таким образом район его прохождения и приступить там к патрулированию. Считая, что следует поторопиться, пока противник еще находился в узкой части Датского пролива и есть возможность найти и перехватить его до захода солнца (в 01.51), Холланд в 22.15 повернул на северо-запад  и увеличил ход до 28 узлов. Эсминцам, которые не могли поддерживать ход более 27 узлов, адмирал просигналил действовать в соответствии с его приказом от 21.05: «Если вы не способны поддерживать эту скорость, я сделаю это без вас. Вы должны следовать за мной на пределе своих возможностей». Линейные корабли теперь следовали самостоятельно, ощупывая радарами пространство впереди по курсу. В бортовом журнале линкора «Принс оф Уэлс» от субботы 24 мая отмечено следующее: «Погода в 00.01: северный ветер силой 4/5; видимость умеренная. Море и волнение 3-4 балла».                                                                                              Английские моряки заняли боевые посты в 00.15. Видимость быстро ухудшалась до двух миль после 01.00, что стало неприятным сюрпризом, однако после 02.00 начала улучшаться. К этому времени Холланд  достиг намеченного района и намеревался, дождавшись подхода эсминцев, приступить к патрулированию, когда в 02.15 радары «Принс оф Уэльса» засекли в 11 милях к северу стремительно двигавшиеся на юго-запад немецкие корабли …

                                                   Первая схватка.

После 02.00 24 мая видимость заметно улучшилась. Вахта на мостике и все другие посты обращали особое внимание на юго-восточный участок горизонта, откуда, скорее всего, мог появиться новый враг. И он нас не разочаровал. В 02.12  гидрофоны «Принца Ойгена» зафиксировали шум винтов кораблей слева по носу.  На «Бисмарке» сыграли боевую тревогу.  Спустя три минуты крейсер снова засемафорил – его радар засек две крупные цели в 10 милях по пеленгу 300° (по английской/абсолютной системе отсчета пеленгов - 180°). Я слышал, как старший артиллерийский офицер корветтен-капитан Альбрехт Шнайдер сообщил о своем предположении, что приближающиеся корабли являются тяжелыми крейсерами и передал распоряжение: «По обнаружению стрелять по головному». Затем башни развернулись, 380-мм орудия зарядили, и мы ждали только разрешения командующего соединением открыть огонь.
Видимость на этот момент составляла примерно 9000 м. Английский адмирал, следуя неизменным курсом, намеревался быстро сократить дистанцию и выполнить классический «crossing – T». Он  отдал приказ обоим линейным кораблям «стрелять по головному», имея в виду «Бисмарк» (Холланд не знал о произведенной нами смене номеров). Но в 02.21 Лютьенс, получив очередное сообщение о курсе противника, приказал принять вправо, чтобы встретить его огнем всего левого борта. Немецкие корабли  начали поворот на новый курс, готовые открыть огонь в указанном направлении в любую секунду.                                                                                                                               Стрелки часов показывали 02.23, когда в 5 милях к югу из мглы показалась носовая часть вражеского корабля. Слишком велика для крейсера! По телефону я услышал команду адмирала: «Разрешаю огонь». «Ойген» открыл огонь  немедленно, а спустя несколько секунд  дали первый залп наши башни «Антон» и «Бруно». Почти сразу же вслед за этим вражеский корабль ответил из носовых орудий по «Ойгену». Такие вспышки не могли дать среднекалиберные орудия крейсеров!  Англичанин начал поворачивать влево и по телефону артиллерийского контроля я услышал  крик Альбрехта: «Худ»! Это же «Худ»!
Оба германских корабля сконцентрировали огонь на «Худе», тогда как он, еще не распознав подлог, стрелял в «Принца Ойгена», в полной уверенности, что это «Бисмарк». Первый же наш залп накрыл английский корабль и Шнайдер тут же приказал: «Беглый огонь полными залпами». Таким образом, он дал точную наводку на цель в первую же минуту боя. Но обстановка на поле боя изменилась очень быстро.                                                                    Увлекшись стрельбой по «Худу», мы едва не позабыли о другом вражеском корабле. Менее чем через две минуты после начала сражения он появился у нас на траверзе в пределах видимости. Это был еще один линкор, на этот раз «Принс оф Уэлс», который мы тогда опознали как «Кинг Джордж V»! Через несколько секунд он заявил о себе залпом по ближайшему немецкому кораблю - «Бисмарку». Ситуация сразу стала критической. Теперь два английских линкора  следовали курсом, параллельным нашему,  менее чем в 5 милях и обстреливали оба немецких корабля. Мы поражали «Худ» главным и вспомогательным калибрами, но на такой дистанции преимущество врага в огневой мощи, несомненно, закончилось бы для нас трагически, и в 02.27 Лютьенс приказал выходить из боя, поставив  дымзавесу и выполнив поворот вправо-все-вдруг на курс 020°. Продолжая отстреливаться, немецкие корабли повернули на полном ходу, спустя две минуты вышли из-под обстрела англичан и скрылись из их видимости в северном направлении …

                                         Дальнейшие планы Лютьенса.

Сражение закончилось. В 02.37 Лютьенс доложил Северной группе: «Настигнут двумя линейными кораблями. Линейный крейсер, предположительно «Худ», поврежден. Отошел в северном направлении. Пытаюсь разорвать контакт с противником». Атмосферные условия близ Гренландии были плохими и донесение пришло в Вильгельмсхафен только семь часов спустя.                                                                                                                                                        В 02.45 наши корабли легли на  курс 070°. Я размышлял, как и все офицеры, каковы будут решения Лютьенса, когда он узнает полную картину полученных нами  повреждений и оценит сложившуюся ситуацию. Было ясно, что наша операция развивается   не так, как мы надеялись: наш прорыв сразу же был обнаружен, и, несмотря на первый успех с крейсерами, на пути в океан оказались английские линкоры, хотя, немногим более суток назад  Северная группа уверила адмирала, что наш прорыв не обнаружен противником и все его тяжелые корабли по-прежнему в Скапа-Флоу. Ко всему, можно было не сомневаться, что линкоры, с которыми мы вели бой, преследуют нас, отслеживая наши перемещения с помощью радаров и наводя другие корабли Флота Метрополии, а насколько далеко они находятся от нас - неизвестно. Собственно, выбор у адмирала был невелик – либо прекращение операции и возвращение к берегам Норвегии через Датский пролив, либо  еще раз попытаться выйти в Атлантику. Ведь из двух английских линейных кораблей только один остался невредимым – «Худ», по нашим оценкам, получил не менее 10 попаданий с обоих кораблей, что должно было сказаться на его боевых качествах! В то же время, в ходе семафорного диалога с «Ойгеном», выяснилось, что часть радиограмм  Северной группы за последние два дня не получена на «Бисмарке» и это так же не обрадовало Лютьенса.                                                                                                                    Спустя полчаса после завершения боя «Ойген» доложил о своих повреждениях. После  5-минутного пребывания под огнем «Худа» с 5 миль он отделался только одним попаданием - 381-мм снаряд пробил носовую надстройку с левого борта чуть впереди  левого носового зенитного директора и без разрыва вылетел за борт над правой носовой зенитной 105-мм АУ.  Почти одновременно стало известно и о нашем повреждении:  356-мм снаряд пробил левый борт ниже верхней палубы у 118 шпангоута (XI отсек) и взорвался в матросском кубрике; здесь и в смежных помещениях начался пожар, который  сейчас уже взяли под контроль. На мой взгляд, все эти повреждения не настолько влияли на боеспособность кораблей, чтобы адмирал оглядывался на них, принимая вынужденное решение о прекращении операции. Ответ на наши вопросы пришел в 03 15 в виде изменения курса на юг. Мы делаем еще одну попытку прорваться в океан! Перед этим адмирал направил SKL донесение о полученных повреждениях и добавил: «Датский пролив. 50 миль шириной. Плавучие мины и противник с радарами», видимо, пытался обосновать руководству свое решение.
Это теперь, спустя годы, мы можем рассуждать, что уходить назад через Датский пролив было единственно на тот момент правильным решением. Но тогда, не зная расположения вражеских сил, не имея возможности выявить их авиаразведкой и не доверяя информации от собственного командования, связь с которым, ко всему, была ненадежной, Лютьенс сделал свой выбор.
                                           
                                                                                    Погоня.

В бою с немецкой эскадрой «Принс оф Уэлсу» досталось только от собственной стрельбы – 2 орудия башни «А» вышли из строя и заводские рабочие, находившиеся на борту корабля в его первом боевом походе, теперь занимались восстановлением их боеспособности. «Худ» пострадал более значительно. Мы зафиксировали три   прямых попадания 380-мм снарядами – в носовой КДП, в барбет башни ГК «Х» и в надводную часть корпуса под носовой нвдстройкой. Еще по меньшей мере вдвое больше линейный крейсер получил 203- и 150-мм снарядов, однако в целом, боеспособность британского флагмана  не сильно пострадала и, спустя пять минут после окончания боя Холланд повернул следом за Лютьенсом, стараясь удержать противника в радиусе действия своего радара.                                                       Теперь ограничивать себя в радиообмене не имело смысла и Холланд, вспомнив о своих эсминцах, приказал им идти в Хваль-фьорд – английский адмирал, видимо, посчитал, что немцы устремились назад, в Датский пролив, и эсминцы, которые не могли развить требуемую скорость, в предстоящей погоне ему не пригодятся. Затем он сообщил Тови о бое и о том, что преследует отходящего в северо-восточном направлении противника.     
В момент поворота эскадры у югу наши преследователи были вне пределов  видимости и дальности действия нашего кормового радара, и Лютьенс считал, что мы уже оторвались от них. Ко всему,  он стремился поскорее вырваться из узкой части Датского пролива. Но Холланд находился всего в 9 милях позади нас, невидимый наблюдателями «Бисмарка», а радары британских линейных кораблей «видели» дальше нашего (радар «Принца Ойгена» цели по корме не фиксировал), так что наш поворот на курс 160° не остался  незамеченным.                         Мы шли новым курсом всего несколько минут, когда капитан цур зее Бринкманн, командир  «Принца Ойгена», сообщил о том, что из-за биения гребного вала он вынужден остановить левую машину. Предположительно, это было следствием деформации кронштейна левого гребного вала от удара  о плавающую льдину. Почти немедленно вслед за этим на мостик «Бисмарка» поступило сообщение с кормового радиолокационного поста о том, что преследующие нас вражеские корабли находятся менее чем в 15 км. Была сыграна боевая тревога.                                                         Ситуация ухудшилась настолько резко, что нельзя было ждать от адмирала немедленного и единственно правильного решения. Видимость улучшалась, и англичане могли появиться из тумана в любой момент. В 03.25 Лютьенс распорядился крейсеру «немедленно уходить на восток с максимально возможной скоростью»; линкор же продолжал полным ходом следовать прежним курсом. А уже через минуту появившийся в пределах видимости по правой раковине «Худ» дал залп из носовых орудий с 13000 м, на который мы почти немедленно ответили из кормовых башен, после чего английские линейные корабли, приняв плотный строй правого пеленга, легли на параллельный нашему курс и взяли нас под обстрел. Количество действующих стволов главного калибра у англичан после недавнего боя стало меньше. Хотя одно орудие в башне «А» «Принс оф Уэлса» к этому времени ввели в строй,  Холланд поостерегся ставить в боевую линию головным корабль с неопытным экипажем и проблемной артиллерией главного калибра.
Я могу только предполагать, что принимая решение разделиться, Лютьенс исходил из того, что крейсер с двумя оставшимися в работе машинами не сможет дать более чем 27-узловой ход, все равно будет настигнут вражескими линкорами и потоплен, но более быстроходный «Бисмарк» спасется. Попытка же линкора защищать своего товарища могла бы привести к гибели обоих кораблей – полагаться на успех в противостоянии двум линейным кораблям, да еще и вблизи их баз, было нереально. Но в случае, если бы оба англичанина погнались за «Бисмарком», «Ойген» мог спастись  - наш корабль был в состоянии уйти от преследователей. Если расчеты Лютьенса были основаны именно на этом, то в отношении «Ойгена» они оправдались – взяв под обстрел «Бисмарк», Холланд проигнорировал исчезновение из виду крейсера, посчитав, видимо, эту цель слишком быстроходной для своих кораблей. О бедственном положении «Ойгена» он, разумеется, знать не мог, а установить это у него не хватило времени.
В течение почти 10 минут мы следовали в южном направлении, перестреливаясь с линкорами противника. Англичане находились на пределе видимости и, стараясь не отстать,  шли неизменным курсом и вели огонь только носовыми орудиями. Наш командир, капитан цур зее Линдеманн, вел корабль зигзагом, мешая тем самым противнику пристреляться и давая возможность  Шнайдеру стрелять по «Худу»  бортовыми залпами. Несомненно, такую тактику адмирал выбрал, чтобы увести англичан подальше от «Ойгена» и собирался в ближайшее время разорвать контакт, но в 03.35 на мостик сообщили о «двух английских эсминцах в 7 км справа по носу». Линдеманн быстро отреагировал на новую угрозу, распорядившись: «Главной и вспомогательной батарее обстрелять эсминцы!»                                         В 03.36 наши противоминные орудия правого борта, а затем и носовые главного калибра открыли огонь по эсминцам.   Англичане начали отстреливаться и маневрировать. Головной эсминец после нескольких накрытий в 03.37 выпустил торпеды, после чего отвернул к западу. Как рассказал мне позднее артиллерийский офицер «Акейтеса», корабль был взят в такую узкую вилку, что его командир, опасаясь со следующим залпом затонуть с торпедами на борту, приказал выстрелить их в противника с дистанции 2,5 мили. Это было замечено нашими наблюдателями, сообщено Линдеманну и тот скомандовал: «Лево руля! Поворот на курс 30°!». Продолжая обстрел эсминцев и уже не обращая внимания на редкий огонь английских линкоров (на «Принс оф Уэлсе» действующие орудия башни «А» из-за недоработанной системы подачи пропускали залпы), в 03.38 «Бисмарк» начал разворот влево …
Находившиеся на момент получения приказа идти в Исландию в 10 милях позади своих линкоров  эсминцы «Электра», «Эхо», «Икарус» и «Акейтес» повернули на восток в 02.40.  Следуя этим курсом, командир "Электры" и старший офицер дивизиона лейтенант-коммандер  С. У. Мэй в 03.27  услыхал  на севере грохот канонады и повернул на звук выстрелов. В 03.31 в 8 милях прямо по курсу он увидел немецкий линкор, стрелявший в противоположную сторону на правом галсе, и 27-уздовым ходом пошел наперерез.  Плохая видимость, низкие малоразмерные силуэты двигавшихся к нам носом кораблей, а так же отвлечение нашего внимания на бой с линкорами способствовали тому, что появившиеся с другого направления эсминцы были замечены только спустя еще четыре минуты, когда «Бисмарк» повернул на левый галс и пошел прямо на них! Англичане, следовавшие  строем фронта  шириной в милю, начали попарно расходиться, чтобы  атаковать линкор торпедами, куда бы тот не отвернул. Все эсминцы 3-й и 12-й флотилий Флота Метрополии несли усиленное противолодочное вооружение за счет снятия одного торпедного аппарата, так что в общей сложности, корабли Мэя имели 17 торпед (на «Икарусе» был пятитрубный ТА). 
Как рассказывал затем лейтенант-коммандер  Мэй, едва его второй полудивизион попал под обстрел «Бисмарка», он понял, что немцы их обнаружили и предположил, что они наверняка предпримут маневр уклонения от угрозы торпедной атаки в противоположшом направлении. Поэтому, находясь левым бортом прямо по курсу у противника, он приказал офицеру-торпедисту «Электры» выпустить  торпеды с упреждением на разворот линкора влево, что было выполнено в 03.37 с 2,5 миль. На линкоре только после начала разворота заметили менее чем в двух милях прямо по носу еще два английских эсминца в удобном положении для пуска торпед – море вокруг нас буквально кишело английскими кораблями, и перенесли огонь на них; англичане ответили огнем своих орудий, а «Эхо» дал 3-торпедный залп (одна торпеда не вышла из аппарата). Таким образом, мы почти одновременно были атакованы с двух разных направлений, но по всем расчетам, продолжая маневр, мы успевали  уклониться и от этой атаки. Поэтому, когда  в 03.40 корпус «Бисмарка» содрогнулся от взрыва поразившей его торпеды «Электры», его грохот прозвучал для нас как гром с ясного неба.                                                                                                                                               Попадание пришлось в VIII отсек, прямо под кормовой дальномерный пост. Взрывом была разорвана цистерна дизельного топлива, а помещение главной электростанции №1 правого борта быстро затоплено. Теперь мы попали в ту же ловушку, от которой спасли «Принца Ойгена»  - с  разрушенным торпедой бортом, мы лишались преимущества в скорости и вынуждены были принять неравный бой с превосходящими силами врага…

                                                            Гибель «Худа».

Несомненно, Линдеманн откорректировал маневр «Бисмарка» с учетом последнего торпедного залпа и в течение некоторого времени после попадания мы вынужденно шли на север, избегая, таким образом, торпед, выпущенных в нас с двух направлений. Это помогло нам избежать новых неприятностей. Наша  притивоминная и тяжелая зенитная артиллерия взяла под обстрел два английских эсминца за кормой линкора, к которому подключился  находившегося в 45 каб. к северо-востоку от нас «Принц Ойген». Они прикрылись дымзавесой и отвернули к югу. Шнайдер теперь  мог полностью переключился на бой с английскими линкорами. Я же  получил распоряжение наблюдать за эсминцами.                                                                                                                                                                 На фоне столбов воды от падений тяжелых снарядов вокруг «Бисмарка» и находясь под огнем немцев, Мэй не заметил своего успеха и только в 03.49, после того, как распорядился обоим полудивизионам следовать за кормой противника на безопасном расстоянии, радировал Холланду, сообщая о своем присутствии на поле боя: «Три эсминца около 03.40 атаковали линкор торпедами. Преследую. Крейсер уходит в восточном направлении».  По этой же причине торпедное попадание не заметили и с «Принца Ойгена», а Лютьенс не посчитал нужным информировать об этом Бринкманна и «Ойген» продолжил отход.
В 07.43 Лютьенс приказал  несколько  снизить ход «Бисмарка». Еще не имея информации о характере и размерах повреждений, адмирал, видимо, посчитал, что в условиях продолжающегося  боя с превосходящими силами врага значительное снижение скорости, необходимое для осушения затапливаемых помещений и подведения пластыря под пробоину, грозило нам немедленным  уничтожением, что было более существенно, чем перспектива частичной потери плавучести и хода.   В то же время, было ясно, что теперь мы не можем позволить себе длительный бой с маневрированием на отходе.                                                                                                                          Электростанция №1 была потеряна. Наши ремонтные бригады приступили к исправлению повреждения почти немедленно, чтобы предотвратить распространение затоплений. Бригада плотников принялась укреплять переборки смежных помещений, особенно поврежденной взрывом помещения резервной электростанции в VII отсеке, а машинная бригада во главе с капитан-лейтенантом Рихтером откачивала поступавшую туда воду, но в условиях продолжавшегося боя это имело очень кратковременный эффект.
Между тем, заметив, что «Бисмарк» развернулся и следует в противоположном направлении, линейные корабли англичан по сигналу своего флагмана выполнили разворот влево-все-вдруг и бой снова разгорелся уже на параллельных курсах. Теперь головным и ближайшим к нам, чуть позади по левому борту, оказался «Принс оф Уэлс», взятый под обстрел с 11500 м немедленно по завершению маневра, в 03.43 - не желая разделять нашей стрельбы, Шнайдер сконцентрировал огонь на линкоре,  стремясь, выбить из  вражеской  боевой линии  самый сильный корабль.  Он снова накрыл цель  третьим залпом. Носовой пост сообщал ему регулярно: «Внимание, падение».  Я снова услышал по телефонной связи его спокойный голос: «Беглый огонь полными залпами». Немного погодя, в трубке аппарата раздалось: «Ого! Это с линкора!».                                                                                                                       Кормовой артиллерийский пост, закрытая бронированная рубка, где я находился по боевому расписанию, располагался слишком высоко и в грохоте сражения я не чувствовал каких-либо попаданий, но матросы во внутренних помещениях легко отличали их от выстрелов наших орудий. «Неожиданно, – вспоминал старшина машинного отделения о первом попадании с «Принс оф Уэлса», -  мы ощутили страшное сотрясение и необычную волну вибрации по всему корпусу: попадание, первое попадание!» Тем не менее, второе попадание я и оба моих унтер-офицера почувствовали  - в 07.49 снаряд ударил в кормовую надстройку непосредственно за грот-мачтой, прямо под зенитным директором. Однако разрушения были незначительные, а возникший небольшой пожар затем быстро потушили.  Едва придя в себя, я услыхал  голос Альбрехта: «Линкор отворачивает! Ему уже достаточно?»,  временно поручил обзор горизонта за кормой с правого директора одному из своих унтер-офицеров, и побежал к левому. Я тут же развернул директор на головной корабль англичан, и увидел, что он, окруженный всплесками от падений наших снарядов, действительно,  принял влево, вероятно  с намерением увеличить дистанцию боя – все улучшающаяся видимость позволяла это, но заметных повреждений у него не было видно. В 03.52 последовал приказ: «Перенести огонь на цель слева».  После этого адмирал направил Северной группе радиограмму: «Веду бой с превосходящими силами. «Ойген» отделен для самостоятельных действий. Отхожу к Датскому проливу».
Вопреки нашей уверенности, что английский линкор серьезно пострадал от огня артиллерии «Бисмарка», тот получил всего два попадания 380-мм снарядами. Первый, поразивший корабль в 03.48, угодил в носовую часть корпуса и вызвал пожар в жилых помещениях команды, а в 03.49 второй уничтожил носовую 133-мм установку правого борта; кроме того, в «Принс оф Уэлс» попало 2 150-мм снаряда, причинившие крайне незначительные повреждения.  После этого кэптен Лич приказал  отвернуть влево. До этого момента линкор стрелял хорошо и добился двух заметных попаданий - в носовую часть корпуса, под носовую 150-мм башню, и в кормовую надстройку «Бисмарка». Основной причиной решения Лича стало печальное положение с артиллерией главного калибра «Принс оф Уэлса» -  сильная «заливаемость»  башни «А» привела к ее заклиниванию сразу же после поворота, а орудия в кормовой 4-орудийной башне из-за сбоев в работе механизмов горизонтальной и вертикальной наводки пропускали залпы.
Теперь настал черед «Худа».  Разглядывая  линейный крейсер, который  вел частый огонь по «Бисмарку», я с удовлетворением отметил, что его возвышенная кормовая башня главного калибра направлена в сторону. Шнайдер, как обычно, спокойно давал целеуказания и новая цель была так же накрыта третьим залпом, после чего мы начали стрельбу на поражение. Я развернул директор, чтобы посмотреть, что делает второй англичанин, и увидел, что он поворачивает к нам – линкор, не снижая интенсивности стрельбы, выполнял зигзаг,  чтобы сбить прицел немецким артиллеристам. Убедившись, что обстрел перенесен на флагман, Лич поспешил вернуться на свое место в боевой линии.                                                                                                                                                             
Бой становился все более ожесточенным. В 03.55 по телефонной связи я услышал, что башня «Антон» выведена из строя прямым попаданием с «Худа».  Я направил директор на «Худ» - как раз вовремя, чтобы увидеть, как наши снаряды начали его поражать. В течение нескольких минут в английский флагман получал снаряд за снарядом в носовую часть корпуса и надстройку. Огромный корабль горел в нескольких местах. В 04.01 последовало попадание  в корпус под фок-мачтой, после которого из передней трубы линейного крейсера вырвался столб дыма.             
К этому времени мы находились под сосредоточенным обстрелом обоих английских линейных кораблей и получили несколько неприятных попаданий тяжелыми снарядами. Большая часть артиллерии среднего калибра левого борта вышла из строя, а в 04.02 эамолчала башня «Дора». Но распоряжения идти зигзагом не поступило, чтобы не сбить пристрелку нашим артиллеристам.  Наконец, в 04.04, после очередного нашего залпа, попавшего в бак «Худа», я увидел картину, которую мне не забыть до конца  своих дней! Нос английского флагмана задрался под углом вверх – явное свидетельство того, что он переломился на две части, в воздух взлетело множество обломков, после чего на его месте поднялся колоссальный столб черного дыма; свыше тысячи человек погибли мгновенно. Носовая часть корабля затонула быстро, кормовая еще некоторое время дрейфовала, после чего так же погрузилась под воду. Вскоре на месте  гордости Королевского флота, 40000-тонного могучего «Худа», ничего не осталось.  Предполагаю, что причиной его гибели стало попадание одного или двух снарядов в перегрузочное отделение башни «А», в результате чего сдетонировали боеприпасы в погребах обеих носовых башен главного калибра.   
                                                                                                     
                                                         Последний бой.   
                                                                                                                     
Немецкие артиллеристы,  несомненно, проявили себя с наилучшей стороны, достигнув таких успехов в сражении с противником, который все время держался темной стороны горизонта, в условиях арктических сумерек, при видимости, осложненной снеговыми и дождевыми шквалами.                                                                                                          Как только «Худ» перестал существовать, наши тяжелые орудия получили приказ: «Перенести огонь на цель справа». В 04.06 первые 380-мм снаряды полетели в сторону «Принс оф Уэлса». Артиллеристы двух наших оставшихся в строю башен главного калибра снова быстро пристрелялись, и вскоре последовали накрытия с попаданиями. В 04.12 английский линкор отвернул, и тут же по телефонной связи я услышал: «Два эсминца справа по курсу 8 миль». Средний калибр и тяжелая зенитная артиллерия правого борта  получили приказ открыть огонь в этом направлении.                                                                                                                                                               К этому времени состояние корабля серьезно ухудшилось. Повреждения от огня англичан росли.  С носового ПУАО сообщили, что из-за пожара в передней надстройке персонал боевой рубки эвакуируется, сильный пожар разгорелся и в ангаре. В 04.12 дала последний залп башня «Цезарь». Последствия торпедного попадания были таковы, что главная электростанция №1, резервная электростанция в VII отсеке и прилегающие к ним емкости были заполнены смесью морской воды и солярки, вода начала поступать в помещение центральной турбины в VIII отсеке, где находился на боевом посту капитан-лейтенант Юнак.  Мы уже не могли поддерживать высокую скорость, чтобы уйти от погони, а, потеряв в бою значительное количество  орудий, в том числе почти всю артиллерию главного калибра, мы не могли пробиться из окружения. Нам оставалось только сражаться до последней возможности и нанести врагу максимальный урон.
К моменту завершения дуэли «Бисмарка» с «Худом», «Принс оф Уэлс» шел параллельным нам курсом, и безнаказанно вел непрерывный огонь главным и средним калибрами на поражение 2-3 – орудийными залпами с 6 миль. Но после гибели флагмана  кэптен Лич, не рассчитывая на успех в поединке с грозным противником, решил выйти из боя с тем, чтобы возобновить его при более благоприятных обстоятельствах. Одна из 4-орудийных башен линкора не действовала, другую в относительно боеспособном состоянии поддерживали рабочие фирмы-производителя, а немецкий линкор снова начал поражать его корабль.                                                                                            Сначала, в 04.10, 150-мм снаряд вывел из строя возвышенную носовую 133-мм АУ, повредив систему подачи.  Сразу вслед за этим 380-мм снаряд без разрыва пробил заднюю надстройку линкора под грот-мачтой, а немного погодя другой тяжелый снаряд  попал в его носовую часть – в цепной ящик, после чего Лич скомандовал: «Лево руля». Но тут он получил сообщение от лейтенант-коммандер  Мэя о том, что тот установил  контакт с прибывшими к месту боя эсминцами «Энтони» и «Aнтилопа», еще в 14.00 23 мая отправленными в Исландию для заправки топливом, а в 21.00, после получения информации об обнаружении противника, вновь вышедшими в море; приказ  Мэю идти в Хваль-фьорд эти корабли не коснулся и они продолжали следовать в распоряжение адмирала.  Это обстоятельство изменило намерения кэптена Лича и он в качестве старшего офицера принял командование на поле боя на себя.  Мэй получил приказ атаковать немецкий линкор всеми эсминцами, а сам он, убедившись, что противник стреляет только одной башней главного калибра, возобновил бой на параллельном курсе с 7,5 миль.
В момент взрыва «Худа» лейтенант-коммандер  Мэй, так и не получивший в ответ на свои запросы  распоряжений адмирала относительно эсминцев, находился в 8 милях от места трагедии, следуя в 4 милях справа за кормой «Бисмарка». Потрясенный зрелищем катастрофы линейного крейсера, он, тем не менее, направил «Эхо» и «Акейтес», пострадавшие в результате обстрела, для оказания помощи уцелевшим морякам, а  сам с «Электрой» и «Икарусом» продолжал преследование.  Вскоре он заметил к северо-востоку сближающиеся с «Бисмарком» два эсминца и быстро выяснил, что это были его корабли, подошедшие из Исландии. Он сразу информировал об этом Лича и начал готовить торпедную атаку: «Энтони» и «Aнтилопа» получили распоряжение выйти на позицию впереди по курсу «Бисмарка» и те, уже под обстрелом немцев, приняли круче к северу.  Когда в 04.17 от командира «Принс оф Уэлса» пришел приказ атаковать, Мэй начал сокращать дистанцию с нами, намереваясь лидировать атаку «Икаруса» с кормовых углов. В 04.25 он приказал двум другим эсминцам атаковать с носовых углов, а после их разворота на цель сам повернул на линкор.
К этому времени видимость составляла около 20.000 м, но с нашего КПД из-за дыма от пожаров она была плохая. Я снова вел наблюдение за эсминцами за кормой и сообщил об их приближении, после чего они были взяты под обстрел несколькими кормовыми орудиями правого борта. Англичане начали энергично маневрировать, продолжили сближаться, ведя ответный огонь, почти поравнялись с нами, а затем повернули прямо на нас. В это же время я услышал Линдеманна: «Эсминцы приближаются справа по носу», - а затем: «Торпеды выпущены! Лево руля!».        Трудно было рассчитывать отразить одновременную атаку  эсминцев с двух направлений в один борт, рассредоточив огонь артиллерии по 5 целям, включая линкор с противоположного борта, и уклониться от нее, потеряв скорость и приняв значительное количество воды внутрь корпуса.  Один из эсминцев, атаковавших с носовых углов, «Энтони», получил попадание в бак, развернулся и в 04.28 с 3 миль послал нам навстречу 4 торпеды, после чего отвернул к востоку, прикрываясь дымзавесой. Уклоняясь от выпущенных торпед, «Бисмарк» пошел на левый разворот, а наши артиллеристы сосредоточились на «Антилопе» - попав под накрытия, тот начал ставить завесу и принял вправо. Но этим воспользовалась пара эсминцев по корме - «Икарус» в 04.30 выпустил левым бортом три торпеды. В 04.35 одна из них ударила в левый борт, в X отсек, завершившего свой маневр линкора. Вода хлынула в левое машинное отделение, а  последнюю действующую 150-мм башню левого борта, кормовую, заклинило.                                                       Продолжая стрелять  по «Бисмарку», «Электра» и «Икарус» последовали за ним. Им поначалу никто не отвечал – расчеты 105-мм зенитных орудий левого борта еще находились в укрытиях, но когда английские эсминцы, приблизились к нам на две мили, головной «Электра» попал под огонь уцелевших зениток и получил снаряд в носовую надстройку.  Однако, обстрел был очень слабый. Продолжая сближаться, «Икарус» с 2000 метров выстрелил в линкор, шедший юго-западным курсом, оставшиеся две торпеды, после чего оба эсминца отвернули к юго-востоку и, прикрывшись дымзавесой,  вышли из-под огня. Наша попытка уклониться от этих торпед оказалась безуспешной. В 04.45 последовало попадание под башню «Бруно», которое вызвало затопление погребов и выход из строя последней нашей действующей башни ГК. Мы были обречены!