Есть такие редкостные семьи, в которых талантливы все. Жила такая и в Хабаровске — семья
Романовых. Глава ее — заслуженный художник России Василий Евтропович Романов, его
жена — известная драматическая актриса Татьяна Артемьевна Пронякова-Романова, их дочь
— художница Виктория, чья первая персональная выставка состоялась в художественном
музее в 1996 году. Всего различных выставок у Виктории Романовой более ста.
Сегодня Василия Евтроповича и Татьяны Артемьевны нет с нами, но Виктория, выбрав своей
профессией ту же, что и отец, стала не только интересным живописцем, но и той ниточкой,
которая связала эти два поколения семьи, продолжив средствами избранного вида искусства
— цветом, образами — земную жизнь ушедших родителей.
— Профессия отца была для меня как данность, единственно возможная форма
существования. И мои детские увлечения музыкой, медициной, математикой не могли увести
в сторону, а делали восприятие жизни многограннее и полнее, — размышляет Виктория.
В 2013 году исполнится сто лет со дня рождения дальневосточного живописца Василия
Романова, напомним о нем.
Заслуженный художник России Василий Евтропович Романов (1913–2009) был одарен не
только художническим талантом, но и потрясающим трудолюбием. Наследие его огромно,
более трех тысяч работ самого разного плана и масштаба: костюмы и декорации к
театральным спектаклям, десятки крупных полотен, которые теперь можно увидеть не только
в Хабаровске, но и в Москве, Санкт-Петербурге, ряде зарубежных стран. Это роспись Дворца
культуры профсоюзов в Хабаровске, полтораста полотен, посвященных коренным народам
Амура (серия «Дети Амура») и Чукотки (застал еще великого Вуквутагина), серия
«Вьетнамские братья, мы с вами!», каталоги портретных галерей, альбомы, иллюстрации к
книгам Хабаровского книжного издательства и журналу «Дальний Восток», росписи
задников сцены для чукотского ансамбля «Эргырон».
Искусствоведческих глубоких работ о творчестве В. Е. Романова практически нет. Только
историческое полотно «Айгунский договор» описано и неоднократно опубликовано в
различных изданиях. Есть хвалебные статьи о серии рисунков «В блокадном Ленинграде», о
портретных галереях, имеется небольшая статья о книжной графике Романова. Большие
полотна, написанные, как тогда говорили, в духе социалистического реализма
(«Первостроители Зейской ГЭС», «Зейцы», «Главный мост БАМа — есть!»), ныне почти
забыты. Да, они сохранились, но изменилось время и восприятие этих работ художника.
Кроме того, Василий Романов был интересным театральным художником, он создал
декорации, костюмы и грим к тридцати четырем спектаклям (не считая дипломного
«Полководец Суворов»). Это двенадцать постановок в Русском театре Йошкар-Олы и
Марийском театре, четыре — в Благовещенском областном театре драмы, девять — в
Хабаровском театре драмы и восемь — в театре музыкальной комедии. Была еще пьеса
«Побег», постановка которой осуществлена в 1952 году на сцене Приморского театра драмы
во Владивостоке.
Спектакли ставились в 40-е и 50-е годы прошлого века, сегодня, к сожалению, вряд ли что-то
из созданного художником сохранилось.
Труд и талант Василия Евтроповича неоднократно отмечены правительственными
наградами, среди которых Орден Отечественной войны II степени, медали «За оборону
Ленинграда», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», «За
доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.».
Но есть в архиве семьи Романовых полотно, не отмеченное боевыми наградами и орденами,
однако оно стало гимном любви и верности — это «Портрет актрисы Т. Проняковой»,
написанный Василием Романовым в 1945 году. Не менее любопытна история его создания.
Еще не окончилась Великая Отечественная война и страна жила по железному закону «Все
для фронта, все для победы!». Поэтому театры страдали от недостатка средств и материалов.
Однажды Русскому драматическому театру в Йошкар-Оле кто-то подарил кипу белоснежного
парашютного шелка. Это был царский подарок! Влюбленный художник Вася Романов укутал
в него свою прекрасную музу и написал потрясающий портрет, который был создан враз, как
выстрел, как «Марсельеза» Роже де Лиля, как «Прощание с Родиной» Михала Клеофаса
Огинского, как этюд Паганини. Ибо, несмотря на трудные времена и трагические
обстоятельства, которые в полной мере выпали на долю молодой женщины, на портрете
действительно изображена счастливая и любимая женщина. В личной беседе Василий
Евтропович называл это полотно чуть иначе — «Портрет счастливой женщины».
Татьяна Пронякова родилась в 1917 году в Ростове-на-Дону. Детство ее прошло в Бобруйске,
где девочка с увлечением занималась в драмкружке, играла в спектаклях местного
драматического театра. Там же она встретила человека, ставшего ее мужем. Вскоре молодые
переехали в Минск. На дворе стояли 30-е годы, пронизанные страхом ожидания ночных
звонков, недобрых вестей. Не обошла эта напасть и мужа Татьяны, вскоре после приезда в
Минск он был арестован.
И опять страх, длинные очереди с передачами для родных, надежда, сменяющаяся тревогой,
одиночество и вновь надежда. Однажды узелок с передачей для мужа ей вернули обратно, а
что это означало тогда, объяснять не надо. В отчаянии женщина вернулась в Бобруйск с
клеймом «жены врага народа». Было трудно, плохо, страшно, но спасал театр, работа.
Молодость брала свое. Она вновь вышла замуж, родила ребенка, ожидала появления на свет
другого.
Однажды труппа выехала на большие гастроли в Польшу. Казалось, увлекательное
путешествие сулило только радостные впечатления, интересные встречи. Но в одночасье все
изменилось — война. И счастливая поездка обернулось страшным возвращением и
осознанием беспомощности перед силами зла. Женщин с детьми срочно отправили в Россию,
из мужчин сформировали отряд ополчения.
По пути домой поезд, в котором ехала Татьяна с двухлетним сыном Валеркой, попал под
бомбежку. Им чудом удалось спастись. Беременная, с ребенком на руках женщина пошла
пешком по дороге в сторону Минска. Как дошла, как уцелела, сама не помнила.
Потом была Йошкар-Ола, где Татьяна устроилась в местный драмтеатр. В общежитии ей
дали комнату, в которой были только потолок и голые стены, но коллеги по работе, актеры
окружили заботой, поддержали. Можно сказать, физически ее спасли, да только сердце
трудно было уберечь в те годы от горя. Вскоре пришла весть о гибели мужа, потом умер ее
двухлетний сын, за ним и новорожденная девочка…
Молодая женщина окунулась в работу, это было единственным спасением. Все, что вынесла
она на своих плечах в эти нелегкие годы, находило выход на сцене. Вместе с другими
актерами Татьяна ездила со спектаклями и концертами на фронт, в перерывах между боями
играла и пела для бойцов в условиях, приравненных к боевым, недаром она была награждена
медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.». Тогда же
Татьяна познакомилась с будущим мужем, художником Василием Романовым, выпускником
Ленинградской академии художеств. Он тоже хлебнул лиха в блокадном Ленинграде. Так что
оба они знали цену истинным ценностям, беда и война их соединили.
После войны Татьяна и Василий приехали на Дальний Восток, работали сначала в Амурском
драматическом театре в Благовещенске, затем решили перебираться в Ленинград, но волею
случая оказались в Хабаровске.
Хабаровск в те годы был глухой провинцией, город был деревянным. Старожилы
вспоминали: встречая на улицах города эту красивую семейную пару, прохожие думали: если
здесь на краю земли живут такие люди, то не все в жизни потеряно.
В Хабаровске у четы Романовых родилась дочь Виктория, дома ее звали Вита, то есть жизнь.
Детство Вита провела среди кулис и декораций в обществе таких же, как она, детей, чьи
родители служили Мельпомене в местном драмтеатре. Слова «премьера», «роль»,
«мизансцена», даже если ребята не всегда понимали их значение, были им хорошо знакомы и
означали: не мешать.
Семья Романовых жила тогда в маленьком деревянном доме, по самые уши засыпанном
зимой снегом. Этот двор на улице Фрунзе, посреди которого можно разглядеть маленькую
девочку в короткой шубке, ошеломленную открывшимся перед ней огромным миром в
неказистом дворе, — возникнет потом в картине Виктории «Игра в снежки».
Ко времени приезда Романовых на Дальний Восток в Хабаровске уже работали театры
музыкальной комедии, юного зрителя. В созданный в 1946 году театр драмы Татьяна
Артемьевна поступила практически в первые годы его возникновения. Она много играла:
героинь и характерные роли, классику, современный репертуар. Театралы тех времен
свидетельствовали, что спектакли с участием Проняковой-Романовой «Хозяйка гостиницы»,
«Мораль пани Дульской», «Волки и овцы», «Двенадцатая ночь» были очень популярны.
Одним из поклонников Татьяны Проняковой-Романовой был дальневосточный писатель
Всеволод Никанорович Иванов, который часто бывал в доме Романовых, дарил свои книги…
Однако известно, что Татьяна Артемьевна рано покинула театр.
Разглядывая портрет красавицы с синими глазами и узлом светлых волос, у зрителя невольно
возникают вопросы: как, почему, что случилось с актрисой? Неужели только желание
посвятить себя семье владело молодой женщиной? Или театр перестал быть тем «священным
чудовищем», на алтарь которого не жалко бросить свою жизнь?
Недосказанность порождает домыслы, из которых складываются легенды. А легенды живут,
пока жив хотя бы один человек, который их вспоминает. У многих старожилов осталась
память об актрисе.
И наконец третий член уникальной хабаровской семьи — Виктория. Она не пошла по стопам
матери, предпочла живопись, но многие свои работы посвящает театру. В них нет
конкретных бытовых деталей, а скорее Душа закулисья, выраженная в грациозных,
изысканных образах. Даже букет цветов на ее холсте (триптих «Жизнь букета») читается как
маленький спектакль, в котором по всем законам драматургии развивается захватывающее
действие — от пышности великолепного цветения до грусти последнего облетевшего
лепестка.
Создается впечатление, что художница Виктория Романова пишет мир, пригрезившийся ей в
темноте театральных кулис. Кажется, наступит день, и мир причудливых сновидений
исчезнет, растворится в повседневности. Но стоит прошуметь в ветвях ветру, набежать волне,
которая выбросит к твоим ногам на песок кусочек янтаря, цветок или маленькую кривую
ракушку, и ты поймешь, что мир, запечатленный на холстах, оставлен в дар — тебе, мне, нам.
Многие холсты Виктории Романовой украшают легкие существа с прозрачными крыльями.
«Кто они — ангелы, музы? А может, тени тех людей, чьи души до сих пор витают под
сводами театра?» — задали мы вопрос художнице.
— Театр — это такой сгусток энергии, такое соединение времени, — на моей картине
стрелки часов идут в разные стороны, мне захотелось показать этот драматизм, это сияние,
круговерть театральной жизни…
Войдем в хрупкий мир картин. Кажется, что золотой лимон, окруженный колючими ножами
и вилками, излучает дивное сияние и летает («Золотой квадрат»). Колокольчики, тонкий звон
которых, словно предвестник добрых перемен в осенней задымленной местности, разгоняют
туман, призывают прохладу. Рассыпанные кофейные зерна («Семь кофейных зернышек»),
синие вазы с лесными цветами и причудливо оплавленные свечи, отраженные в старинных
зеркалах — все кажется одушевленным, таящим загадку. А вот совсем иные работы —
сюжеты путешествий по Европе и старинным российским городам, где каждый город имеет
свой цвет и свет. Дрезден — сумрачный, туманный. Венеция — золото на голубом.
Флоренция — перламутр, обрушивающийся на тебя из воздуха. Париж — легкая дымка,
загадка…
Последнее время путешествия занимают в жизни Виктории все больше места. Вернувшись
недавно из Японии, художница шутливо посетовала: «В Хабаровске я опять проездом».
Однако путешествия хороши тем, как поделилась Виктория в одном из интервью, что из них
возвращаешься домой, а впечатления о поездке остаются в сердце и на полотне.
Разумеется, не все можно и нужно объяснять, иногда опасно вторгаться в область сакральных
чувств и ощущений. Картины — это, прежде всего, эмоции, настроения, это портрет
художника, проникнуть в сокровенный мир которого сумеет лишь тот, кто разглядит в углу
полотна маленькие, потемневшие от времени ключи («Старые ключи»). Или разгадает тайну
другого полотна под названием «Волна», в котором нет ничего от реальных волн и берега, а
скорее воспоминание о морской раковине, из оттенков которой, от палевого и бледно-
розового до оранжевого, рождается движение ветра, дуновение бриза. Словом, то, что
составляет суть волны.
Печальным был 2000-й год в жизни семьи Романовых. В начале лета не стало Татьяны
Артемьевны — хранительницы очага. Но особенность художников и поэтов в том, что даже
собственную драму они способны переплавить в горниле творчества и превратить в радость
для окружающих.
Уже в конце того же года Виктория Романова в Арт-подвальчике общественного
благотворительного фонда культуры открыла выставку «Званый вечер в декабре»,
посвященную памяти матери. Впоследствии выставка стала традиционной. Это своеобразный
калейдоскоп этюдов на тему зимы и предстоящего праздника, когда мы радуемся елке и
подаркам и в то же время подводим итоги прошедшего, с чем-то расстаемся, о чем-то
мечтаем, грустим и как никогда устремлены в будущее, скрытое, словно метелью, невидимой
чертой. Что там нас ожидает в новом году?
Выставка «Званый вечер в декабре» объединила работы Виктории, написанные в разное
время. Оказалось, что все они созвучны по цвету, эмоциям, пластическому содержанию. И о
чем бы ни рассказывали картины Виктории Романовой, нет-нет да и промелькнет среди них
веселая улыбка — словно детство, проведенное за кулисами, посылает из прошлого свой
озорной привет.
В последующие годы в рамках выставки Виктории Романовой «Званый вечер в декабре»
стали появляться работы ее учеников. Потом возникла экспозиция портретов, в вытянутых
удлиненных линиях которых чувствовалась какая-то незащищенность, ранимость. В центре
— портреты отца и матери кисти Виктории. Проникнутые теплым чувством, они словно
средоточие духовного начала, которое держит и помогает в повседневной жизни самой
художнице. Интересный штрих: на «Портрете матери» поза модели с точностью совпадает с
позой на полотне Василия Романова — тот же ракурс: уже знакомый наклон головы, взгляд,
устремленный на зрителя. Но это уже совсем другая женщина, уже на закате, слегка
уставшая, много пережившая и достойно принимающая грядущее. И этот синий цвет глаз,
тревожный и праздничный одновременно…
В том же 2000-м Виктория Романова в память о матери учредила из своих личных
сбережений театральную премию «За честь и достоинство». Теперь премия вручается
ежегодно в Международный день театра тем актерам, режиссерам, театральным художникам,
которые наиболее ярко и интересно проявили себя в профессии.
— Люди, увы, уходят из жизни, а духовная аура, ими создаваемая, должна оставаться, она
должна быть целостной. Мне захотелось, чтобы мама оставалась как можно дольше вместе с
живыми. Вот это и есть цель моего решения — учредить эту премию.
За двенадцать минувших лет премией имени актрисы Татьяны Проняковой-Романовой
удостоены ветераны фонда культуры, а также известные мастера сцены, среди которых Игорь
и Денис Желтоуховы, актриса из Комсомольска-на-Амуре Нина Ярцева, Владлен Павленко,
режиссер Вадим Гогольков — всех не перечислишь…
Искусство театра — это то, что происходит на сцене сегодня и сейчас. Никакие записи и
воспоминания не могут дать полного представления о тех, кто блистал когда-то на сцене,
приводя в трепет и восхищение сердца зрителей. Сколько актеров ушли в безвестность, в
небытие. Имя Татьяны Проняковой-Романовой, которая работала в краевом театре драмы в
50-е годы ХХ века, вернулось к нам из прошлого благодаря усилиям ее дочери. В этом
поступке, кроме эмоционального порыва, нам видится мощное объединяющее начало. А ведь
это так важно сегодня — чтоб не пропасть поодиночке.
— Я не считаю, что премия, которую я вручаю, принадлежит мне, — говорит Виктория
Васильевна. — Это и не благотворительность, ни в коем случае. Скорее долг, который я
возвращаю тем, кто в трудные времена помог, да что там, просто спас маму и нашу семью от
голода — безымянным актерам и актрисам, их актерскому братству.