Настоящим событием 2011 г. в исторических исследования по тематике ВМВ стал выход в свет книги профессоров С. Найцеля и Х. Вельцера "Soldaten: On Fighting, Killing and Dying"
http://www.guardian.co.uk/books/2012/se … ust-review
В них излагаются обработанные авторами фрагменты протоколов подслушивания немецких военнопленных в американских и английских лагерях, а также авторские выводы как о том, что представлял собой вермахт, так и о природе войны и вытекающих из нее т.н. "рамочных условиях" поведения солдат любых национальностей на войне. В настоящее время книга переведена и готовится к печати. Сегодня я окончил чтение текста ее перевода, который выполнил мой друг С.А. Липатов.
Особенно интересны, на мой взгляд, живые высказывания и беседы военнослужащих вермахта, в данном случае моряков. Они существенно дополнят, а для многих, как мне думается, и изменят образ личного состава кригсмарине, который во многих западных изданиях подается как аполитичный образ честных служак, исполнявших свой долг перед своей родиной. Подборку наиболее интересных я выкладываю ниже.

Об убийствах безоружного противника:
Чаще всего рассказы об убийстве встречаются тогда, когда речь идет о партизанах или «террористах»   подробнее мы рассмотрим такие случаи в следующей главе о военных преступлениях. В разговорах моряков об убийстве тоже почти нет речи.
О чем они наоборот, подробно и педантично рассказывают, так это о тоннаже потопленных кораблей, причем для суммы не играет никакой роли, какие типы кораблей были потоплены, пассажирские, торговые или рыболовные. Их «приканчивали», «подбивали», «отправляли на дно» и «топили». И лишь в редких случаях при этом упоминались жертвы. Так, член экипажа торпедного катера сообщает об истории, случившейся с ним на Балтийском море:
Один раз мы потопили русский сторожевик, такое маленькое судно с зениткой, десять человек экипаж, это такие мелкие посудины, ходят на бензине. Один такой мы подожгли. Они повыскакивали. Наш капитан сказал: «Смотри, вон пара человек, мы можем их взять на борт». Мы к ним подошли, а там бабы – русские. Первая начала из воды стрелять из пистолета. Они просто не хотели спасаться, были такие дуры. Наш старик говорит: «Мы хотели поступить с ними порядочно. Им этого не надо, давайте, товарищи, их прикончим». Мы по ним… проехались… их не стало. [201]

Особенно грубый пример того, что значили сознательные атаки и уничтожение невоенных целей, содержит разговор пилота бомбардировщика Вилле* с ефрейтором-подводником Зольмом*:
ЗОЛЬМ: Мы накрыли транспорт с детьми.
ВИЛЛЕ: Вы, или Прин?
ЗОЛЬМ: Это сделали мы.
ВИЛЛЕ: Все утонули?
ЗОЛЬМ: Да, все погибли.
ВИЛЛЕ: А он был большой?
ЗОЛЬМ: 6000 тонн.
ВИЛЛЕ: А откуда вы знаете?
ЗОЛЬМ: По радио. С борта U 198 нам передали: «Там-то и там-то конвой, столько-то судов с продовольствием, и столько-то судов с тем-то и тем-то, транспорт с детьми с таким-то водоизмещением, а вот такой – с таким». После чего мы его атаковали. Потом следует вопрос: «Вы атаковали конвой?» Мы отвечаем: «Да».
ВИЛЛЕ: А откуда ты знаешь, что на этом судне были дети?
ЗОЛЬМ: У нас есть большая книга. В ней указаны все пароходы английских и канадских линий. Мы смотрели по ней.
ВИЛЛЕ: Там нет названий кораблей.
ЗОЛЬМ: У нас были.
ВИЛЛЕ: Там были названия кораблей?
ЗОЛЬМ: Все указаны с названиями. (…)
ЗОЛЬМ: Транспорт с детьми доставил нам особое удовлетворение. [199]
Здесь, очевидно, Зольм ведет речь о потоплении британского пассажирского парохода «Сити оф Бенарес» 18 сентября 1940 года, при котором погибли 77 британских детей. То, что его рассказ лишь частично соответствует историческим событиям, и то, что он приукрашивает сказанное, так, например, командованию подводных сил не было известно, что на «Бенарисе» находились дети – это в данном случае не существенно. Важно, что Зольм, очевидно, исходит из того, что историей о потоплении транспорта с детьми можно произвести впечатление.

О массовых убийствах мирного населения, о которых в кригсмарине, якобы, не знали:
Один военный корреспондент еще в марте 1941 года был твердо убежден, что: «Войска СС… пленных не берут, а расстреливают их» [912]. На это моряк-радист возразил: «В Польше они могли убивать пленных поляков, потому что те убивали и сжигали пленных летчиков, но то, что войска СС убивали невиновных пленных французов, я считаю несправедливо» [913]. Для него ясно: в расстреле пленных само по себе нет ничего предосудительного, если они до того совершили какое-нибудь преступление. Но убивать невиновных нельзя, потому что это – «несправедливо». Откуда такая информация была у этого обер-ефрейтора-радиста, который 7 марта 1941 года в результате гибели подводной лодки U 99 попал к британцам в руки – не известно. Она могла происходить из вторых рук, и показывать, какой славой уже в то время пользовались войска СС.

Старший моторист торпедного катера S-56 Каммайер во время участия в боевых действиях на Балтийском море летом 1941 года в Либаве наблюдал за массовым убийством.
КАММАЙЕР: Почти все мужчины там были интернированы в больших лагерях, как-то вечером я встретил одного, и он меня спрашивает: «Хочешь посмотреть? Там некоторых утром расстреляют». Туда ежедневно приезжал грузовик, а этот мне тогда сказал: «Можешь поехать с нами». Там был один из береговой артиллерии, командовал там... исполнением. Приехал грузовик и остановился – там был такой песчаный карьер, и там была яма длиной метров двадцать. (…) Я не знал, что случилось, пока смотрел на ямы, они должны были в них спускаться, и всех их туда прикладами, давай, давай, и поставили лицами друг к другу. Фельдфебель взял вот так автомат... и там стояло пять штук, и они вот так одного за другим... Они падали чаще всего вот так, закатив глаза, среди них была одна женщина. Я видел. Это было в Либаве [337].

Как, например, рассуждал штурман подводной лодки U 187 Хайнирих Скрципек:
СКРЦИПЕК: «Инвалидов надо безболезненно устранять. Это правильно. Они об этом ничего не знают, и все равно ничего не имеют от жизни. Только не быть мягкими! Ведь мы не бабы! Именно потому что мягкие, получаем столько ударов от наших врагов... И точно так же со слабоумными и полоумными. Потому что именно у полоумных такие большие семьи, а вместо одного слабоумного можно прокормить шесть раненых солдат. Это естественно, не каждому покажется справедливым. Мне тоже многое не подходит, но речь идет в общем и целом».

Вот о чем говорили два молодых офицера-подводника, 23-летний обер-лейтенант Гюнтер Гесс, ведущий инженер подлодки U 433 и 26-летний обер-лейтенант Эгон Рудольф, первый вахтенный офицер подлодки U 95:
РУДОЛЬФ: Как только подумаешь о бедных приятелях, которые в России в 42-градусный мороз!
ГЕСС: Да, но они знают, за что воюют.
РУДОЛЬФ: Вот именно – цепи должны быть разорваны раз и навсегда.
ГЕСС и РУДОЛЬФ (поют вполголоса): «Как только еврейская кровь с ножа стечет, все снова будет хорошо».
ГЕСС: Свиньи! Дрянные собаки!
РУДОЛЬФ: Надеюсь, фюрер выполнит наше, пленников, желание, и каждому даст еврея и англичанина на убой; порезать на кусочки, так, ножом, самую малость. Я бы сделал им харакири. В брюхо, и покрутить в кишках!

Об «оружии возмездия»:
Весной 1943 года и в разговорах немецких военнопленных впервые появились истории об оружии совершенно новой категории. Радист с подводной лодки U 432 в марте 1943 года предрекал: «Кроме того, есть еще одна вещь, о которой знают только офицеры. Это такая штука, которая должна быть очень грозной. Ее запретил фюрер, она была изобретена, и ее должны были передать на подводные лодки. Но фюрер ее запретил, потому что она очень жестокая. Что это такое – я не знаю. (…) Это должно быть сделано только тогда, как сказал фюрер, когда речь зайдет о последней битве немецкого народа, когда речь зайдет о каждом корабле, они тогда хотят это сделать. Но пока мы в честном бою…   не применять».

«Новое оружие выиграет войну!!! Я в это верю», считал лейтенант Арним Вайгхардт с подводной лодки U 593 в январе 1944 г.

"Четырьмя такими ракетами весь Лондон можно повергнуть руины и пепел", -  считал в марте 1944 года радист обер-ефрейтор Ханс Эвальд с подводной лодки U 264.

Поэтому обер-фенриху Мишке с подводной лодки U 270 казалось лучше «перебраться в Канаду. Моя жизнь мне слишком дорога. Если они применят V 2, а мы еще будем здесь, то мы все умрем!»

О долге, вере в победу и в фюрера
Характерным представляется хотя бы высказывание обер-лейтенанта флота Хайнца Йениша о потере подводной лодки U 32 в октябре 1940 года: «Когда наша лодка тонула, я успел еще пару раз выкрикнуть: “Хайль Гитлер!”. Издали я еще слышал пару криков “Ура!”. Но некоторые жалко кричали: “Помогите!”. Это мерзко, но всегда найдется парочка таких, которые это сделают» [667].
Один ефрейтор рассказывал о гибели прорывателя блокады «Альстертор» и объяснял, как, по его мнению, должен держаться моряк: «Во время боя в одном из трюмов у нас были пленные, а перед дверью в него стоял часовой с пистолетом. У него был приказ, не открывать дверь, пока ему не дадут приказ. А офицер, который должен был отдать этот приказ, погиб. И когда судно совсем уже накренилось, он продолжал стоять там. Из пленных не спасся никто, и часовой тоже. Вот что называется исполнением долга!»

1-й вахтенный офицер с подводной лодки U 95 обер-лейтенант флота Эгон Рудольф в конце декабря 1941 года рисовал себе радужные перспективы:
РУДОЛЬФ: «Тогда повсюду будут стоять немецкие солдаты. Гибралтар взлетит на воздух. Повсюду рвутся бомбы и мины. Перед Лондоном стоят наши подводные лодки. Им разорвут задницу, так, что она только затрещит. И воздушные налеты тогда будут днем и ночью! И покоя им тогда уже больше не будет. Тогда они смогут только забраться в свои земляные пещеры в Шотландии и жрать траву. Покарай Боже Англию и прилежащие государства!»

Боотсмаат с подводной лодки U 111 был уверен: «Если война на Востоке не закончится в этом году, то мы ее, конечно же, тоже проиграем»[523]. Йозеф Пжикленк в марте 1942 года ужасался при каждой мысли о будущем:
ПЖИКЛЕНК: Ясно, что в России мы отступили. Даже если мы снова захватим этот кусок, то есть, 100 километров, то России ничего не будет. Она в десять раз больше Германии. И если русские потеряли свои главные силы, то надо полагать, что мы тоже потеряли свои главные силы. Нельзя об этом думать. Если меня спрашивают (ведущие допрос английские офицеры - прим. пер.), займем ли мы Россию, я отвечаю: «Да». Но когда я об этом подумаю… Черт, дело обстоит совершенно по-другому. В октябре прошлого года, когда Адольф объявил: «Начинается последняя битва с русскими»   это было дерьмо, приятель!»

«Умереть достойно» особенно во второй половине войны стало программой преемника Редера гросс-адмирала Дёница. Когда он узнал, что командир подводной лодки U 331 капитан-лейтенант Ханс Дитрих фрайгерр фон Тизенхаузен в ноябре 1942 года в беззащитной позиции, чтобы сберечь свой экипаж стал размахивать белым платком перед атакующими самолетами, то резко отреагировал на это. Такое поведение, по его мнению, было неправильным, и он грозил привлечь командира к ответственности после возвращения из плена. «В Кригсмарине не должно оставаться никакого сомнения в том, что демонстрация белого флага, так же, как и спуск флага означает позорную сдачу не только команды, но и корабля или лодки, а также разрыв со старыми солдатскими и морскими основами: “Лучше погибнуть с честью, чем спустить флаг”. Командир должен был, использовав все боевые средства, затопить свою подводную лодку вместо того, чтобы приближаться к африканскому побережью для повышения шансов спасения для экипажа.
Офицеров необходимо воспитывать в непременной твердости, с мыслью, что честь флага стоит выше жизни отдельной личности. Демонстрации белого флага для германского военно-морского флота нет ни на море ни на суше [729].

«Все это плавание на подводных лодках теперь – все больше самоубийство. Плавания вообще больше нет. Лучше всего затопить подводную лодку сразу в порту»,   считал 21-летний матрос Хорст Миньё с подводной лодки U 732 27 ноября 1943 года [536], и в этом он был не одинок. «Прежний дух подводных лодок исчез, остались только ужас и страх [537],   добавлял его товарищ по подводной лодке 19-летний Фриц Швеннингер,   то, что сейчас происходит с подводным флотом, можно сравнить разве что со Сталинградом».

Главнокомандующий военно-морским флотом Карл Дёниц всеми средствами пытался бороться с пессимизмом и скепсисом. Так, в своем приказе против «критиканства и брюзжания» в сентябре 1943 года он потребовал положить конец «черному видению». Впредь требовалось только «бороться, работать и молчать» [540]. Йозефу Геббельсу понравилась эта война на моральном фронте. Довольный, он записал в своем дневнике, что Дёницу на основе «железной твердости», кажется, удается повернуть войну на море к лучшему, и преодолеть кризис. Он покончил со старым износившимся офицерским корпусом, преодолел «раздражающую разочарованность ходом войны» и предложил новые идеи для дальнейшего ведения подводной войны.

О наградах
Уже 14 февраля 1940 года, когда война шла только полгода, обер-лейтенант флота Фриц Хуттель говорил на эту тему:
ХУТТЕЛЬ: «В этой войне дают не так много Железных крестов, как в последней. Особенно мало Железных крестов получают офицеры-подводники. Командир подводной лодки должен совершить два боевых похода и потопить минимум 60 тысяч тонн, прежде чем получит Железный крест I класса. После первого боевого похода мы получаем только знак подводника. Вот люди с патрульных кораблей на Балтике получают Железные кресты. Эти люди не совершают никаких подвигов и понятия не имеют о морских походах. Мы на U 55 мучались неделями, и не получили даже Железного креста. Озлобленность из-за несправедливого награждения довольно сильная» [826].
На самом деле жалобы были несправедливы. Не только потому, что офицеры-подводники и без того на флоте имели лучшие шансы на награды. К тому же U 55 была потоплена в первом же боевом походе. То есть, не было совершенно никакой возможности наградить офицеров. Тем не менее, говоривший чувствовал необходимость оправдаться, почему он еще не носит никаких наград.

У матроса Хайнриха-Хайнца Кёстлина, торпедный катер которого (S 53) в феврале 1942 года во время защитного маневра столкнулся со своим же катером и в результате затонул, были те же заботы: «Мы, как военнопленные, тоже должны пользоваться какой-то признательностью, иначе для наших все будет обычно. Мои приятели стали сейчас офицерами, у них знаки торпедных катерников и Железные кресты I класса, когда мы потом придем в школу, по ним даже снаружи будет видно, что они были на войне. А у меня совсем ничего нет. Ведь Железный крест I класса дают за пятьдесят боевых выходов в море».

Примечательно, что капитан-лейтенант Отто Кречмер в плену очень много думал о том, дошла ли его последняя радиограмма до Дёница. В ней он наряду с печальным обстоятельством, что он был вынужден сдать свою лодку, докладывал об успехах своего последнего боевого похода, которые делали его самым успешным из командиров подводных лодок.

Матрос-ефрейтор Бирке, бывший в 1943 году свидетелем гибели линкора «Шарнхорст», жаловался уже будучи в плену, что служил на корабле с 1940 года и даже не получил Железного креста.

«Шарнхорст» был потоплен, в живых осталось лишь 36 из почти 2000 человек экипажа. Они поступили в британский лагерь подслушивания Лэйтаймер Хаус и с гордостью рассказывали там о своем бое. «Нас смогли одолеть только четыре эсминца,   рассказывал матрос-ефрейтор Боле,   всего было девять кораблей. «Шарнхорсту» пришлось совершенно одному вести против них бой с половины двенадцатого дня до восьми часов вечера. Дорогой мой человек, это уже как-то называется! И если бы там не оказались эсминцы, то они бы нас не одолели. Это просто невозможно себе представить: 26 тысяч тонн железа и стали и две тысячи человек исчезли! То, что они держались, это чудо, потому что мы все же получили проклятые попадания. Одних только попаданий торпед было семь или восемь. Я никогда не думал, что пароход выдержит семь торпедных попаданий. Мы точно получили семь штук. Последние три нас добили. А первые нам ничего не сделали». Его собеседник, матрос-ефрейтор Бакхаус, тоже спасшийся с «Шарнхорста», дополнил: «Да тогда мы сразу получили три последние со стороны крена. Машина, вот уж себя показала!» [816]. Их сумасшествие заключалось в том, что после того, как «Шарнхорст» давно уже свое отстрелял, «высшие инстанции, ОКВ, ОКМ… следили за боем из дома» [817] «Жалко было только, что теперь война заканчивается, и в ней больше не придется поучаствовать».

Следите за появлением книги в магазинах!