Н.Л.Кладо Очерк военных действий на море
ем, что оно не могло оказать и тени сопротивления эскадре. Эта группа островов могла быть прямо обращена во временную базу для нашей эскадры. Демонстрации отсюда против японского побережья и крейсерские операции, которые могли быть развиты в обширнейших размерах, имели очень большой шанс вызвать выход флота Того в океан, а тогда увеличивались бы и наши шансы для боя и являлась возможность разойтись с главными японскими силами и проникнуть в Японское море. Вообще, борьба могла бы затянуться на долгое время, со стороны японцев потребовались бы неимоверные усилия, чтобы справиться с нашей эскадрой; и в продолжение всего этого времени вся торговля Японии с Европой и Америкой была бы нарушена операциями наших крейсеров.
Если присоединить сюда возможность выхода крейсеров из Владивостока, то и пути подвоза к японской армии через Корейский пролив и Желтое море становились тоже опасными.
Конечно, возможно, адмирал Того все равно не вышел бы из Японского моря, и по мере передвижения нашей эскадры вдоль восточного берега Японии он передвигался бы по кратчайшему пути (по внутренним операционным линиям) к Сан-гарскому и Лаперузову проливам. Положим даже, ему было бы точно известно передвижение нашей эскадры, что очень сомнительно при известном удалении от берегов, а мы о его передвижениях ничего бы не знали, и это наверное так бы и было. Но все-таки ему очень трудно было определить до последнего момента, каким проливом направятся главные силы нашей эскадры — Лаперузовым или Сангарским. Помимо возможности демонстраций отрядами транспортов и вспомогательных (и даже настоящих) крейсеров, частые в этой местности туманы могли представить для нашей эскадры целый ряд случаев скрыть свои движения.
Наконец, существовала еще одна комбинация — переход эскадры от Бонинских островов в Петропавловск, превосходная бухта которого могла служить надежным убежищем на долгое время. Вследствие отсутствия телеграфа известие об этом дошло бы до японцев через очень долгое время, когда эс-
кадра могла бы уж пройти в Охотское море и спуститься к Лаперузову проливу вдоль Сахалина, пользуясь его телеграфной линией, чтобы знать все, что делается во Владивостоке и кругом Сахалина (а значит, и в Лаперузовом проливе), и чтобы войти в соглашение относительно обоюдных действий с Владивостокским отрядом, который оказался бы у японцев в тылу. Положение Того было бы очень трудное, в особенности ввиду почти постоянных здесь туманов.
Без всякого сомнения, все эти операции для нашей эскадры представляли большие трудности и совсем не сулили верного успеха.
Все это правда. Но если принять во внимание, что путь через Корейский пролив вел к верному поражению — в этом тоже сомневаться нельзя, — то все остальное, хотя и далеко ненадежное, все же было лучше.
Даже с гораздо более сильной эскадрой, нежели у японцев, было опасно идти в Корейский пролив — это бы значило передать в руки более слабому противнику все шансы на победу.
Идти же туда с такой сравнительно слабой силой, как наша эскадра, — значило идти на верное поражение.
Раз уж все-таки решились, несмотря на всю безнадежность успеха, отправить эскадру, а затем позволить продолжать ей путь, — оставалось вырвать возможный успех искусным стратегическим расчетом, использованием географической обстановки и всех могущих встретиться благоприятных обстоятельств. А раз пренебрежение и этим еще приложилось ко всему прочему, о чем было говорено выше, катастрофа была неизбежна. Она и произошла.
9 мая, миновав южную группу островов Рюкю, эскадра направилась в Северно-Китайское море, и были отделены в Тихий океан вспомогательные крейсеры «Терек», «Кубань» и взятый английский пароход «Oldhamia», команда которого была помещена на госпитальном корабле «Орел». Последний должен был идти во Владивосток самостоятельно, а первые два предназначались для самостоятельных крейсерских операций.

Все шансы на победу были на стороне японцев.
Общее водоизмещение наших броненосных судов (включая «Нахимов») было 119 752 тонны против 138 922 тонн японских, но в то время как у них имелось только одно устаревшее судно «Чин-Иен», у нас их было три: «Наварин», «Император Николай I», «Нахимов», притом даже со старой артиллерией. Из остальных судов три были малы и плохо защищены (броненосцы береговой обороны), и вообще все наши корабли, за исключением четырех, типа «Суворов», имели гораздо худшую броневую защиту, нежели японские.
Наконец, все их броненосные корабли, за исключением одного, имели ход от 16 до 18 узлов, тогда как такой ход у нас могли развить только 4 корабля (исключая «Бородино»), а большинство остальных имело не больше 12 узлов хода.
Подсчет силы артиллерии на этих судах тоже был далеко не в нашу пользу: (тут слетевшая таблица - смотреть картинку)

Перевес наших 14 орудий в 10 дюймов больше чем возмещался 30 японскими 8-дюймовыми орудиями, средняя же их артиллерия была вдвое многочисленнее. Снаряды наши заключали в себе гораздо меньшее (в 5-6 раз) количество взрывчатого вещества, нежели японские, и так были устроены, что рвались только при ударе о броню. При этом надо отметить, что эти сравнительные качества выяснены были не в последовавшем бою, как это часто писалось, но были они известны заранее — еще в мирное время. Данные наших снарядов, конечно, были хорошо нам известны, а о японских можно было судить по английским, так как у японцев артиллерия английского