Привет! Спасибо! В показаниях Небогатов говорит, что 75-мм снаряды, попавшие в "Аврору", не взорвались в Гулльском инциденте. А где это в показаниях по инциденту есть?
Re: Действия флота. Документы. Отдел IV. 2-я Тихоокеанская эскадра. Книга третья. Бой 14 - 15 мая 1905 года.
Andrey152 написал:
#1515070 А где это в показаниях по инциденту есть?
В документах по действиям флота Гулльский инцидент описан "в общем". Возможно где-то есть отдельное "дело" - это надо спрашивать у спецов по РЯВ.
...it is inadvisable to drive men beyond a certain point... ABC, may 1941 ...неразумно злоупотреблять долготерпением людей... Эндрю Браун Каннингэм, май 1941
Re: Действия флота. Документы. Отдел IV. 2-я Тихоокеанская эскадра. Книга третья. Бой 14 - 15 мая 1905 года.
Andrey152 написал:
#1515039 Относительно цели посылки 3-й эскадры, я могу сказать следующее: если не ошибаюсь, то в ноябре месяце вице-адмирал Бирилев подал докладную записку на имя Генерал-Адмирала, в которой доказывал необходимость немедленно послать для усиления эскадры адмирала Рожественского вспомогательный отряд
Жизнь ползёт, как змея в траве, пока мы водим хоровод у фонтана, Сейчас ты в дамках, но что ты запляшешь, когда из-за гор начнет дуть трамонтана. (с) цусимский тезис: Рожественский нерешительно принял решительный бой, в то время как Энквист решительно вел нерешительный бой.
Re: Действия флота. Документы. Отдел IV. 2-я Тихоокеанская эскадра. Книга третья. Бой 14 - 15 мая 1905 года.
1
Andrey152 написал:
#1515070 А где это в показаниях по инциденту есть?
это есть в донесении доктора Кравченко по Цусиме (оттуда оно попало в рапорт командира и далее)
Кравченко написал:
#267844 Так, напр., для сравнения возьмем один из 4-х снарядов, попавших в крейсер «Аврора» во время Гульского инцидента, — именно 75 м.м. снаряд, попавший в каюту судового священника. Он, пробив борт и несколько переборок, не разорвался и во всех переборках сделал правильное круглое отверстие, не многим большее чем диаметр самого снаряда.
в дневнике Егорьева указано только кол-во и места попаданий - 4 попадания и 1 близкий разрыв об воду (5 стр. "Вокруг старого света в 1904-1905")
Жизнь ползёт, как змея в траве, пока мы водим хоровод у фонтана, Сейчас ты в дамках, но что ты запляшешь, когда из-за гор начнет дуть трамонтана. (с) цусимский тезис: Рожественский нерешительно принял решительный бой, в то время как Энквист решительно вел нерешительный бой.
Re: Действия флота. Документы. Отдел IV. 2-я Тихоокеанская эскадра. Книга третья. Бой 14 - 15 мая 1905 года.
В Гангуте публикуются некоторые воспоминания, не вошедшие в официальное издание комиссии
воспоминания старшего баталера эскадренного броненосца «Ослябя» П.Я. Бачурихина
Спойлер :
На эскадренном броненосце «Ослябя» в японскую войну в бою при Цусиме я был в звании старшего баталера, по боевому расписанию во время боя был на уборке раненых и подаче первой помощи в верхней и нижней батарейных палубах с 20-ю человеками команды, но этого дела мало пришлось делать, при молниеносном осыпании неприятельскими снарядами — носильщики ложились тут же убитыми, вместе с подбираемыми ими ранеными, и давали помощь [только] тем, которые успевали прибежать или приползти под прикрытие и доставлялись в перевязочный пункт в жилую палубу в баню. Ожесточенная работа была на борьбе с пожарами и водяной стихией, врывавшейся в палубы в пробоины. Бой начался в 1 ч. 50 м. дня. Мы стояли в нижней батарейной палубе около 6- дюймовых (152-мм. — Ред.) носовых казематов, первые снаряды попали в носовое отделение в шпилевой привод и 10-дюймовую (254-мм. — Ред.) носовую башню, где убило мичмана [В.В.] Майкова и слегка ранило конд[уктора] Бирюкова; вспыхнул пожар в носовом отдалении около башни — электричество потухло, помещение около канцелярии, кают шкипера, ст. боцмана и боцманов, наполнилось удушливым газом. Я крикнул пожарному отряду, стоящему тут же, открыть подачу воды, стали тушить пожар, а я бросился открыть канцелярию, пустить свету и воздуху, для чего на время открыл двери и иллюминатор. Надышавшися газу, в горле и во рту сохло, появилась жажда, руки и ноги дрожали, — я, заскочив в каюту, выпил холодного чая, выскочил в палубу, [где] в этот момент бежал старший офицер капитан 2 ранга [Д.Б.] Похвиснев, [он] что-то нам крикнул, но в пылу работы и темноты [мы] не расслышали. Он по трапу спустился в жилую палубу, куда пролетел через отскочившую плиту брони снаряд. Оттуда старший офицер и не возвращался, т. к. там [eгo] ранило и его оставили в перевязочном пункте, туда же был вызван и старший боцман Кузнецов, и [Л. 27] тоже не возвратился. По выполнении этих работ я с частью матросов остановился около трапа, ведущего на верхнюю палубу, и в этот момент спускался по трапу флагм[анский] штурман [под]полковник [А.И.] Осипов, ухватившись за голову. Я предположил, что он ранен, но он, [как] оказалось впоследствии, спешил в каюту, надеть спасательные доспехи и взять золото.
Из жилой палубы прибежал боцман Лях, крикнул: «Задраивайте переборки и двери» и из левого носового каземата выскочил арт[иллерийский] кондукт[ор] Дубровин и тоже стал задраивать каземат, а в открытые полупорт[ики] 75-мм орудий стала вливаться вода. По выполнении этих работ Дубровин бросился бежать на корму по левой стороне, где его и сшибло волной, а я бросился бежать по правой стороне на корму. [Л. 31] Когда [я] бежал с носового отделения на корму, то видел лейт[енанта] [В.А. фон] Нидермиллера [2-го] и мичмана Софонтова [В.П. Шипоналова, которые находились] с командой на левом борту, заваливали и задраивали полупортики 75-мм орудий, полагаю, что [они] не успели застрелиться, а погиб[ли] в палубе, [их] сшибло волной и [они] потонули. [Л. 27] Команда, стоящая около 75-мм амбразур, вылезала за борт. [Л. 31] Гроб с телом [контр-] адмирала [Д.Г. фон Фелькерзама] был принайтовлен к выходному трапу в н[ижней] боев[ой] палубе, где собиралась церковь. [Л. 27] Мне не представилось возможности добраться до борта — подбежав к середине [корабля], где вода вливалась в палубу, меня волной набросило к гробу адмирала фон Фелькерзама, ухватившись за кисти гроба, я выскочил [на] трап и на верхнюю палубу около заднего проходного мостика. В это время с ростр полетел в воду минный катер и бочонки, приготовленные для тралов. Как только пролетели большие тяжести, [я] выскочил на палубу и добрался до правого борта, ухватился за коечные места, а броненосец, носом накренившись на левый борт, погружался вглубь, и водой волной отшибло меня от борта, я оттолкнулся ногой [...] и ударился о стойку заднего мостика, [по]ранил[ся] и вышиб себе зубы, вскарабкался на мостик и когда мостик поравнялся с поверхностью моря, я бросился в море. [Л. 31] На броненосце уже никого [Л. 32] не было. [Л. 27] [Я] нырнул, стараясь отплыть от броненосца — водоворотом меня выкинуло на поверхность — броненосца уже нет. Я направился на минный катер, который был еще на поверхности моря. [В этот момент] вынырнул марсовый Клыковский и ухватился за меня, и я с этой ношей добрался до катера, помог ему залезть на него и сам залез, сбросил с себя китель [Л. 28] и брюки (при мне была еще вата, бинты, ножницы и резиновый жгут). [В этот момент в катер] попал снаряд, катер потонул и мы остались с Клыковским на люке (деревянная решетка, лежащая на верхней палубе) катера. Присоединилось к нам еще два матроса, люк не выдерживал тяжести 4-х человек, погружался. Впереди в расстоянии 200–300 саж. плавали бревна для тралов и на них была команда и доктора. Я и направился к ним, пока плыл, то в это время снарядом сбросило всех. [Тут] мне попал[ся] убитый матрос со спасательным поясом, я вытряхнул его из пояса и приспособил его себе, на котором и продержался до 6 или 7 час. вечера, пока не услышали мой крик и не заметили с миноносца «Буйный», который снял меня с моря. [Л. 33]
Вытащили меня из воды лейтенант [Н.В.] Вурм и минный кондуктор Тюлькин. С палубы спустился кубарем по трапу в кают-комп[анию] офицеров. Тут же были наши офицеры: п[одполковник] Осипов, [князь С.В.] Горчаков, [Б.П.] Казмичев, [светлейший] князь [К.П.] Ливен. Фельд[шер] осмотрел [меня], дал мне помощь — выпил коньяку — выбросил из желудка воду, которой я нахлебался до отказу. Не потерял сознания только потому, что уши были заткнуты ватой плотно. Затем ком[андир миноносца «Буйный» капитан 2 ранга [Н.Н.] Коломейцев объявил, что идет к «Суворову» снимать адмирала. [Л. 28] И направился снимать адмирала Рожественского и его штаб с «Суворова». При снятии адмирала и штаба у миноносца осколком снаряда, отлетевшим с «Суворова», пробило борт миноносца — пресная вода смешалась с забортной, наверху убило несколько человек нашей команды. Отскочив от «Суворова», «Буйный» направился на Владивосток в догоню «Д[митрию] Донскому» и двум идущим с ним миноносцам — «Бедовый» и второй, не знаю названия. На «Буйном» были повреждения — погнут гребной винт, котлы питали забортной водой, трубки осаливались, ход уменьшился с 26 до 12 узлов. [Л. 33] Фельдшер поручил мне следить за адмиралом, чтобы он не сдирал повязки с головы — он бредил: «Сигнал набрать. Ох, нет ни одного флотского офицера». Отошедши от «Суворова» направились вдогонку за крейс[ером] «Д[митрий] Донской». Командир «Буйного» капитан 2 ранга Коломейцев, достойный высшей похвалы умница, храбрый и знающий морское дело, лавировал и увертывался от преследования врага. Временами [он] спускался, докладывал о состоянии хода и неприятеля, но ни от кого здравых и соответствующих указаний благоразумных не получал. Адмирал был в бреду. Флаг-капитан Клапье де Колонг только и твердил: «Сколько угля?». Тогда наш спаситель капитан 2 ранга Коломейцев сам по своему усмотрению выходил из критического положения — договорились с «[Дмитрием] Донским» — передал нас и свою команду и сам [перешел] на «Д[митрий] Д[онской]», а «Буйного» утопили.
[Л. 28] Часов в [...] утра добились, что с «Д[митрия] Донского] заметили нас и поняли наши сигналы — спустили вельбот, взяли адмирала Рожественского и его штаб, Клапье де Колон[га], Ф.М. Леонтьева и сигнальщиков, нас передали на «Д[митрий] Донской» за невозможностью дать быстро жизненных припасов, миноносец «Буйный» (командир Коломейцев), угля, воды и ремонта, порешили его утопить. Команду пересадили на «Д[митрий] Д[онской]», а миноносец утопили 3-мя выстрелами из 120-мм орудий. Направились во Владивосток. [Л. 34] Командир «[Дмитрия] Донского» капитан 1 ранга Лебедев И.Н. принял [нас] очень радушно и сердечно. Поздравил с боевым крещением — приказал [Л. 35] команде одеть нашу команду, кондукторам нас — Шишкина и меня, офицерам — офицеров, при этом сообщил, что они вчера тоже усердно дрались, но их бог сохранил и крейсер не получил поранения. Помылись и оделись, я в платье, мундир и брюки белые, кондуктора И.Г. Костюка. Пообедали и легли спать, т. к. уже двое суток не спали. Около 3 ч. дня вышел я на палубу — Костюк оплетал хобот лебедки тросом, чтобы не так пробивали осколками подачу боевых патронов. [Л. 28] Часа в 2 [Л. 29] дня заметили на горизонте 4 броненосца и два крейсера. Сначала предполагали, что наши: [«Император] Николай [I»], [«Адмирал] Апраксин», [«Адмирал] Сенявин», [«Адмирал] Ушаков», крейсера «Олег» и «Аврора». [Л. 35] На беседке сидел мичман [О.В.] Вилькен, который доложил, что [корабли] неприятельские. Сыграли сбор. Командир объяснил всем, что это эскадра Уриу: «Русские, не было примера, чтобы сдавались, я приму бой, постараемся разбить неприятеля и сами спастись, видите впереди о. Дажелет? Около самого острова произойдет бой, кто останется в живых, вспоминайте командира, а теперь еще есть время пообедать». Мы с кондукторами минут десять посидели, но есть никто почти не ел, распростились и все вышли на верхнюю палубу... Продолжение статьи читайте позднее на нашем канале или в сборнике "Гангут №68" (2012 г.)
Жизнь ползёт, как змея в траве, пока мы водим хоровод у фонтана, Сейчас ты в дамках, но что ты запляшешь, когда из-за гор начнет дуть трамонтана. (с) цусимский тезис: Рожественский нерешительно принял решительный бой, в то время как Энквист решительно вел нерешительный бой.
Re: Действия флота. Документы. Отдел IV. 2-я Тихоокеанская эскадра. Книга третья. Бой 14 - 15 мая 1905 года.
интервью, взятое у младшего инженер-механика эскадренного броненосца «Сисой Великий», поручика Бориса Васильевича Бруятского
Спойлер :
Недавно в Петербург прибыл из японского плена участник Цусимского боя, инженер-механик Б. Бр-ский, живой и безыскусный рассказ которого о пережитых событиях ярко рисует картину деятельности и душевного настроения тех участников боя, которые, не видя его, работают у машин и котлов, глубоко под водой, на дне судна. Там они, сохраняя непрерывно мужество, распорядительность и хлад-нокровие, должны ежеминутно ждать, что взрыв мины разрушит и пото-пит их судно ранее, чем им удастся сделать хоть какую-нибудь попытку выбраться наверх и увидать в последний раз солнце и море. Поручик Бр-ский ушел младшим судовым механиком на броненосце «Сисой Великий» и не покидал своего корабля до самой его гибели. Прежде всего, мы обратилась к нему с вопросом о знаменитом гулльском инциденте, который наделал столько шума в свое время. — У нас, по крайней мере, у громадного большинства, сложилось убеждение, что японских миноносцев там не было, да и зачем им было так далеко забираться, когда Того со всеми своими силами еще до выхода эскадры из Кронштадта решил нанести ей удар в своих водах. — Мы, уже будучи в плену, видели японскую карикатуру, изображаю-щую Того, который стоит на острове Цусима и подманивает рукой к себе [З.П.] Рожественского, а тот с завязанными глазами, с кораблями в руках, идет навстречу к нему. С другой стороны, Рожественский в этом инциденте действовал совершенно правильно, хотя и принял по ошибке рыбачьи суда за непри-ятельские. Рыбаки не обращали никакого внимания на сигналы нашей эскадры, шли кучей и т. п., а ответственность, лежавшая на Рожествен-ском, была слишком велика, чтобы он мог, колебаться в данном случае.
— Ну, а скажите, каково было настроение на эскадре в начале вашего похода? — Да не особенно важное. Больше половины личного состава не наде-ялось на победу; считали, что эскадра слишком слаба и разнородна, думали, что дело окончится поражением, но, конечно, не таким, как цусимский разгром; надеялись все-таки, что большей части наших судов удастся прорваться во Владивосток. Ну, а потом, у нас столько было работы, особенно по погрузке угля, которая производилась постоянно, на якоре и в открытом море, что мы, утомленные ежедневной, напряжен-ной деятельностью, впали в какое-то безразличное состояние, жили интересами текущей минуты, и бой отодвинулся куда-то далеко-далеко. — Вы ведь шли, если не ошибаюсь, Суэцким каналом, а не кругом Африки? — Да, мы находились в отряде [контр]-адмирала [Д.Г.] Фелькерзама, Гулльский инцидент, понятно, вызвал усиленную осторожность, и наши консулы поработали на славу. Устроили нам стражу повсюду, на берегу и в канале, где нас эскортировали специальные сторожевые пароходы. Полагаю, все это стоило огромных денег. Из Суэцкого канала мы направились к Мадагаскару, на соединение с Рожественским, да сразу его не нашли, так как он оказался в другом порту, не в том, где было назначено соединение. На Мадагаскаре мы простояли более двух месяцев. — Чем была вызвана подобная задержка?
— Получением известия о падении Порт-Артура. Известие это нас ошеломило и произвело угнетающее впечатление… Завязались оживленные переговоры с Петербургом, как знаете, был поднят вопрос о возвращении эскадры… Кроме того, теперь уже некуда было торопиться, пришлось дожидаться весны и прихода Небогатовской эскадры. — Как Вы полагаете, решение все-таки продолжать путь было предпринято Рожественским самолично или продиктовано из Петербурга? — Затрудняюсь сказать… склоняюсь к мысли, что, в конце концов, ему, как человеку дела, надоела эта бесконечная переписка со штабом, и он решил уйти с Мадагаскара, чтобы от нее избавиться. — Хорошо было стоять на Мадагаскаре? — В смысле природы — дивно. Я был однажды послан на берег с командой за питьевой водой, и пришлось провести целые сутки в тропическом лесу — впечатление прямо феерическое и остается неизгладимым на всю жизнь. — Ну, а как вы совершили переход через Индейский океан? — Отлично. Это было настоящей «tour de force». Представьте, мы никуда не заходили, хотя немного в стороне от нашего пути находились Сейшельские и Чагосские острова. Целый месяц мы совершали наш переход, останавливались в море несколько раз для погрузки угля, так как купленные нами хитроумные немецкие приспо- собления для погрузки угля на ходу с одного судна на другое оказались непригодными, даром только были выброшены деньги, и деньги очень большие. Зато погода прямо благоприятствовала нам, за все время перехода море не шелохнулось.
Таким образом, мы, никем не замеченные, неожиданно появились в Малаккском проливе. Начиная с этого времени, мы вплоть до Цусимы постоянно были готовы к бою, ночью спала в койках только одна половина команды, другая же половина одетая спала у заряженных пушек. — Большой подъем духа вызвало прибытие Небогатовской эскадры? Воскресла надежда на успех? — Это было настоящее торжество. — Ну, а самый бой? — Накануне боя мы готовилась к этому великому делу. Ночь прошла спокойно, но, конечно, было не до сна, а утром на горизонте уже показались отдаленные дымки, — это были неприятельские разведочные крейсера. Вскоре они скрылись, а я, проведя бессонную ночь, прилег немного отдохнуть. В первом часу неприятельские суда снова показались, а во втором часу начался бой. — Где вы были во время боя? — Я находился по боевому расписанию в кочегарке при паровых котлах. Команда работала совершенно спокойно, с сосредоточенными, серьезными лицами. Наверху слышался адский грохот пушечной пальбы, и нашей, и японской, сливавшейся в один общий, непрерывный гул. Грохот этот был настолько силен, что мы внизу совершенно не могли слышать попадавших в наш броненосец и разрывавшихся снарядов. Один раз только мы услышали, как снаряд разорвался в дымовой трубе, и осколки с грохотом посыпались к нам вниз, в дымовые выходы котлов. Наверху уже были убитые и раненые, но мы их еще не видели. Вдруг по всему кораблю, до самых отдаленных его закоулков, с быстротой молнии разнеслась ужасная весть о том, что [эскадренный броненосец] «Ослябя» перевернулся и погиб. Настроение сразу стало тягостным, подавленным…
мы еле-еле подвигались вперед. Ночью начались на нас минные атаки. Две атаки мы отразили и даже потопили японские миноносцы. Но третья атака достигла своей цели. Раздался оглушающий гул, броненосец страшно затрясся, электричество внезапно погасло, и мы очутились в темноте. Оказалось, что японская мина попала в румпельное (самое заднее) отделение броненосца и затопила его; это нам было даже на руку, так как выровнялся дифферент (наклон) на нос от затопления носового отделения. Зато сам броненосец сел еще глубже, и, кроме того, мы остались без руля, поврежденного миной.
Утром окончательно выяснилось, что в течение ближайших часов мы пойдем ко дну. Шлюпки снарядами все разбиты в щепки, за исключением одного полубарказа. Берег милях в двадцати, так что добраться до него вплавь немыслимо. Но вот, всеобщая радость. Показался «Владимир Мономах», идет не особенно быстро и накренился на одну сторону. Сигналами просим снять людей. «Ничего не могу сделать, через два часа сам иду ко дну, сообщите, сколько еще времени можете продержаться на воде», — отвечает «Мономах». Спасителями нашими явились японские вспомогательные крейсера, показавшиеся на горизонте. Мы долго с ними сигналили по международному своду, они все не верили нам, опасаясь подвоха, наконец, приблизились. Мы немедленно послали им наш единственный полубарказ с ранеными, после чего они уже сами явились к нам, спустили флаг, подняли японский и попытались было буксировать наш «Сисой», но вскоре отказались, увидя бесплодность своей попытки, после чего стали перевозить наших людей.
«Сисой» погружался все больше и больше; наконец, когда на нем оставалось уже не больше ста человек, он медленно стал перевертываться и идти ко дну. Катастрофа совершалась настолько медленно, что люди, заранее запасшиеся спасательными принадлежностями, успевали карабкаться по корпусу и подниматься к килю. Наконец, небольшой столб пара, и все кончено, только люди плавают среди обломков и кричат о помощи. Вернувшиеся шлюпки их подобрали, потонуло только человек 17. На японских судах к нам отнеслись хорошо, мы еще три дня крейси-ровали в море, так как эти крейсера имели инструкцию поджидать это время остатки нашей эскадры. В море похоронили обоих наших докторов, умерших от отравления газом. На третий день пришли в Сасебо, на пути встретили сдавшуюся Небогатовскую эскадру, сначала не разглядели, в чем дело, и обрадо-вались, думая, что нас освободят, зато какое горькое было разочарование, и как радовались везшие нас японцы, когда мы все увидели развевав-шиеся на наших судах японские флаги.
Жизнь ползёт, как змея в траве, пока мы водим хоровод у фонтана, Сейчас ты в дамках, но что ты запляшешь, когда из-за гор начнет дуть трамонтана. (с) цусимский тезис: Рожественский нерешительно принял решительный бой, в то время как Энквист решительно вел нерешительный бой.