Скучный Ёж написал:

Оригинальное сообщение #872667
Вы прыгаете с темы компетентности офицеров КМА 1ТОЭ на кризис командиров 1 и 2 ранга РИФ.

О'кей, поведение старшего артиллериста "Варяга" г-на Зарубина Вас устраивает?
Вспомните мемуары Лутонина, кто ещё занялся своим кораблём, подготавливая его к бою?
Подсчитав веса, я получил, что полное бронирование батареи потребует добавочного груза в 200 тонн, то есть осадка увеличится на четыре дюйма. На “Полтаве”, как и на всех наших судах, в низах хранилась масса всякого хлама, старых колосников, ломаного железа, откуда-то принятых балластин и многое то, что следовало бы давно выкинуть за борт, но по правилам должно храниться до возвращения в Кронштадт. Разобравшись по низам, я выгрузил на стенку целых три штабеля перегорелых колосников, какие-то колоссальные чугунные блоки, две запасных лопасти винта – всего сгрузил до трехсот тонн никому не нужного хлама, и тогда командир сдался и разрешил забронировать на 1/2 предлагаемого проекта. Работу эту сделал лейтенант Страховский с судовыми механиками. По бортам мы поставили по четыре в ряд 1/2-дюймовые листы, скрепили их с обшивкой болтами с гайками, носовые траверзы от 6-дм башен сделали ящиками по шесть дюймов шириной и заполнили мешками с углем, углем же заполнили бортовые коридоры носовых 6-дм башен, а отделение вспомогательных котлов забили мешками с углем, так что с носа получилось полное прикрытие. С кормы поставили сплошной лист в один дюйм. Нашему примеру тотчас же последовали “Петропавловск” и “Севастополь”[56]. Бронирование батареи оправдало себя в бою 28 июля, когда под башню № 1 попало сразу два 12-дм снаряда, разворотило всю обшивку, осколки встретили уголь в бортовом коридоре и траверз, которыми все осколки и были задержаны. Иначе они бы влетели в батарею, перебили бы всю прислугу двух орудий и подбили бы пушки. 10-дм снаряд попал в слойковую броню и развернул только первый слой, ни один осколок не проник в батарею. http://www.navy.su/navybook/lutonin/

Скучный Ёж написал:

Оригинальное сообщение #872687
Ну то есть, офицеры КМА 1ТОЭ (как минимум на 3-х кораблях первой линии) вполне осознавали и исполняли свои обязанности вне зависимости от командующего эскадрой.

Зато остальным было по-фигу:
На “Полтаву” был назначен волонтер Прохниукс, служивший в пароходстве Китайской железной дороги[69], и он сообщил мне, что в складах Дальнего масса стальных листов, различного металла, парусины, провизии. Я лично докладывал об этом командиру порта и указал, что не мешало бы теперь же эти запасы перевезти в Артур. Распоряжений не было сделано никаких, говорил об этом я и с командиром “Ретвизана”, но он сказал, что это его не касается. Так все запасы в Дальнем и остались и перешли в руки японцев после взятия ими Цзиньчжоу.
. В трубу я отлично видел, что это четырехтрубные контрминоносцы, расстояние на глаз было около 40 кабельтовых. “Полтава” стояла к ним правым бортом, люди были на местах, орудия готовы, миноносцы как бы нарочно сбились в кучу и сами напрашивались на залп. Я приказал мичману Де-Ливрону смерить Барром и Струдом расстояние – 40 кабельтовых, значит, они на верном выстреле, чтобы компенсировать ошибку в расстоянии, я решил сделать по ним залп из четырех 12-дм, шести 6-дм пушек, поставив каждую пушку на 1/4 кабельтова от сорока в ту и другую сторону, так что мог захватить точки от 39 до 411/4 кабельтовых. Соображение это я доложил командиру и просил его разрешить сделать залп. Командир наотрез отказал, мотивируя свое решение тем, что адмирал не сделал сигнала открыть огонь, тогда нельзя ли спросить его семафором, ведь такой случай не скоро еще раз подвернется, все шансы за то, что хоть один миноносец да утопим. Командир решения не изменил, мы неподвижно стояли, стояли в кучке, состворившись, и четыре японских миноносца. Тогда не выдержал командир 6-дм башни № 1 мичман Пчельников, вылез на мостик и обратился ко мне за разрешением открыть огонь по неприятелю. Я направил его к командиру, но и эта попытка не увенчалась успехом, разрешение дано не было.
. Странное явление, при сформировании роты от желающих идти драться на сухопутье отбоя не было, многим пришлось отказывать в зачислении. Не показывает ли это, что в душе почти каждый наш матрос сухопутный воин, что палуба для ног чуждая и на земле он стоит тверже. В будущем, если мы хотим иметь настоящий морской личный состав, надо брать в матросы тех, кто с детства привык к морю, чтобы любил бы свой корабль, как любит свой дом крестьянин-хлебопашец, и вот почему следовало бы привлечь во флот Финляндию – те с палубы не ушли бы драться на батареях и в траншеях.
Принцип “разделяй и властвуй” целиком был применен к обороне Артура. Делали, например, так: батарею строил один корабль, пушки брали со второго и третьего, прислугу с четвертого и пятого, комендоров откуда попало, а офицеры командовать батареей назначались с шестого корабля. Хотели непременно перепутать всех и вся, но для чего – это вопрос. Во всяком случае не для пользы дела. “Полтава”, например, строила батарею из четырех 75-мм пушек на форте № 4, установила одну 120-мм пушку на батарее литера “Д”, а прислугой укомплектовала батарею Кладбищенской импани, часть наших была на форте № 3, на 11-м укреплении, на Пятом форту и всюду понемногу, где пять, где семь, а где и по два человека. Даже наблюдательные посты формировались не из одной команды, а от двух-трех кораблей: из семи человек наблюдателей в одном пункте было четыре с “Полтавы”, два с “Паллады” и один с “Забияки”, наши сигнальщики были и на батарее № 20, и в бухте Сяобиндао, попали даже в бухту Луиза. К концу осады я буквально растерял всю команду и не знал, где мои люди, так как стоило попасть им на берег, их уже перетасовывали, не уведомляя броненосец. Приходил, например, приказ: немедленно послать туда-то столько-то человек комендоров и столько-то нижних чинов. Дня через два читаю в другом циркуляре: “На пополнение некомплекта броненосца “Полтавы” переводятся с броненосца “Цесаревич” семь человек”. Люди явились, взглянул я на них – вижу, артист на артисте. Получаю выписки из штрафного журнала – оказывается, на каждого по целому листу. Куда мне таких – конечно, посылаю на Перепелку, а оттуда беру нужных людей для броненосца. Через два дня семь этих голубчиков сбежали с Перепелки и были представлены мне через полицию. Пришлось их рассортировать по частям на форт № 4, на Куропаткинский люнет, на 11-е отделение и послать их с записками, чтобы привязывали их к пушкам и назначали на самые опасные пункты. Для укомплектования “Севастополя” пришлось отдать ему 19 нижних чинов, и, исключив штрафных и дурного поведения, между остальными я приказал бросить жребий. Жребий достался загребному капитанского вельбота, старшему маляру, двум подручным комендорам – как нарочно люди оказались на подбор, и старший офицер капитан 2-го ранга Бахметьев, удивляясь, благодарил меня. Взамен этих людей я получил 22 запасных нижних чина из Квантунского экипажа, все в звании матросов второй статьи. Оказывается, один из них был квартирмейстером, зарезал китайца во Владивостоке и разжалован, другой был старшиной караула при пожаре и сам грабил спасенное имущество – я только руками развел. На Угловой горе на восемь 37-мм наших пушек четыре комендора были коренные “полтавские” и четыре запасных присланных кое-откуда. Когда японцы взяли штурмом Угловую гору, то четыре моих комендора легли у своих орудий, а четыре сборных бросили свои пушки и бежали. Тотчас же все они попали на Куропаткинский люнет с запиской, и оттуда бежать уже не удалось. Такая перетасовка команды погубила все наши труды сплотить в одно целое команду броненосца. Являлись новые люди, ни мы их не знали, ни они нас. http://www.navy.su/navybook/lutonin/