В РУССКОМ Доме в Сент-Женевьев-де-Буа в возрасте 102 лет весной 2008 года умер Иван Николаевич Мирзоев, кадет Хабаровского графа Муравьёва-Амурского кадетского корпуса. В октябре 1922-го с эскадрой адмирала Старка кадет И. Мирзоев отправился из Владивостока в своё пожизненное эмигрантское плавание (с 1920 г. кадетский корпус размещался на Русском острове). Почти два года жил в китайских фанзах в Мукдене, потом были Шанхай, Югославия, Франция. Брался за любую работу, которая находилась для бездомного бродяги: спускался в шахту, мыл окна, столярничал, случалось, жестоко голодал, пока не окончил курсы электриков. Жизнь наладилась, женился. Овдовев, перебрался в Русский Дом под Парижем, где, к слову, окончила свою жизнь и дочь адмирала Старка.
Он всегда держался молодцом. Помогал наводить порядок в библиотеке, пел во время воскресной службы в хоре домовой церкви, у него был красивый баритон.
В последние годы Иван Николаевич мечтал вернуться на остров Русский, чтобы найти свой последний приют в родной земле. Его надеждам не суждено было сбыться.
В штормовую ночь 25 октября 1922 года, 16-летний Иван Мирзоев, кадет Хабаровского графа Муравьева-Амурского кадетского корпуса, навсегда попрощался с родиной.
"Последнюю ночь, пожалуй, самую длинную в моей жизни, мы провели не в казарме, а на берегу Русского острова, где размещался наш кадетский графа Муравьева-Амурского корпус после переезда из Хабаровска, - вспоминал Иван Николаевич.- С мамой я попрощался заранее, она жила на Первой Речке, мы обнялись последний раз на пристани, больше я ее никогда не видел и ничего о ней не слышал. Отца лишился, когда мне было всего восемь лет, как ушел он в 1914-м на Первую мировую - так и сгинул.
- Наконец, подошли сразу два транспорта, - продолжает свое воспоминание старый кадет. – Мы стали спешно грузиться, чтобы взять курс на Шанхай. И здесь судьба меня поберегла. Дело в том, что во время перехода мы попали в сильнейший шторм, канонерская лодка «Лейтенант Дыдымов», на которой находились 36 наших ребят, затонула, не дотянув 100 миль до Шанхая. Во время этого похода погиб также транспорт "Аякс".
С Иваном Николаевичем Мирзоевым, седовласым благообразным стариком с гуцульскими, совершенно белыми, в тон шевелюре усами, мы впервые познакомились два года назад в Русском Доме в Сент-Женевьев де Буа (Франция), где сегодня доживают свой век около 70 русских эмигрантов. Этот приют организовала почти 80 лет назад княгиня Вера Кирилловна Мещерская в подаренном ей загородном поместье французской знати (после ее смерти этим благим делом занимается невестка княгини - Антонина Мещерская). В числе постояльцев здесь были семейство Бакуниных, первая жена адмирала Колчака, супруга министра Столыпина, редактор газеты "Русская мысль" Зинаида Шаховская. Не так давно в этих стенах в довольно преклонном возрасте (далеко за 90) почила Татьяна Юрьевна Старк-Кипинева, жена контр-адмирала Старка, который в октябре 1922-го уводил из Владивостока последние корабли с русскими беженцами. Она приходилась родственницей внуку адмирала Колчака, которого в честь деда назвали Александром (он живет в Париже).
Судьбе было так угодно, чтобы мы увиделись с Иваном Николаевичем еще раз, буквально за несколько дней до его 99-го дня рождения. Из Парижа до Сент-Женевьев де Буа пришлось добираться на поезде с непредвиденной пересадкой, потом на автобусе, так что я изрядно припозднилась, появившись в Русском Доме лишь около трех часов дня. Каково же было мое удивление, когда, войдя в просторную гостиную, увидела в кресле Ивана Николаевича. Он сидел, скрестя на коленях руки, о чем-то глубоко задумавшись. Рядом стояла трость - два года назад он еще обходился без нее.
Мы расцеловались – троекратно, по-русски. Я передала привет с Русского острова - смолистую кедровую шишку. И по традиции – бутылку водки, буханку русского черного хлеба и баночку дальневосточной красной икры.
- Эх, можно было бы прямо сейчас махнуть на Русский остров да там и остаться уже навсегда, - вздохнул Иван Николаевич. - Я пока вас ждал, все вспоминал, вспоминал: как почти два года жили в китайских фанзах в Мукдене, как потом нас, кадетов, снова переправили в Шанхай, где посадили на французский пароход "Портос", и мы очутились в Югославии вместе с моим верным другом Юркой Немковым, его уже нет в живых. Там по прибытии нашу братию снова расформировали: одни попали в Сараевский корпус, другие, в том числе и я, - в Донской. В Донском мы, молодежь, анархисты по натуре, не ужились с самостийниками. Повздорили. Тогда каждому из нас выдали по 200 динаров и путевку на работу. Я попал на шахты. Вскоре сбежал в Белград. Голодал жестоко, но по молодости лет мало обращал на это внимание, все надеялся, что скоро вернусь в Россию, и все устроится.
Не довелось, не вернулся. А по контракту уехал во Францию. Брался за любую работу: окна мыл, паркет натирал, потом окончил курсы электриков, женился. Детей, увы, Бог не дал. Вскоре после того, как похоронил жену, перебрался в Русский Дом. Вот уже пять лет здесь живу.
Иван Николаевич пригласил заглянуть в его комнату под номером 9. Здесь все было по-прежнему по-аскетичному просто: в углу - старинная икона, на стене - картина со среднерусским пейзажем. На тумбочке в рамке - фотография любимого пса - Дружка. После его смерти новой собаки он не заводит, хотя Русский Дом - один из немногих пансионатов для пожилых людей, где позволяется держать домашних питомцев.
- Стар я уже, умру, с кем животина останется, зачем ее сиротить, я-то знаю, что это такое, - философствует Иван Николаевич. - Здесь у нас мадам Успенская живет, моя одногодка, она ухаживает за кроликами, утками (что-то вроде маленького домашнего подворья сделали). Я только с ней и дружу.
- И как вам живется в Русском Доме?
- Все бы ничего, да видеть плохо стал, читать почти не могу. Мне раньше некогда было книжками заниматься, так я здесь, на старости лет, открыл для себя Льва Толстого, Тургенева. Это для меня целый мир!
А так распорядок мой почти неизменный все эти годы. Просыпаюсь в 5 утра, в 6.30 делают укол, потом завтракаю: кофе положен непременно с молоком. Наношу визит мадам Успенской, а потом прогуливаюсь по нашему садику. Подхожу к воротам и думаю, а не пройтись ли мне до магазинчика, где журналы продают и можно поиграть в лото. А потом зайти в бистро и выпить чашечку крепкого черного кофе (без молока). Раньше с этим проще было, сейчас глаза подводят, а на улице машины. Я тут в лотерею шесть евро выиграл, уже вторую неделю выбраться никак не рискну, чтобы – прокутить.
Душе праздник, когда по воскресным дням на службу хожу в нашу домовую православную церковь.
За разговорами на импровизированной террасе с видом на парк, куда пригласил радушный Иван Николаевич, незаметно пролетели почти два часа. Пришло время прощаться.
- Какой бы вам подарок хотелось получить на сто лет? - полюбопытствовала я.
- Пельменей настоящих сибирских отведать, но до этого круглого юбилея еще дожить нужно...
Иван Николаевич, как владелец запасного ключа от боковых, не парадных ворот, вышел меня немного проводить и показать кратчайший путь до автобусной остановки. Расставаться было тяжело. Я через каждые несколько шагов оборачивалась, взмахивая на прощание рукой, а он все стоял, опершись на трость, и смотрел вслед плохо видящими глазами.
За спиной у него виднелся католический храм, кругом - аккуратно подстриженные зеленые французские изгороди. Рядом не было никого.
Тамара КАЛИБЕРОВА. Сент-Женевьев де Буа - Владивосток
Текст из сайта "Владивостоку 150 лет"

Ввиду увеличения численности русских войск в Приамурье и необходимости организовать обучение детей офицеров и чиновников, служивших в этом крае, 11 октября 1888 г. была открыта в Хабаровске Приготовительная Школа при Сибирском кад. корпусе. Эта Школа была 30 апреля 1900 г. переформирована в Хабаровский кадетский корпус; 16 мая 1908 г., по случаю 50- летия присоединения Приамурья и Уссурийского края, по Высочайшему повелению корпус был наименован Хабаровским графа Муравьева-Амурского кад. корпусом. Корпус состоял из 4- х рот, причем в 4-ю роту входили Приготовительный и 1-й классы, каждый из 3-х отделений.

В первых числах марта 1917 г. в корпусе были получены первые телеграммы, извещавшие о революционных событиях в Петрограде. В связи с этим, в Хабаровске произошла смена властей и появились Уполномоченный нового правительства А. П. Русанов и новый командующий войсками ген. Высоцкий; 7 августа 1917 г. корпус был переформирован в Хабаровскую гимназию военного ведомства, как и вое остальные Российские корпуса.
В сентябре 1917 г. был образован Родительский Комитет Хабаровской воен. гимназии, под председательством пнж. Денисова, сыгравший большую роль в деле защиты интересов учебн. заведения, во время последовавших тяжелых событий.


После Октябрьского переворота, в ноябре 1917 г. была разогнана старая Городская Дума и управление городом полностью перешло в руки большевиков.
Кадеты и офицерский состав служащих в корпусе отнеслись к перевороту и к новой власти резко враждебно и заняли совершенно непримирумую позицию по отношению к большевикам. Те новшества, которые появились при Врем. Правительстве, т. е. комитеты служащих, вольнонаемных и солдат, участие прислуги в Хозяйственном Комитете и др., носили вначале довольно скромный храактер и почти не касались учебно-воспитательной области. Но когда кадровых солдат забрали в отрой, а вольнонаемных мобилизовали, то служительский состав резко изменился и, к моменту появления большевиков, настроения в их среде стали вое более угрожать мирной жизни корпуса. Этому способствовали также действия трех преподавателей, к которым позже присоединился и четвертый, еще раньше удаленный из корпуса. Демагогические выходки этой группы сильно возбуждали и без того ненадежный служительский состав.

Резкое вмешательство большевиков в управление корпусом началось после собрания служащих 3 января 1918 г., когда под давлением крайне левых элементов был установлен контроль над директором и над педагогическим персоналом. Была образована Учебно-воспитательная Комиссия из 5-ти членов, под председательством препод. Чмутова, в которую вошли членами и низшие служащие. Должности офицеров-воспитателей были замещены сельскими учителями. Одновременно были удалены директор, инспектор классов и его помощник, а все воспитатели и ротные командиры, выслужившие учебную пенсию, были заменены слушателями местного Учительского института, конечно большевиками.

Наконец, 16 марта 1918 г. в приказе по войскам Приамурского воен. округа было объявлено о расформировании корпуса (гимназии); служащие были уволены в отставку, кадеты имевшие родителей были отправлены по домам, те же у кого не было родителей, были помещены в Хабаровский городской приют на Красной Речке. Прекрасно оборудованное здание корпуса со воем своим имуществом было захвачено Хабаровским совдепом и в нем разместились различные комиссариаты. Имущество корпуса постепенно расхищалось, особенно обмундирование, и на улицах города часто можно было встретить «пролетарских» детей, одетых в кадетскую форму.

С февраля месяца 1918 г. в Приморье началась борьба с большевиками атамана Уссурийского каз. войска Калмыкова, при поддержке японцев, а в Забайкалье атамана Семенова; в то же время ген. Хорват изгнал большевистские войска из полосы отчуждения Китайско-Восточной жел. дороги. В результате успехов белых отрядов, 5 сент. 1918 г. Хабаровск был занят атаманом Калмыковым, тооле чего в город вступили и японские части, которые на правах «победителей» заняли для себя значительную часть здания корпуса. Сразу после этого, Родительский Комитет корпуса постановил ходатайствовать о восстановлении корпуса и это было достигнуто к середине сентября.

Директору корпуса, ген. майору Никонову, было дано разрешение собрать кадет, многие из которых были в составе белых отрядов, и прежний состав служащих. В октябре месяце 1918 г. при корпусе было сформировано Военное Училище имени атамана Калмыкова; в училище, в первом выпуске, было два отделения — пешее и конное, а во втором прибавилось и артиллерийское. Начальником училища был директор корпуса ген. Никонов, его помощником и инспектором офицеры корпуса, продолжавшие исполнять свои обязанности на своих должностях в корпусе. Как уже было оказано выше, большая часть корпусного здания была занята японцами и, поэтому, кадет пришлось разместить в сильной тесноте. Изоляции от японцев не было и непосредственная близость к солдатской массе оказывала на кадет нежелательное влияние: даже приготовишек солдаты угощали папиросами, а другим предлагали японскую водку саке.
Таким образом, 1918-19 учебный год прошел в ненормальных услових, тем более что все хозяйственные вопросы наталкивались на полное отсутствие средств. Питание было скудное, запасов белья и обмундирования ие было, т. к. все было разграблено красными и все средства поглощались расходами на обувь и на отопление.

В этой обстановке прошел весь 1919 год и январь 1920 года. И в Зап.Сибири, и на Дальнем Востоке, произошли события уже описанные в 1-й части этого очерка, посвященной судьбе Сибирского корпуса. В течение всего этого времени, большое число кадет Хабаровского корпуса входило в состав отрядов, боровшихся против красных в Приморье, в Забайкалье и в других местах Сибири и Дальнего Востока, теряя своих товарищей ранеными и убитыми. Помимо добровольного участия кадет в белых отрядах, военное училище в Хабаровске почти полностью комплектовалось из выпускных кадет, которые по окончании курса производились в хорунжие. Некоторое количество хабаровских кадет окончило также Читинское военное училище, основанное атаманом Семеновым в Чите.

После роспуска кадет на Рождественские каникулы в декабре 1919 г., Хабаровск был окружен партизанами и отрезан и от Владивостока, и от Благовещенска и Харбина. Кадеты, уехавшие в эти города, а также в Забайкалье, составили больше половины общего числа кадет, и поэтому занятия после каникул начались при сокращенном количестве учеников.
В этой тревожной обстановке 13-15 февр. 1920 г. японцы неожиданно покинули Хабаровск, предложив уйти также и атаману Калмыкову с оставшимися ему верными частями. Вместе с ними ушли и юнкера военного училища. Как известно, поход этих частей оказался очень неудачным и в числе погибших было около 7-ми кадет. После ухода белых Хабаровск был занят «зелеными» земскими войсками, и вслед за ними в город вошли краевые партизаны, которые ночью проникли в здание корпуса и расположились на кадетских кроватях.
«Зелеными» командовал Булгаков-Бельский, а красными партизанами — Иванов, организатор событий на Хору, где были зверски убиты 96 офицеров.
Вое помещение и вое скудное имущество корпуса было отобрано партизанами. Кадеты были уволены по домам, а оставшиеся были помещены в части верхнего этажа главного здания, где с ними были организованы занятия, с очередными дежурствами воспитателей. Но 19-го февраля партизаны арестовали членов Родительского Комитета и, вместе о ними, полк. Мартьянова. Одновременно был арестован директор корпуса., ген. Никонов, воспитатели подпол. Шлегель, кап. Косенко и секретарь Снопов; все они содержались сначала при корпусе, потом были переведены в городскую тюрьму, кроме директора, который был переведен в свою собственную квартиру под поручительство нескольких служащих корпуса. Директора обязали продолжать его служебные обязанности, но под наблюдением вооруженного партизана, который сидел в кухне и сопровождал директора во время его выходов по служебным делам в другие помещения. После долгих переговоров, удалось добиться освобождения ген. Никонова, которыи покинул здание корпуса и поселился в квартире французского консульского агента в Хабаровске, быв. преподавателя французского языка в корпусе.

По настоянию партизан, начальник гарнизона Булгаков- Бельский издал приказ о расформировании корпуса, с передачей его служащих в распоряжение Хабаровского Воинского начальника, хотя это противоречило распоряжению ген. Болдырева, командующего войсками во Владивостоке. Оставшиеся в здании кадеты-сироты, были сведены вместе и жили в корпусном лазарете, под надзором одного воспитателя, под-полк. Семенова. Их было около 30 человек.

4 и 5 апрлея 1920 г. произошло внезапное вооруженное выступление японцев в Хабаровске и в Южно-Уссурийском крае.
Во время этого выступления сильно пострадало главное здание корпуса и другие постройки от орудийного огня японцев и от пожаров. Во Владивостоке образовалось правительство Антонова, а Хабаровск был освобожден и от пратизан, и от большевиков.
Из городской тюрьмы сразу же были освобождены арестованные служащие кропуса и члены Родительского Комитета. В уцелевшем здании нового лазарета корпуса были оганизованы учебные занятия для кадет, о прежним составом воспитателей и преподавателей, под руководством инспектора классов полк. Мартьянова. Прежний инспектор, ген. Корнилов, с начала апреля находился во Владивостоке, куда он был вызван ген. Болдыревым для доклада о корпусных делах.

ВО ВЛАДИВОСТОКЕ, НА РУССКОМ ОСТРОВЕ.
В июне 1920 г. во Владивосток выехал также и ген. Никонов, оставив в корпусе своим заместителем полк. Мартьянова, до возвращения из командировки ген. Корнилова. Но во Владивостоке, по поручению ген. Болдырева, ген. Корнилов приступил к формированию на. Русском Острове «Школы для детей рядового и командного состава армии» в районе 36 полка. В эту школу были сбораны все желающие кадеты из Владивостока и Южно-Уссурийского края, а также и солдатские дети. По приезде ген. Никонова, ген. Корнилов предложил ему продолжить дальнейшее формирование школы, но тот отказался и уехал в Японию.

В течение нескольких дней в школе собралось около 200 кадет, для которых были налажены занятия, продолжавшиеся в течение 3-х месяцев. Через неделю после открытия, школу посетил ген. Болдырев и убедился, до какой нищеты дошли кадеты: у некоторых не было нижних рубах, многие были босыми, почти ни у кого не было постельного белья. Его желание пойти навстречу воем нуждам разбивалось от полного отсутствия запасов в интендантстве, препятствиями со стороны комиссаров и их нежеланием признать за командующим войсками право открывать школу, вследствие чего большевики тормозили весь этот вопрос на, каждом шагу. Служащие школы 5 месяцев не получали жалованья и 8 месяцев не было получено ни одной копейки ни на какие хозяйственные и учебные расходы.
Освещались свечами, когда удавалось их достать. Немного помог Сибирский корпус, но он и сам не имел излишков.

В ноябре 1920 г. остатки Хабаровского корпуса были перевезены во Владивосток, где слились со Школой под общим начальством ген. майора Корнилова. Вместе с кадетами и имуществом прибыла и часть служащих; старые казармы были покинуты и все были переведены в район 35 полка, тоже на Русском Острове. Казармы остались после чехов с развороченными печами, с выбитыми стеклами, грязными и без зимних рам. Не имея решительно никаких срдеств, не получая ничего от Интендантства, руководившегося указаниями большевистских комиссаров, страдая от недостатка топлива и при почти полном отсутствии освещения. Школа прожила кошмарную зиму, но все же дожила до счастливых дней освобождения Владивостока от большевизма. Но несмотря на все испытания и лишения, дух кадет остался прежний и полная непримиримость к большевизму, как и в Хабаровске, лежала в основе их жизни и занятий.

21 марта 1921 г. около 50-ти старших кадет, с провокационной целью были вызваны во Владивосток, обманом посажены на катер, приведены в город и арестованы. К счастью, их удалось вскоре освободить, благодаря вмешательству Родительского Комитета и мерам, принятым корпусным начальством.
Наконец, 26 мая произошел переворот во Владивостоке, в котором приняли активное участие и кадеты; было создано «белое» Правительство, во главе с председателем Меркуловым. Начальником Управления Военно-учебных заведений был назначен ген. Шелавин; «школа» получила старое наименование Хабаровского кад. корпуса и ген. майор Корнилов был назначен его директором. К этому моменту в корпусе числилось по списку 367 кадет, в числе которых было 39 выпускных.

С октября месяца 1921 г. началось очищение от красных Уссурийского края и вообще наступление белых войск, в результате чего г. Хабаровск был взят. Интреесно отметить, что в это время во Владивосток прибыл из Месопотамии пароход «Фердинанд», который привез около 400 чинов Добровольческой Армии Юга России, оказавшихся в тех кряах. Среди них было 6 кадет Донского корпуса (Бурлюк, Руди, Шутов, Суворов, Зазулевич и Потулов), которые все были зачислены в Хабаровский корпус. А три года спустя, кадеты хабаровцы, по прибытии в Югославию и после расформирования корпуса, сами были определены частью в Донской корпус, частью в другие корпуса.

1922 год ознаменовался контр-наступлением красных в Уссурийской области несогласиями между Народным Собранием и правительством Меркулова, и образованием в августе правительства ген. Дитерикса.
Положение этого нового правительства было непрочно, т. к. купеческие слои Владивостока и его наиболее обеспеченные жители отказались от финансовой поддержки и от помощи белым. Общая обстановка потребовала организации самоохраны на Русском Острове и к ней были привлечены кадеты старших классов, под командой полк. Мартьянова и его помощника полк. Берникова. Кадетам были выданы винтовки и введено обучение стрельбе.

В конце октября 1922 г. японские войска покинули Владивосток, а 25 октября белые части, учреждения и часть жителей эвакуировались из России на судах флотилии адмирала Старка.

ЭВАКУАЦИЯ ХАБАРОВСКОГО КАД КОРПУСА В КИТАЙ.
Уход из России и морской переход до Шанхая ознаменовались событиями, которые уже частично описаны в 1-й части этого очерка, но необходимо сказать, что эвакуация корпуса, посадка на суда флотилии и переход в Гензан прошли не так гладко и безболезненно, как это можно было бы ожидать со стороны старших начальников белых отрядов и флотилии. Были моменты, когда оказывалось, что кадет готовы бросить на произвол судьбы и что не было сделано никаких распоряжений относительно вывоза кадет. Только благодаря энергии и настойчивости и ген. Корнилова, и других чинов корпусного персонала, удалось добиться погрузки кадет 1-й и 2-й рот, части персонала и некоторого количества вещей. Часть кадет 3-й роты, родители которых потребовали, чтобы их дети были оставлены, были для этого переданы в Сибирский корпус, остальные же выехали с корпусом и были в Мукдене вместе со 2-й ротой. Кроме того, остались ввиду семейного положения, по старости или по болезни, воспитатели подполк. князь Чегодаев и Манковецкий, секретарь Снопов, бухгалтер Оупранович, преподаватель Городуев, священник о. Козловский и библиотекарь Карпенко.

Основываясь на обещании командующего флотилией адмирала Старка, кадеты и служащие со своими семьями с 22 октября находились на берегу, в ожидании прихода корабля, который должен был их забрать. Сидели на берегу под дождем, питались тем, что было взято с собой, не имея никаких известий из Владивостока с которым всякая связь прекратилась. В этой обстановке прошел и день корпусного праздника 24 октября, отмеченный лишь молебном под открытым небом. И только лишь около 10ч. утра, 25 октября, показались корабли флотилии, которые уже были переполнены людьми так, что командующий адмирал Безуар сначала отказался забрать всех, кто ждал на берегу. Только после энергичного настояния ген. Корнилова был прислан катер «Воевода», который в два приема перевез кадет и служащих с частью вещей.
В воспоминаниях участников эвакуации отмечено, что кадет встретили на кораблях неприветливо и грубо начальственно, с криками и бранью, причем особенно отличался мичман Михайлов, который потом перешел к большевикам, как стало известно.

После того, как произошло разделение на две части в Гензане, в течение нескольких месяцев судьбы кадет пошли по двум разным путям. Кадеты 2-й роты были японцами отправлены в Мукден, где всех поместили в общем бараке с другими беженцами. Кормили плохо и жить приходилось в тесноте. Бани не было и мыться приходилось во дворе под краном, в любую погоду. В кадетах принял участие наш военный агент в Китае, полк. Блонский. Образовался Комитет помощи, который вместе с японцами снабжал кадет провизией и отвел им отдельный барак. Но помощь была недостаточной и питание оставалось скудным.
Так продолжалось до июля 1923 г., когда японцы перевезли всех в несколько приемов в Шанхай, где кадеты соединились, наконец, с остальным корпусом.
Оставшаяся в Гензане на кораблях 1-я рота хабаровцев и все, кто погрузился с корпусом, стояли далеко от берега, страдая от тесноты, духоты и жары. Ввиду того, что прибывшие раньше воинские части держали себя на берегу сначала довольно распущенно, японская полиция не разрешила сходить с кораблей никому. На кораблях были вынуждены поддерживать пары и тратить драгоценный уголь, за который японцы считали неимоверно дорого. Только после того, как образовался Комитет Красного Креста, в который вошли директора обоих крпусов, японцы пошли на соглашение. Гражданским беженцам дали на берегу бараки, но воинским частям не разрешили покинуть корабли. Кадетским корпусам японцы тоже не разрешили сойти на берег, причисляя их к составу армии.
Ввиду этого на кораблях была произведена перегруппировка: сухопутные войска переместили на транспорты, гражданских лиц высадили на берег, а кадет распределили по военным судам в качестве матросов, кочегаров и вообще в помощь командам. Директор корпуса и другие чины персонала с семьями были устроены на военных судах. Полк. Н. Ц. Грудзинский, ротный командир Хабаровского корпуса, был оставлен с группой кадет, служивших на транспортах, в надежде на то, что японцы согласятся отправить их в Мукден, ко 2-й роте.

Спустя некоторое время, японцы неожиданно заявили, что они начнут вывозить русских из Гензада группами и что первый эшелон двинется на Шанхай. Все были погружены на пассажирский пароход; проезд был оплачен японцами, которые выдали, помимо этого, по 10 иен на человека. Из Гензана пошли в Симоносеки, в Японии, потом на барже всех перевезли на другую сторону пролива в Моджи. Оо стороны японцев, и властей, и частных лиц, русские встретили очень радушный и заботливый прием. Жители города, торговые фирмы и городская администрация нанесли много подарков детям и взрослым, в том числе 40 пар обуви на резиновой подошве для кадет; жертвовали и деньгами, и продуктами, что оставило у всех русских чувство глубокой признательности и морально поддержало всех.
После короткого пребывания в Моджи, японцы перевезли эту группу в Шанхай, куда в мае 1923 г. прибыла также из Мукдена и 2-я рота хабаровцев и где, наконец, соединились вместе все части Хабаровского корпуса.

Старшая рота хабаровцев, с которой находился и директор, ген. Корнилов, после пребывания почти в течение целого месяца на кораблях флотилии в порту Гензана, вышла в Шанхай. Как известно, во время этого перехода флотилия попала в жестокий тайфун, во время которого погиб со всем своим экипажем вспом. крейсер «Лейтенант Дыдымов». В числе погибших было 17 кадет хабаровцев:
Артюхов Георгий, Морозко Борис, Беловежский Борис, Парицкий Дмитрий, Букоель, барон, Рихард, Пономарев Николай, Голованенко Василий вып. 1920 г., Дюков Борис, выл. 1920 г., Степанов Иоанн, Ельцов Николай, Ткаченко Борис, Жигалин Александр, Черняев Димитрий, Мельницкий Юрий, Чинизубов Георгий, Мельницкий Ростислав, Чистяков Сергей.

Корпус высадился в Шанхае 30 декабря 1922 г. Вначале, китайские власти не давали никому разрешения сходить на берег; европейцы не хотели пускать кадет на территорию своих концессий, а быв. русский консул г. Гроссе отмахивался от корпусов и руками, и ногами. Наконец, некоторые предприниматели и купцы выдали 25 удостоверений кадетам, что  такие-то лица приняты на службу и не будут обременять общество.
С этими удостоверениями сошли на берег все: каждая группа в 25 человек, сойдя на берег, находила способ вернуть свои удостоверения обратно на корабль и ими пользовалась следующая группа и т. д.
Оба корпуса, и Сибирский, и Хабаровский, были помещены вместе, в вилле одного отсутствовавшего иностранца на Джесфилд Род № 4.

ПРЕБЫВАНИЕ КОРПУСА В ШАНХАЕ.
Флотилия ушла на Манилу, кадеты остались в Шанхае и иностранцы оказались перед совершившимся фактом. После прибытия в Шанхай всех других частей корпуса из Мукдена и из Японии, к 1 января 1923 г. Хабаровский корпус имел следующий состав: учащихся — 226 (кадет 155 и окончивших свыше 70-ти), прикомандированных Корниловского воен. училища — 14, штатных служащих — 28, вольнонаемных — 20, членов семейств служащих — 31, всего 319 человек. Сразу же после устройства на новом месте, корпус возобновил свою учебную работу.

Живейшее участие в устройстве корпуса в Шанхае приняло Русское Консульство и состоявшее при нем местное благотворительное Общество, во главе которого стояла супруга консула.
На призыв об оказании помощи корпусам откликнулись многие из обывателей Шанхая, как русские, так и иностранцы, причем был учрежден особый «Комитет помощи сиротам жертв Великой Войны». Общее Собрание членов Комитета выделило из своего состава исполнительный орган в виде Комиссии, под председательством генерала Вальтера, в состав которой вошли адмирал Ковальский (тов. предоед.), вице-консул К. Э. Менлер и директора обоих корпусов. Комиссия эта работала до 26 мая 1923 г., после чего сложила свои полномочия; были произведены выборы в новую Комиссию, председателем которой избрали г. Гробуа, а в состав членов, русских и иностранцев, вошли опять оба директора корпусов.

В течение периода деятельности первого Комитета, источниками получения средств были благотворительные сборы и пособия, присылавшиеся Русским Воен. Агентом в Японии ген. Подтягиным и Благотворительными Обществами Тяньцина и Ханькоу. Но ко времени образования нового Комитета выяснилось, что дальнейшее существование корпусов на благотворительные пожертвования невозможно. Поэтому возникла мысль об устройстве лотерей. Для этой цели был организован новый Международный Комитет, председателем которого был избран г. Гробуа; для организации лотереи были получены разрешения от китайских властей и от французского генер. консула. Первый тираж лотереи состоялся 8 октября 1923 г. и принес крупный доход. Помимо лотереи, продолжалось поступление различных пожертвований, а также некоторый доход получался за игру кадетских оркестров и за работы кадетских мастерских. Но всего этого было совершенно недостаточно для покрытия всех расходов.
На иждивении Международного Комитета числилось 590 кадет и чинов персонала с их семьями, а получаемых средств едва хватало только на питание и на уплату за дом, за освещение и за воду. На все остальные расходы, включая обмундирование и медицинские расходы, денег уже не было и задолженность росла каждый месяц.

Несмотря на все неблагоприятные условия, с первых же дней начались учебные занятия; педагогический персонал корпуса добросовестно и самоотверженно вел свою работу и кадеты прилагали все усилия, чтобы облегчить ему это дело.
Необходимо особенно обратить внимание на то, что чины персонала не получали никакого вознаграждения за свою работу; кроме того, во время тайфуна, от которого пострадали суда флотилии по пути к Шанхаю, было потеряно до 75% имущества корпуса и занятия приходилось вести почти без учебных пособий.
В этих тяжелых условиях, в июне 1923 г. был сделан очередной XIX выпуск, а в 1924 г. следующий XX. Оканчивавшие кадеты, в своем большинстве, продолжали жить вместе о корпусом, в том же здании. С 1-го сентября корпус переселился в особняк на Авеню Жоффр, 308, и при нем были устроены походная церковь в небольшой комнате, служившей как бы залом, затем мастерские — столярная, слесарная, сапожная и переплетная. Мастерские принимали частные заказы и плата за них давала небольшой доход корпусу.

Международный Комитет, не имея возможности покрыть вое расходы по содержанию корпусов, был вынужден искать выход из создавшегося положения и одно время даже обсуждал мысль о распылении кадет по частным семьям и пансионам, но этот проект не встретил сочувствия ни у кадет, ни в среде персонала. Поэтому, были начаты хлопоты по переезду корпусов в Югославию, откуда был получен ответ о разрешении ввезти 500 человек. В известиях, полученных в ответ на запросы, определенно указывалось, что будет невозможно сохранить кропуса целиком, но говорилось, что кадеты будут обеспечены и смогут закончить свое образование. Часть персонала корпуса могла расчитывать на устройство, но лица не причисленные к корпусам, не могли надеяться на получение помощи.
Попытки хлопотать о разрешении въезда в Соед. Штаты успеха не имели и, поэтому, было принято окончательное решение переезжать в Югославию. Туда был командирован полк. Грудзинский, который выехал из Шнахая 31 января 1924 г. для хлопот о сохранении всего корпуса. Хлопоты эти, как известно, успехом не увенчались.

Отъезд корпуса из Шанхая и долгое морское путешествие на французском пароходе «Партос» уже были описаны в первой части этого очерка. По прибытии в Сплит, ген. Корнилов отправил телеграммы Королю Александру, Великому Князю Николаю Николаевичу и генералу Врангелю, докладывая о прибытии корпуса в Югославию и о глубокой вере кадет в грядущее возрождение России. Корпус перешел на иждивение Державной Комиссии; кадеты и семьи корпусных служащих были размещены в казармах пехотного полка и зачислены на солдатское довольствие. В воспоминаниях кадет отмечено, что первая еда была с большим количеством перца и, не зная об этом, вое обжигали себе рты этой непривычной приправой. Лица, не состоявшие в списках корпуса, были отправлены в Белград, откуда разъехались по другим местам.
Вое кадеты были распределены по следующим корпусам:
большую часть полк. Магденко повез в Донской корпус, вторая часть, меньшая, была отправлена в Русский кад. корпус (Сараево), а самое меньшее количество попало в Крымский корпус.

Хабаровский графа Муравьева Амурского кад. корпус прекратил свое существование и был расформирован 1 февраля 1925 г. Событие это было тяжлео пережито всеми кадетами. Во время всех пережитых испытаний, они тесно сплотились в одну дружную семью и, несмотря на вое неблагоприятные сведения, они вое же верили, что родной корпус будет сохранен. Но судьба сулила иное и тесной семье хабаровцев пришлось разделиться и перейти в ряды кадет других корпусов. Но и там они продолжали сохранять свою связь с однокашниками; в своем большинстве, они были повсюду среди лучших учеников и нигде не посрамили имя своего родного корпуса.

По отношению к своему последнему директору, ген. майору Афанасию Алексеевичу Корнилову, кадеты хабаровцы сохранили чувство любви и большой благодарности за его отеческое отношение и за все его заботы о них. Точно также они сберегли благодарную память о чинах учебно-воспитательного персонала корпуса, которые не покинули кадет в тяжелые дтта и разделили с ними вое лишения и невзгоды на долгом пути от Амура до берегов Далмации.

Составлено по материалам из архива корпуса в музее О.К.О. в С. Франциско, дополненных кадетскими воспоминаниями, собранными С. Марковым и П. Гаттенбергером.

Редактировал А. Росселевич.