2.

Донесение Флагманского Штурмана Полковника Филипповского.

14 мая в полдень по обсервации φ = 34° 05' N l — 129° 87' O; курс взяли NO 23° ист.
В 12 час. 25 мин. повернули на 8 R вправо.
В 12 час. 35 мин. легли на старый курс N0 23°.
Неприятельские легкие крейсера держатся с левой стороны, то показываясь, то удаляясь вне видимости.
В 1 час 38 мин. повернули на 4 R влево.
В 1 час 40 мин. легли на старый курс NO 23°.
Справа по носу показались главные неприятельские силы, идущие приблизительно на SW или WSW.
Когда неприятельская колонна перешла на левую сторону, головной «Миказа» положил руля и стал приводить на параллельный нам курс; в это время, т. е. в 1 час 50 мин., «Суворов» открыл огонь по «Миказе», с расстояния 32 кабельтова. Неприятель начал отвечать. В самом начале боя был убит полковник Берсенев, смена рулевых и ранен старший штурман лейтенант Зотов.
В 2 часа 07 мин. изменили курс вправо на 2 R., чтобы изменить расстояние, так как неприятель хорошо пристрелялся.
В 2 часа 15 мин. легли на старый курс NO 23°. Около этого времени ранен адмирал, флаг-капитан, убита 2-ая смена рулевых и 2 гальванера при измерении расстояния. Разбит левый дальномер Барра и Струда, перенесли правый дальномер на левую сторону, но через несколько минут и он был разбит.
В 2 час. 30 мин. застопорили руль на левом борту, старались удержаться на курсе, управляя машинами, но это не удалось и «Суворов» вышел из строя.
Около 3 час. пребывания в рубке стало невыносимым, вследствие пожара кругом боевой рубки; горели койки, подвешенные в защиту от осколков; горели обе каюты сзади боевой рубки. Все мостики и трапы с них сбиты, выход на палубу из боевой рубки был отрезан, почему спустились из боевой рубки в центральный пост по вентиляционной трубе адмирал, флаг-капитан, я и один оставшийся в живых квартирмейстер; спустившись в центральный пост, я узнал, что руль поставлен прямо, рулевая машина исправна, но передача к золотнику рулевой машины из центрального поста не действует. Перевели руль на электрический мотор, но и тот отказал действовать. Можно было бы править рулем в рулевом отделении паровым золотником вручную, но передача приказаний из центрального поста в рулевое отделение была выведена, телефон не действовал, а электрические, так называемые, приказатели испортились, — переговорных труб в рулевое отделение не было. Попробовал я установить голосовую передачу, но двое рулевых, посланные один за другим, были убиты в батарейной палубе.
Управляя машинами, старался удержать броненосец на курсе NO 23°, но, при рыскливости броненосца, очень трудно было удержать его, хоть самое непродолжительное время на курсе, так что надо считать, что с трех до пяти часов броненосец держался на месте, катаясь до 10 — 12 R в обе стороны от курса.
Около 4 час. механик Федюшин доложил мне, что броненосец получил пробоину над левым минным аппаратом и вода просачивается в отделение аппарата. Я приказал задраить все, что только возможно и убрать людей из отделения минного аппарата, что и было исполнено. В это же время мне доложили, что над правым 75 мм. патронным погребом сильный пожар, головешки и искры сыпятся в погреб, тушить пожар некому; я приказал немедленно затопить погреб, что и было исполнено ревизором лейтенантом Орнатовым. В начале 6 часа я получил приказание от флаг-капитана застопорить обе машины и вслед затем я получил приказание адмирала выйти на верх, когда и был снят на миноносец «Буйный».

Полковник Филипповский.

4.

Донесение Старшего Флаг-Офицера Капитана 2 ранга Семенова.

Донесение Старшего Флаг-Офицера Капитана 2 ранга Семенова представлено в виде таблицы, в связи с чем разместить его здесь невозможно.

Отредактированно vs18 (05.06.2010 15:09:40)

6.

Донесение Флаг-Офицера Мичмана Демчинского.

Донесение Флаг-Офицера Мичмана Демчинского представлено в виде таблицы, в связи с чем разместить его здесь невозможно.

8.

Показания Мичмана Щербачева 4-го.

Около 5 час. утра 14 мая 2 Тихоокеанская эскадра, под флагом вице-адмирала Рожественского, вступила в Цусимский пролив. Погода была туманная. Густая мгла покрывала горизонт и уменьшала его видимость до 4 миль. Линия горизонта была очень неясной. Ветер был SW 3 — 4, волнение около 3—4 баллов. Волна была короткая и частая.
Эскадра шла двумя колоннами: правую колонну составляли I и II броненосные отряды, левую III броненосный и крейсерский отряды. Разведочный отряд шел кабельтовах в 15 впереди эскадры. «Жемчуг» и «Изумруд» — кабельтовах в 15 справа и слева, снаружи колонны. Транспорты шли между колоннами. Плавучие госпитали шли позади кабельтовах в 80, на наружных раковины хвостовых судов. Миноносцы держались у флагманских судов. Расстояние между колоннами было около 8 кабельтовов. Эскадренный ход был 9 узлов.
Около 5 час. утра справа из мглы показался коммерческий пароход, шедший на сближение, догоняя эскадру. Подойдя кабельтовов на 40, он лег. на параллельный нам курс, но через несколько минут повернул вправо и скрылся во мгле. Флага его разобрать не могли. Ход его был около 10 узлов.
На лентах беспроволочного телеграфа еще с предыдущего дня продолжали получаться радиотелеграммы неприятеля. Мы не мешали, т. к. на это не было приказания адмирала. В радиотелеграммах можно было часто встретить отдельные недлинные сочетания — вероятно позывные неприятельских судов.
Телеграммы эти начали получаться еще накануне около полдня и тогда еще адмирал известил сигналом эскадру, что неприятель нас заметил и что по различным позывным он определяет число переговаривающихся неприятельских разведчиков в 7 судов.
Вечером же 13-го, около 6 час. на моей вахте адмирал поднял ряд сигналов: «ожидать ночью повторных минных атак», «быть в полной готовности к бою». «к рассвету 14-го иметь пары во всех котлах для полного хода», «с 8 час. 14-го поднять стеньговые флаги».
Ночь прошла спокойно. Вся прислуга и офицеры спали у своих мест по расписанию: «отражение минной атаки», кроме того 1/3 офицеров и 1/6 команды наблюдали за горизонтом посменно.
Около 6 час. 40 мин. 14 мая справа позади траверза из мглы вырисовался силуэт неприятельского крейсера «Идзуми». Он шел параллельным нам курсом. Расстояние, смеренное до него дальномером Барра и Струда, колебалось от 55 до 65 кабельтовов. Он догонял нас, то немного приближаясь, то снова удаляясь.
Около 7 час. по приказанию адмирала, все из правой колонны стали наводить орудия правого борта и 12" кормовые башни в «Идзуми». Я, как командир 12" кормовой башни на броненосце «Орел», находился в башне. «Идзуми» то вырисовывался из мглы, то снова исчезал. На ленте беспроволочного телеграфа стали получаться длинные телеграммы. Вероятно «Идзуми» сообщал своим главным силам, что увидел нашу эскадру.
Около 8 час. утра адмирал сигналом приказал разведочному отряду вступить в тыл эскадры, что и было исполнено: «Светлана» — в кильватер транспортам, «Урал» — справа, а «Алмаз» — слева нее. На просьбу «Урала» помешать своим аппаратом переговорам неприятеля, адмирал ответил: «не мешать».
Строй эскадры тот же, что и в 5 час. утра, только разведочный отряд идет в тылу эскадры и транспорты отстали, так что головной, «Анадырь», идет на траверзе «Орла».
В 9 час. 45 мин. слева из мглы на норд-вест показались неприятельские суда: «Матсушима», «Итсукушима», «Хашидате», «Чин-Иен». Они шли на сближение контр-курсами. Адмирал сигналом приказал «правой колонне иметь 11 узлов ходу». Левая колонна и транспорты продолжали идти 9 узловым ходом.
В 10 час. 00 мин. неприятельские крейсера последовательно поворачиваются влево (на нас) и ложатся на параллельный, немного расходящийся курс и начинают обгонять нас. Расстояние до них около 70 кабельтовов. У нас пробили боевую тревогу и орудия левого борта и 12" носовые башни стали наводить на них, когда их силуэты вырисовались из мглы.
Около 10 час. 50 мин. сигнал адмирала: «С «Суворова» будет сделан выстрел из 12" орудия по «Идзуш».
В 10 час. 50 мин. на «Орле» был дан 1 вахте обед и вино. Обедать приказано на своих местах но боевому расписанию. В каждой башне по одному орудию продолжают наводить в неприятеля. Вооружили помпы и стали скатывать палубу, чтобы предохранить ее от пожаров.
В это время (10 час. 50 мин.) слева позади траверза, кабельтовах в 70 из мглы показались неприятельские крейсера по типу схожие с «Касаги», «Читозе», «Нитака» и «Цусима»; они шли на сближение, догоняя эскадру.
11 час. 10 мин. Правая колонна, по сигналу адмирала, повернула на 2 румба влево, чтобы выстроиться впереди левой колонны, в одну линию с ней. В это время «Матсушима», «Итсукушима», «Хашидате» и «Чин-иен» были едва видны во игле впереди левого траверза, кабельтовах в 80.
«Жемчуг», «Изумруд» и отделение миноносцев стали переходить на правую сторону I броненосного отряда, а II отделение миноносцев выстроилось справа от транспортов.
В 11 час. 15 мин. из левой средней 6" башни броненосца «Орел» был произведен нечаянный выстрел по «Касаги», бывшему румба на 3 позади траверза, кабельтовах в 40. «Ослябя» и суда левой колонны тоже открыли огонь. С «Орла» больше выстрелов не было. Неприятель стал отвечать. Перестрелка длилась около 8 минут. С нашей стороны попаданий я не видел, хотя снаряды ложились довольно хорошо. Неприятельские снаряды ложились недолетами и перелетами. Попаданий в нас не было.
Около 11 час. 25 мин. снаряды с пристрелявшегося отряда Небогатова стали ложиться очень близко и неприятельские крейсера, повернув вдруг влево на 8 румб., отошли на 60 кабельтовов и снова выстроились в одной кильватерной колонне на параллельном нам курсе. С нашей стороны огонь был прекращен по сигналу адмирала: «Не бросать даром снарядов».
На «Орле» пробили отбой и команда продолжала обедать. Приказано было в отдых спать на своих местах по боевому расписанию.
В 11 час. 80 мин. Правая колонна по сигналу адмирала стала поворачивать последовательно на 2 румба вправо, вступая таким образом в голову левой колонны.
В 11 час. 30 мин. неприятельские крейсера «Матсушима», «Итсукушима», «Хашидате» и «Чин-иен» повернули влево и скрылись во мгле.
Неприятельский крейсер «Идзуми» скрылся еще около 11 час., повернув вправо.
В 11 час. 30 мин. строй следующий: I, II, III и крейсерский отряды — в одной кильватерной колонне. «Жемчуг», «Изумруд» и I отделение миноносцев — справа от I броненосного отряда, транспорты справа от крейсерского отряда; справа от транспортов — II отделение миноносцев. Разведчики сзади эскадры, госпитальные суда — в 30 кабельтовах на раковине хвостовых судов.
11 час. 35 мин. — Сигнал адмирала: «Иметь 8 узлов ходу».
12 час. 00 мин. — По сигналу адмирала изменили курс и легли на норд-ост 23°.
12 час. 10 мин. — Отряд Дэва («Касаги», «Читозе», «Нитака», «Цусима») переходит впереди эскадры на правую сторону. Увеличили ход до 9 узлов.
В полдень я вступил на вахту вахтенным офицером. Управление шло из боевой рубки. Рулевой валик в ходовую рубку был разобщен, чтобы в случае попадания снаряда в ходовую рубку, не прекратилось бы управление кораблем из боевой рубки.
12 час. 20 мин. — Сигнал адмирала: «I и II броненосным отрядам повернуть последовательно на 8 румбов вправо. Иметь 11 узлов ходу». Первый броненосный отряд, следуя, движению флагманского корабля «Князь Суворов», стал последовательно поворачивать на 8 румбов вправо.
12 час. 25 мин. — Сигнал адмирала: «II броненосн. отряду отменительный».
12 час. 30 мин. — Сигнал адмирала: «I броненосному отряду повернуть последовательно на 8 румб. влево. (Я настаиваю на «последовательно», т. к. мне еще в плену в Японии пришлось слышать от офицеров штаба адмирала Рожественского, что сигнал был: «повернуть всем вдруг на 8 R». Между тем сигнал был именно «последовательно», я это помню хорошо и вот почему: когда сигнал был поднят, то старший штурман, лейтенант Саткевич, разобрав его, доложил командиру. «Александр III» в это время уже катился в кильватер «Суворову», «Бородино» же, положив руля, сразу покатился влево, как при сигнале «вдруг». Видя это, командир крикнул лейтенанту Саткевичу: «Вы ошиблись. Сигнал повернуть вдруг. Лейтенант Славинский, проверьте». Лейтенант Славинский (вахтенный начальник), посмотрев в сигнальную книгу, которую я открыл, сказал командиру: «Никак нет, повернуть последовтельно, «Бородино» путает». Я тоже посмотрел в книгу и прочел вслух: повернуть последовательно на … румб. влево. В это время «Бородино», оправившись, уже вступал в кильватер «Александру». Вся эта заминка продолжалась не более минуты, но то, что сигнал был «последовательно», я помню хорошо).
Около 12 час. 40 мин. — I броненосный отряд выстроился отдельной кильватерной колонной, в расстоянии 15 — 20 кабельтовов от левой колонны и лег на прежний курс NO 23°. «Жемчуг», «Изумруд» и I отделение миноносцев, следуя движению I броненосного отряда, тоже повернули вправо и расположились в 4 кабельтовах от I броненосного отряда на правой стороне.
Около 12 час. 30 мин. — Парусная джонка, шедшая на S, пересекла курс левой колонны в нескольких кабельтовах под носом «Осляби». Последний, по-видимому опасаясь, что с джонки могут быть подброшены плавучие мины, обошел это место, где джонка пересекла его курс, выйдя влево, и снова лег на прежний курс. Вся левая колонна последовала движению «Осляби».
12 час. 00 мин. — Крейсера Дэва выстроились справа по курсу эскадры в строй фронта и вскоре скрылись во мгле.
1 час 35 мин. — На «Орле» будили команду, дали чай. Погода несколько разъяснилась, временами проглядывало солнце, но густая мгла продолжала покрывать горизонт, временами сгущаясь. Ветер — неровный SW и доходит до 4 баллов. Наши четыре броненосца типа «Бородино» качки почти не испытывают. Остальные суда качает, особенно миноносцы. Последние иногда зарываются в волну.
Неприятельские разведчики скрылись; телеграфирование прекратилось. Очевидно, что с минуты на минуту надо ждать появления главных сил неприятеля. На всех судах орудия наведены в горизонт. Офицеры и сигнальщики стоят с биноклями и трубами.
В 1 час 15 мин. — сигнал с «Сисоя Великого»: «Вижу на норд шесть кораблей».
1 час 20 мин. — Сигнал адмирала: «Иметь 9 узлов ходу». В это время «Орел» пришел на траверз «Осляби». Расстояние между ними около 15 кабельтовов.
От 1 часу 30 мин. — из мглы справа по носу сразу вырисовываются силуэты неприятельских броненосцев. Головным идет «Миказа», за ним «Фуджи», «Шикишима», «Асахи», броненосные крейсера: «Касуга», «Ниссин». Они идут в одной кильватерной колонне, собираясь резать нам нос справа налево. Расстояние до них больше 70 кабельтовов; можно различить их стеньговые и гафельные флаги.
Адмирал поднимает сигнал: «Иметь 11 узлов ходу» и передает семафором по линии: «68 оборотов». На «Орле» бьют боевую тревогу. Слышна тревога и с «Бородина». I броненосный отряд, следуя движению флагманского корабля «Князь Суворов», начинает поворачиваться влево, чтобы выстроиться в одну кильватерную колонну с II и III броненосными отрядами. За неприятельскими броненосцами, в кильватер им, показываются броненосные крейсера: «Ивате», «Идзумо», «Токива», «Асама», «Якумо» и «Адзумо»; они тоже идут в кильватерной колонне, за ними, но дальше от нас, неясно видны силуэты неприятельских легких крейсеров; их много, но из мглы показываются все новые и новые; старшина сигнальщик считает вслух: «двенадцать, тринадцать, четырнадцать, ...» Неприятель переходит на нашу левую сторону и ложится на контр-курс. Выбегаю из боевой рубки к себе в башню. Старшина продолжает считать: «восемнадцать, девятнадцать ...».
По шканцам несется прислуга в свои башни. Бежит старший офицер, старший артиллерист. Трюмные открывают рожки пожарных труб на верхней палубе. У всех лица озабоченные, радостные. Кругом, на бегу, спрашивают: «Сколько их?» — я отвечаю: «девятнадцать!» — слышны возгласы— «Ага, ну значит настоящее», «Здорово», «Будет потеха!».
Я вскакиваю в башню, закрывая броневую дверь; вся прислуга на местах; циферблаты боевых указателей еще ничего не показывают. Я приказываю перевести свою 12" башню на левый борт, т. к. бой начнется оттуда. Мы приближаемся к «Ослябя», который уменьшил ход, чтобы пропустить нас; на нем подняты шары на «малый ход». Не помню точно на «малый ход» или на «стоп». Что шары были — это верно. Весь левый борт у него в огне; он уже начал бой. Неприятель отвечает. Вокруг него поднимаются не всплески, а громадные, черные столбы воды и дыма: неприятельские снаряды рвутся об воду. Мы описываем циркуляцию и я вижу неприятеля. Броненосцы его последовательно поворачивают влево (на нас) и, следуя в кильватер «Миказе», выстраиваются в одну колонну, ложась на параллельный нам курс. Я смотрю на часы: 1 час 50 мин. (за особую точность часов не ручаюсь, т. к. я свои поставил приблизительно по судовым). На циферблате стрелка начинает двигаться и показывает: «пристрелка». Впереди слышны выстрелы: наш отряд вступает в бой. Вот и у нас начинается стрельба из левой носовой 6" башни. Потом на циферблате стрелки показывают: «34 кабельтова, поправки целика — 7». Броненосцы неприятеля начинают обгонять нас. Сперва «Миказа», а потом «Фуджи», «Шикишима» и остальные выходят из угла обстрела моей башни.
Весь огонь неприятеля сосредоточен пока на «Ослябе». У него сбит гафель. Кормовой флаг поднимается на левом ноке грота-рея. Снаряд разрывается о грот-стеньгу и она, переломившись у марса, падает на левый борт. Неприятель особенно обстреливает нос «Ослябя». Сперва недолет около 1 кабельтова, потом перелет около 1 кабельтова, при чем столб воды при разрыве снаряда об воду подымается куда выше полубака «Ослябя». На сером фоне горизонта такой черный столб должен быть хорошо виден. Потом, через четверть минуты — попадание. Снаряд рвется о легкий борт в скуле «Осляби» ярким огнем и густым кольцом черного дыма. Затем видно, как борт неприятельских; судов весь вспыхивает и полубак «Огляби» окутывается огнем и клубами желто-бурого и черного дыма. Через минуту дым рассеивается и в борту видны громадные пробоины. И снова перелет, недолет и залп. Через какие-нибудь 10 — 15 минут после начала боя, у «Осляби» нс было грот-стеньги; трубы были изрешечены осколками, так что казались нс желтыми, а черными. Ходовой мостик над боевой рубкой обит подобно крыльям опущенного семафора. Койки, которыми он был увешен, горели. В носу зияло не меньше 10 — 15 громадных пробоин. Палуба тоже в нескольких местах была пробита. Крупный снаряд попал в крышу 10" носовой башни и, пробив ее, разорвался внутри. Все три колпака на крыше были вырваны и выкинуты. Через их отверстия в крыше шел густой бурый дым. Башня замолчала. Замолчали и оба 6"орудия левого носового каземата. Огонь «Ослябя» стихал. Он крепился на левый борт и садился носом.
В это время (около 2 час. 00 мин.) неприятельская колонна сильно обогнала нас, продолжая идти параллельным курсом. На траверзе «Орла» шел японский броненосный крейсер типа «Иватэ». На циферблатах показано было «групповый огонь» и я вступил под начальство командира 4 группы, 3 артиллерийского офицера, лейтенанта Рюмина, находившегося в 6" левой кормовой пристрелочной башне.
Он мне дал расстояние и поправку целика и я открыл огонь фугасными по крейсеру типа «Иватэ»; по нему стреляла вся 4 группа и 75 мм. артиллерия. 2 группа продолжала действовать по «Миказе», который, сильно обогнав нас, был почти на нашу левую скулу. Хотя расстояние до «Иватэ», было от 32 до 36 кабельтовов, но стрелять по нему было очень трудно; все суда неприятеля были сплошь окрашены серовато-оливковым цветом, совершенно сливавшимся с фоном туманного и мглистого горизонта и дымом, стлавшимся по морю. Кроме того дым из дымовых труб наших кораблей, а также от вспыхивающих на передних мателотах пожаров, заволакивал прицелы и коптил стекла. Наши же суда, выкрашенные в черный цвет с ярко-желтыми трубами, окаймленными черными полосами, должны были очень хорошо проектироваться на сером фоне неба.
Первое время боя циферблаты показывали очень верно — но расстояния стали получаться реже, приходилось самому давать вероятный целик.
Около 2 час. 20 мин. «Ослябя», с совершенно развороченным носом, избитым левым бортом, изрешеченными трубами, пожарами в рострах и на переднем мостике, с почти замолчавшей артиллерией, осыпаемый неприятельскими снарядами, наседая на нас, стал выходить из строя вправо. Крен по нем был до 12° — 15° на левый борт и носом он сел на клюзы, обнажив подводную часть кормы, так что с носу была видна палуба полуюта через ростры. Почти одновременно с «Ослябя», «Бородино» тоже вышел из строя вправо, на наш правый траверз. Таким образом «Ослябя», «Бородино» и «Орел» почти состворились. Неприятель сосредоточил страшный огонь на этих трех судах, при чем перелеты по «Орлу» попадали или в «Ослябя» или в «Бородино». Мы отвечали всем левым бортом. «Бородино» стрелял из своей кормовой 12" башни через ют «Орла». Я слышал свист его снарядов. «Бородино», оправившись, снова вступил в строй, — «Ослябя» же я больше не видел.
Весь огонь неприятельских крейсеров, сосредоточенный до тех пор па «Ослябя», теперь перенесен 6ыл на «Орел»; столбы воды от недолетов, обрушиваясь на ют и крышу башни, заливали прицелы и мешали стрелять. Снаряды стали рваться где-то вблизи не переставая. Крыша башни и мой колпак звенели от сыпавшихся откуда-то осколков, обломков, кусков железа, щепок, исковерканных поручней; с задних мостиков сыпались обгорелые лохматые куски линолеума, летели обрывки фалов, какие-то тряпки. Броненосец трясся и вздрагивал.
По переговорной трубе снизу мне передали: «не стрелять по судну справа, это «Суворов». Я оглянулся; по правому борту, кабельтовах в 10 шел контр-курсом «Суворов»; вся его средняя часть над коечными сетками была в огне; дым стлался за ним; крыши кормовой 12" башни не было; оттуда шел бурый дым. Трубы его стояли, но задняя сильно наклонилась назад.
В это время мы описывали циркуляцию румбов на 6 вправо (я так сужу по струе за нашей кормой). Вместо «Осляби» в кильватер «Орлу» шел «Сисой Великий»; по нему тоже стреляли, но мало. Весь огонь японских крейсеров был, по-видимому, сосредоточен на «Орле».
Потом я вдруг увидел слева за кормой, совсем близко, в расстоянии одного кабельтова, броненосец «Император Александр III» — я его узнал по срезу. У минных катеров был пожар. В борту зияло несколько пробоин. Краска местами обгорела и видна была грунтовка суриком. «Александр III» не стрелял; на палубе не видно было ни души. Я мельком на него посмотрел и продолжал стрелять по «Иватэ». В это время он уже был значительно впереди траверза. Броненосцы неприятеля мне совсем не были видны. Потом (около 2 час. 50 мин.) мы начали поворачивать влево и я потерял «Иватэ» из виду. Но в это время по переговорной трубе из центрального поста было передано: «бронебойными по «Ниссин», слева, 27 кабельтовов». Только что успели зарядить орудия, как слева контр-курсом показался «Ниссин», за ним «Кассуга» и остальные броненосцы неприятеля, только в обратном порядке, т. е. «Миказа» шел хвостовым. Расстояние до них было по траверзу 27 — 28 кабельтовов. Неприятель развил полную скорострельность — мы отвечали, как могли. За «Миказой» показались броненосные крейсера неприятеля, но тоже в обратном порядке, т. е. «Адзумо» — головным, а «Иватэ» — хвостовым.
Расхождение контр-курсами продолжалось не более 5 минут, но за этот промежуток огонь неприятеля достиг наибольшей силы, меткости и скорострельности. Насколько я мог видеть палубу «Орла», она вся была в желтом дыму от рвавшихся снарядов. От адмиральского помещения валил огонь и дым; на шканцах тоже вспыхнул пожар.
Неприятельский снаряд, вероятно 8" калибра, разорвался о крышу моей башни под кромкой левой орудийной амбразуры. Силой взрыва броню крыши разорвало по стыку над орудием и опустило двумя углами вниз, ограничив таким образом угол возвышения орудия до 30 кабельтовов. Осколками, залетевшими внутрь башни, сорвало пол-черепа 1 № правого орудия и ранило башенного кондуктора, башенного старшину и 4 № левого орудия. Все они в операционный пункт не пошли и, перевязав себя сами в башне, остались на своих местах. Мне тоже попало два осколка в руку, но настолько маленьких, что даже не нужно было перевязывать. Приборы остались исправными, только перестало действовать приспособление для стрельбы гальваническими трубками, вероятно перебило где-нибудь провод. В башне ночью при осмотре механизмов было найдено много осколков этого снаряда. Крупные осколки были найдены даже в отделении штурвалов ручного горизонтального вращения (показание гальванера С...). Мы перешли на вытяжные трубки. Вслед за этим снарядом, попал, вероятно, 12" снаряд в вертикальную броню стола башни справа, но не пробил се. Башня испытала очень сильное сотрясение, находившиеся в ней с трудом устояли на ногах, предметы посрывались с мест, даже бугеля крепления орудий по походному вылетели из своих гнезд и упали на пол башни. Несмотря на это, все механизмы остались невредимыми и башня продолжала действовать исправно.
Мы продолжали, разойдясь контр-галсами с неприятелем, склоняться вправо и минут на 5 наступило затишье. Я воспользовался этим временем, чтобы осмотреть механизмы башни; поджали диски трения, в моторах осмотрели реле.
Разойдясь с нами, неприятель снова повернул все вдруг, т. к. я снова увидел слева позади траверза неприятельскую колонну, но в прежнем порядке, т. е. «Миказа» шел головным и «Ниссин» —  хвостовым в линии броненосцев. Неприятель нас догонял, открыв снова огонь. Мы стали отвечать и бой возобновился. Около этого времени между неприятельской и нашей колоннами показался «Князь Суворов». Он шел параллельным нам курсом, в расстоянии 10 — 15 кабельтовов. Грот-мачты и задней трубы на нем не было. Передняя труба еще стояла, но наклонившись. От носового мостика до кормовой 12" башни, под коечными сетками шла непрерывная лента яркого огня. «Суворов» был весь закутан серым, густым дымом. Неприятель видно сосредоточил на нем огонь, т. к. вокруг него стали подниматься столбы воды от перелетов и недолетов. Мы повернули немного влево и приблизились к «Суворову», отвечая с возможной энергией на огонь неприятеля. Но именно с возможной энергией, т. к. мне было слышно гораздо менее частую стрельбу наших орудий сравнительно со стрельбой в начале боя. Видно было, что многие орудия выведены.
После ограничения угла возвышения левого орудия в моей башне, я хотел сообщить об этом в боевую рубку, но не мог дозваться по переговорной трубе. Потом мне было передано из центрального поста, что в боевой рубке снарядом снесены боевые указатели и приборы управления артиллерийским огнем, разбиты дальномеры и уничтожены все переговорные трубы и что поэтому мне надлежит руководствоваться результатами пристрелки своей групповой башни (т. е. 6" кормовой левой).
Стрелки на циферблатах боевых уже перестали показывать; циферблаты испорчены. С 6" башней у меня осталось одно средство сообщения — переговорная труба. Но переговорная труба не идет прямо, а разбита на несколько колен, т. е. башенный командир говорить по трубе в подбашенное отделение; из подбашенного 12" отделения по другой трубе передают в подбашенное отделение 6" башни; из подбашенного отделения 6" башни по третьей трубе ужо передается командиру группы и обратно.
Но от собственной стрельбы и также разрывов неприятельских снарядов все находящиеся в башнях почти оглохли. У меня лопнула левая барабанная перепонка (ото я узнал уж позже от доктора), на правое ухо тоже плохо слышал; в подбашенном отделении стоял грохот от подаваемых снарядов, от выбирания талей и т. д. Результатом всего этого было то, что приказание, передаваемое, например, из 6" башни доходило до меня очень медленно, так как люди на передаче принуждены были переспрашивать по несколько раз. Я сам не сразу мог расслышать, что передавали снизу.
Насколько был велик грохот и шум видно из того, что уже после 3 часов я не мог передавать по переговорной трубе расстояний и целика своим комендорам — они не слышали. Поэтому приходилось кричать башенному старшине, тог передавал 4 №№, а те уже 2 №№ и наконец доходило до первых №№. На это тоже терялось время.
Поэтому, когда до меня доходило какое-нибудь расстояние, то оно было ужо запоздалым — поэтому приходилось на-глаз рассчитывать на сколько оно могло измениться и уже по этому устанавливать прицел. Пристреливаться же сам, благодаря нескорострельности 12" орудий, не мог, хотя прислуга работала идеально и через 2 минуты мог производиться выстрел. На учениях же редко достигали такой скорости.
Пристрелку приходилось вести только 6" орудиями. В различном качестве снарядов наших и неприятельских было наше наибольшее неравенство. Наш фугасный снаряд об воду не рвется, а подымает лишь небольшой, сравнительно, всплеск. Недолеты наши видны в бинокль с трудом, как в тумане, перелеты же на расстоянии 35 — 40 кабельтовов за корпусами неприятельских судов невозможно разглядеть. При попадании снаряд пробивает легкий борт, а рвется внутри корабля и то если встретит большое сопротивление. Но опять-таки этого не видно. Таким образом, если после выстрела не видно всплеска поды перед неприятельским судном, то нельзя решить, — попал ли снаряд или дал перелет. Так как неприятель обладал громадным преимуществом в ходе, то пристреливаться, изменяя расстояние и поставив заранее прицел на известную дистанцию, мы не могли.
Неприятель же пристреливался снарядами, снабженными очень чувствительными трубками. При ударе об воду такие снаряды рвутся и подымают столб воды фут в 35 — 40. Благодаря газам от взрыва, столбы эти ярко черные. Если такой пристрелочный снаряд разорвется саженях в 10 — 15 от борта, то осколки, разлетаясь во все стороны, изрешечивают весь легкий борт дырами с кулак величиной. При перелете же, столб от дыма, поднимаясь выше борта корабля и проектируясь на сером мглистом горизонте, должен быть хорошо виден. При попадании же снаряда, хотя бы в легкий, незащищенный борт, он рвется, не проходя его. При взрыве получается громадное ярко-желтое пламя, прекрасно оттеняемое густым кольцом черного дыма. Такое попадание нельзя не заметить даже с 60 кабельтовов.
Кроме того, разорвавшись, неприятельский снаряд вырывает громадный кусок борта, причем края пробоины так исковерканы и изогнуты, что никакого щита пригнать к ним нельзя и потому заделка пробоин почти немыслима. Наш же снаряд делает в борту отверстие, по своему калибру, которое легко заделать. Часто же снаряды, особенно 12", проходили корабль насквозь, оставив только по две дырки, 12" диаметром. Это видели многие пленные офицеры, подобранные японцами после гибели наших судов.
Кроме этих пристрелочных снарядов, у японцев имелись и другие, снаряженные шимозе; они об воду но рвались. Но рвались они и проходя железо в 3/16" (я видел, как снаряд пронизал кормовую адмиральскую рубку и разорвался, пройдя ее, о броню левой кормовой 6" башни). Снаряды эти рвались в борту, где толщина кажется 5/16". При взрыве они давали ярко-желтый огонь и густой желто-бурый дым. Температура при взрыве их должна была быть ужасающей. Я видел, как после взрыва загорелась краска; о дереве нечего и говорить. Пожары вспыхивали у нас беспрестанно, несмотря на то, что все, что только можно было из деревянных частей убрать, было перед боем содрано и выкинуто. Палуба не загоралась (я, по крайней мере, из своей башни этого не видел) может быть благодаря противопожарному составу, взятому из Кронштадта и которым ее перед самым боем обильно смочили.
Какую температуру давали эти снаряды при взрыве, можно судить по тому, что когда около 3 час. залетели осколки снаряда в башню, то 2 осколка попали мне в руку. Я осмотрел убитого комендора, заменил его, велел осмотреть орудия и когда убедился в их исправности, то приказал продолжать стрельбу. На это ушло минут 5, не меньше. И только тогда я попробовал вытащить осколки из руки. Вытащив их, я чуть было нс обжег пальцы. Они несмотря на то, что пробыли в мясе больше 5 минут, были так горячи, что рука не терпела. А между тем каждый из них был не больше ногтя мизинца. Цвет их был желто-красный, как у отожженной стали.
Неприятель понемногу перегонял нас, держась на дистанции от 34 до 40 кабельтовов. Его броненосные крейсера куда-то скрылись: слева шли только броненосцы и «Ниссин» и «Кассуга». У неприятеля не было видно никаких повреждений. Трубы и мачты стояли (только на «Миказе» была сбита грот-стеньга). Пожаров на них не было видно.
Около 4 час. я увидел справа кабельтовах в 10 — 15 от нас наши транспорты и крейсера, сбившиеся в кучу; помню «Камчатку», «Иртыш», «Анадырь», «Светлану», «Донского», «Мономаха». На горизонте справа, параллельным нам курсом, шли броненосные и легкие неприятельские крейсера. Они сильно обстреливали транспорты. По переговорной трубе из центрального поста было передано: «По японской «Авроре» («Иватэ»). Я перевел башню на правый борт и открыл огонь. Расстояния не помню; кажется, 38 кабельтовов. Наши транспорты и крейсера мешали нам стрелять. В это время у нас играли: «отражение минной атаки» и по переговорной трубе передали «12" башням продолжать стрелять на правый борт». Справа миноносцев не было видно.
В 4 часа 20 мин. (я посмотрел на часы) но переговорной трубе передали: «на левый борт по броненосцам». Я перевел башню. Слева, кабельтовах в 10, параллельным нам курсом шел «Суворов», или, вернее, развалины его. Труб и мачт у него не было. От носовой 12" башни вплоть до самой кормы шел сплошной пояс огня и дыма. Из борта вырывались тоже огненные языки. Он не стрелял. Кабельтовах же в 35 шли броненосцы неприятеля параллельным нам курсом.
Я успел сделать лишь 1 или 2 выстрела, как вдруг увидал на крыше башни, через прорез колпака, справа, страшно яркий огонь. Я не успел сообразить в чем дело, только инстинктивно зажмурил глаза и почувствовал, что лечу куда то.
Когда очнулся, то сидел на полу башни и меня сзади кто то держал под мышки. Я услышал голос своего башенного старшины: «убит в голову» — я спросил кто, на это он мне ответил: «вы, ваше благородие». Все лицо было у меня в крови; кровь шла в рот и мешала говорить. Я ощупал себя. Правый глаз не видел — я всунул туда палец — мокро и боли нет. В переносице была дыра, в которую свободно засунул палец. Кровь через эту рану шла в громадном количестве в рот. Кое-как обернул голову кителем. Так как командовать больше нс мог, то приказал артиллерийскому кондуктору, Расторгуеву, стать на мое место и продолжать стрельбу. Спросил, ранен ли еще кто-нибудь и целы ли орудия. Мне ответили, что никто не ранен и башня в исправности. Сам же я уселся на прибойник и приоткрыв рукой левый глаз, стал смотреть за заряжанием и подачей.
Сколько времени я так сидел — сказать не могу; постепенно я начал терять сознание, в левом глазу началась страшная боль, я его мог только минутами приоткрывать, выстрелы моих орудий стали глуше и я, наконец, свалился с прибойника.
Вероятно, потерял я сознание от потери крови, т. к. у меня за правым ухом была перебита жила и я тогда этого не заметил.
Очнулся я, когда меня стали вытаскивать из башни. Я слышал голос лейтенанта Павлинова, спрашивавшего, как  башня и что со мной. Глаз я открыть не мог. Меня довели до операционного пункта. Там мне забинтовали всю голову и положили.
Пункт был переполнен. Это я мог заметить из того, что мы лежали очень тесно. Я не мог пошевельнуться, чтобы не задеть лейтенанта Гирса или мичмана Бубнова. Кругом слышались стоны и крики. Наверху, почти не переставая, рвались снаряды. Слышен был страшный звон и грохот. То и дело слышны были крики: «пожар у вентиляторов», «пожар на шканцах», «пожар у буфета» и т. д.
--
Вот все, что могу показать о Цусимском бое. Считаю необходимым оговориться, что не зная точно вопросов, на которые именно надо было отвечать, я может быть многое пропустил и наоборот, многое излагал слишком подробно.
Чертежи при сем представляемые*), составлены были мною во время пребывания в плену в Японии, частью по собственной памяти, и большей частью по указаниям участников боя — как офицеров с разных судов, так и нижних чинов различных специальностей.
Если эти чертежи перенести на карту, то они окажутся вполне правдоподобными. Действительно: до 3 час. неприятель отжимал нас вправо к юго-востоку. После же 4 час., когда мы стали склоняться на S, справа от нас очутились неприятельские броненосные крейсера, отжавшие нас на ост. Слева же шли броненосцы неприятеля, не давая нам уйти на норд, т. е. неприятельская эскадра вела с двух сторон нашу, направляя ее на батареи о-ва Окиносима, которого мы во мгле не могли различить.
Около 5 час. дня мы были действительно под огнем батарей этого острова, но успели скоро выйти из сферы огня.
Подведя нас к Окиносиме, неприятель на время скрылся, зайдя за этот остров, и только около 6-ти час. возобновился бой.
Мичман Щербачев 4-й.
1-го мая 1906 года.
--
*) Чертежи приложены к подлинному документу в деле Архива Войны № 202. Прим. изд.

Отредактированно vs18 (07.06.2010 21:47:43)

10.

Показания Корпуса Инженер-Механиков Поручика Румс.

В виду занимаемой мною должности трюмного механика на бывшем броненосце «Орел», я уже по роду налагаемых на меня обязанностей не в состоянии сообщить что-либо в целом, законченном виде о различных фазах боя 14 мая 1905 года, а потому дальнейшее изложение будет носить характер воспоминания без претензий на полноту и последовательность. Начну с того, что около 7 час. утра 14 мая, во время обливания палуб водою в целях подготовки к бою, я был оповещен о появлении с правой стороны подозрительного корабля, оказавшегося впоследствии (когда можно было его хорошо рассмотреть) японским крейсером «Идзуми», а потому, как только кончил работу по обливанию палубы, отправился на средний, а затем на кормовой мостик, где и следил за «Идзуми», с нетерпением ожидая исполнения, переданного с «Суворова» по линии судов эскадры, сигнала: «Сейчас буду стрелять из 12" орудия, судам эскадры не стрелять».
Простояв более часа и видя, что «Идзуми» стал уже удаляться, решил, что с «Суворова» стрелять уже, наверно, не будут, а потому и спустился вниз, пройдя в кают-компанию пить чай. До 10 час. был занят по проверке степени готовности своей части, когда и был позван обедать. В середине обеда получено было известие с вахты о появлении с левой стороны четырех японских крейсеров. Вышел на полуют, где совместно с прочими офицерами наблюдал за движением этих судов. Благодаря большому расстоянию и подернутому туманом горизонту, серая окраска японских судов долго не давала возможности офицерам определить название этих судов, когда по достаточному сближению удалось установить, что это были четыре крейсера типа «Матцушима». Суда эти шли параллельно нам в кильватерной колонне, имея головного на траверзе «Ослябя». «Идзуми» же, увеличив расстояние до нашей эскадры, продолжал следовать за нами, находясь на траверзе также «Ослябя». Наш, строй, насколько я помню, был такой: I и II броненосные отряды и крейсера контр-адмирала Энквиста составляли одну кильватерную колонну, а III броненосный отряд шел слева кильватером, имея головного «Николай I» на траверзе «Сисоя Великого», в расстоянии 3 — 4 кабельтовов от него.
Не помню точно времени, но кажется около 10½ час. утра была пробита боевая тревога и приказание наводить орудия на все более и более сближающиеся крейсера. По пробитии боевой тревоги отправился проверить людей и, исполнив это, прошел в батарейную палубу, где совместно с лейтенантом Модзолевским, через полупортик кормового левого 75 орудия, наблюдал за японскими крейсерами, а также за падением снарядов последующей 8 — 10 минутной перестрелки наших судов с крейсерами неприятеля. Снаряды неприятеля делали, как я заметил, недолеты, наши же начинали ложиться все удачнее и удачнее, что наверно и заставило японцев увеличить расстояние. Вскоре стрельба прекратилась, как я слышал, по сигналу адмирала: «Прекратить беспорядочную стрельбу». Стрельба с судов нашей эскадры, как потом говорили, открыта была без сигнала адмирала и причиной ее послужил нечаянный выстрел при наводке левой средней башни 6" орудия броненосца «Орла». Затем последовал отбой и сигнал адмирала, разрешающий обедать команде, оставаясь у орудий.
Около 12½ час. отправился на передний мостик, неприятельских судов уже не заметил, оставаясь на мостике долгое время, следя за горизонтом.
Около 1 час. 20 мин. с левой стороны по носу «Орла» были замечены суда и вскоре можно было среди них различать «Ниссин», что давало основание заключить о присутствии уже главных сил японцев. Я продолжал следить за судами неприятеля и ясно видел, что они шли контр-курсом в кильватерной колонне и, не доходя траверза «Суворова», последовательно поворачивали на параллельный нам курс.
Расстояние еще было настолько значительно, что временами суда терялись из виду. Спустя некоторое время, я как бы услышал выстрел и сказал находящемуся поблизости меня лейтенанту Ларионову, что кажется начали стрелять. Начал спускаться вниз и в то же время услышал, что бьют боевую тревогу.
Согласно приказания командира, для того чтобы не терять связи с боевой рубкой, я должен был находиться в центральном посту и отлучаясь оттуда, предупреждать, куда иду, чтобы не представлялось затруднения в быстроте передачи относящихся до меня приказаний сверху, а потому я и отправился в центральный пост, где по боевому расписанию находился также и ревизор, лейтенант Бурнашев.
Во время боя большей частью находился в центральном посту и за все время боя отлучался оттуда 6 — 7 раз на промежутки времени 15 — 30 минут для проверка отсеков, осушения палуб, заделки пробоин, выравниванию крена и для исполнения поручений сверху.
Во время этих отсутствий через отверстия пробоин несколько раз видел горящего «Суворова», без труб и мачт, «Ослябя» под большим креном, суда японского флота, идущие с правой стороны в стройном кильватере и т. д. Все эти наблюдения мимолетны и не имеют значения для показания.
Бой закончился около 7½ час., что я заметил по часам в центральном посту и сейчас же начались минные атаки, продолжавшиеся до 12 час. ночи. Во время минных атак большей частью также находился в центральном посту, что было необходимо в виду непрерывно задаваемых сверху вопросов о состоянии отсеков, о пожаре и о всяком случайно возникшем крене. Частое появление крена являлось следствием беспрерывной перекладки руля, а в виду того, что в батарейной палубе было около 40 — 50 тонн воды, попавшей сюда через полупортики, пробоины и палубы и свободно перекатывающейся при малейшем положении руля с борта на борт, и броненосцы типа «Суворов» — суда с поразительною малой остойчивостью. (Метац. высота, характеризующая остойчивость наприм. у броненосца «Орел» в момент вступления в бой, при имеемом расположении грузов, была не более 2,5 фута, в середине боя при наличии воды в палубах и проч. и того меньше; что касается остальных 3 судов этого типа, то с постройки в этом отношении они были еще более в неблагоприятном положении), то выпрямление, явившегося по этой причине крена, совершалось при приведении руля уже в прямое положение с поразительною медленностью, что и давало повод волноваться верхнему персоналу и служило источником непрерывных вопросов ко мне.
С наступившим затишьем, приступил со своими трюмными к заделке наиболее важных надводных пробоин и осушению палуб, что кое-как и выполнил в 6 час. утра, несмотря на большие стеснения, так как приходилось работать впотьмах: всякое освещение было запрещено во избежание привлечения миноносцев. После окончания этих работ вышел наверх, где к изумлению своему увидел, что мы идем в составе только 5 судов. На броненосце шла кипучая работа по приведению корабля в порядок боевой обстановки, так как слева показался дымок, быстро приближающийся к нам; сбрасывали в море все дерево разбитых шлюпок, с ростр исковерканные шлюпки, упавшие стрелы, шлюпбалки и целые вороха листового железа, служившего поделками шахт, вентиляторов, бортов и т. д. В то же время разыскивали убитых и, извлекая их из-под обломков всюду нагроможденного оторванного железа, переносили на полуют для приготовления сбрасывания трупов лоре. Интересуясь состоянием артиллерии, из вопросов узнал, что неповрежденной совершенно осталось ровно 25%, 50% совершенно негодно и 25% на ручном управлении. Поднимаясь на передний мостик, встретил старшего офицера, капитана 2 р. Шведе, и на мое замечание, что слева виден дымок, он ответил: «Будьте покойны, их вскоре будет не один», и действительно, спустя нс более полчаса слева показались еще 4 дымка. «Изумруд» по приказанию адмирала направился к ним, но вскоре вернулся обратно; цель посылки и ответа не знаю. Прошел на полуют, где слышал, как команда, вглядываясь в очертание силуэтов, показавшихся кораблей, говорила, что это наверное наши суда: «Олег», «Аврора» и проч.
Тем временем адмирал повернул по направлению дымков и пошел на сближение, но вскоре снова лег на прежний курс. Относительное положение показавшихся судов и наше затем долго не изменялось, когда за силуэтами этих судов было усмотрено еще 12 дымков и спустя немного дымки показались справа и по корме. На оставалось сомнении, что нас окружают японцы. Затем я видел, как ближайшие (ранее показавшиеся) четыре судна разделились на два, одна пара пошла на пересечку курса нашего головного корабля (Николай I), а другая под корму хвостового (Апраксина). По достаточному сближению, в судах, идущих на пересечку курса «Николаю», можно было узнать крейсера «Читозе» и «Касаги». Выла пробита боевая тревога и я отправился в центральный пост. Предугадывая исход предстоящего боя, чувствуя себя крайне утомленным, относился к положению равнодушно, проверив людей и придя в центральный пост, прилег в надежде немножко отдохнуть, рассчитывая, что, пока будет происходить сближение и маневры, пройдет ¼ — 1 час. Прошло нс больше 10 — 15 минут, пришел сюда и ревизор и сообщил, что сближение происходит быстро и скоро, наверно, начнется бой. Машины в это время работали — правая 90, левая 86 оборотов и сверху все время просили больше оборотов. Вскоре я услышал последовательно произведенных два выстрела, стреляли, как можно было догадаться по ощущению, от нас и спустя 2 — 3 минуты машины перестали работать. В это же время были слышны отдаленные глухие выстрелы, это, как потом оказалось, стрелял неприятель. Не уясняя себе смысла в остановке машин, приставал к ревизору скорее узнать по переговорной трубе из боевой рубки, что случилось. Ревизор в это время стоял у этой переговорной трубы, приложив к ней ухо и говорил, что слышит отрывочные фразы, упоминают об «Николае», адмирале, сигнале и об сдаче. На запрос ревизора, из боевой рубки, лейтенат Павлинов ответил, что адмирал сдался, а на вопрос, как мы, ответил: «тоже сдались». Ревизор вышел, а вскоре и я. По пути к спардеку, в палубах батарейной и верхней видел суетившихся матросов, некоторые плакали и много лихорадочно обвязывались койками. Не оставалось и тени сомнения, что мы сдались. На вопрос моего старшины, Федорова, «когда будем топить корабль», я ответил: «а вот, как прикажут», и в ожидании приказания, выйдя на шканцы, оставался там, но не получив никакого приказания, пошел на передний мостик, откуда, к удивлению своему, заметил, что японские суда окружают нас кольцом, в очень близком расстоянии находясь от нас. Флага, как я заметил, у нас уже не было. На прочих судах, т. е. на «Николае», «Сенявине» и «Апраксине» развевались трехфлажные сигналы и поднят был японский флаг, нашего флага они тоже не имели. Трехфлажного сигнала (сдаюсь) у нас я не заметил, как равно и японского флага. От офицеров узнал, что адмирал ведет переговоры с японским адмиралом. С японских судов (с некоторых) уже были спущены шлюпки. Вблизи каждого из наших судов находилось, как я заметил, по миноносцу. Вскоре старший офицер был приглашен адмиралом Небогатовым на «Николай I», куда и отбыл. Все ожидали его возвращения. Между тем к борту нашего корабля уже подходила японская шлюпка с вооруженной командой матросов и вскоре на борте нашего корабля вступила японская команда. По возвращении старшего офицера, я совместно с несколькими офицерами был отправлен на японский броненосец «Асахи» и им доставлен в Майдзуру.
Инженер-Механик Поручик Румс.

Отредактированно vs18 (08.06.2010 11:45:56)

12.

Заметки артиллерийского кондуктора Панцырева, сделанные в плену в Японии.

Во время боя у меня в средней левой 6" башне осколком, попавшим в отверстие в крыше башни для выбрасывания гильз, разбило массивный кронштейн с приспособлением механизма для открывания броневой двери из башни. В это время я находился на площадке боевой командирской рубки, остался невредим, а осколками ранило артиллерийского квартирмейстера Махова тяжело, затем прислугу 3 номера и еще 1 номер правого орудия, комендора Новикова через отверстие прицельное комендорской рубки и раскололо колпак. Раненых перевязали наскоро, двое спустились, а Махов остался, но не надолго; минут через 7 и он спустился, т. к. не мог более находиться. Замена пришла, а также и Новиков возвратился с перевязанной головой и продолжали стрелять до конца боя. Кроме этих, после в правое отверстие ранило 3-го номера левого орудия — попало в живот. Он спустился по горячке сил; оказалось после у него вышли кишки и я слышал, что он умер. Башня в начале боя и до конца была исправна, также и другой день. В 1 день боя старший артиллерийский офицер лейтенант Шамшев вызвал меня в боевую рубку; когда я явился, мне было приказано приготовить легкую артиллерию к ночи для отражения минной атаки. Затем я спросил лейтенанта Шамшева: «куда мне идти, на свое место или на другое», было приказано идти на свое. Когда я явился на свое место, через некоторое время бой перешел на правый борт и тут же вскоре потребовали всю прислугу и меня на правый борт. Я переспросил: «всю ли прислугу», мне ответили: «всю, т. к. там убита вся». Я спустил двух комендоров и стал сам спускаться, долез уже в горловину под орудие, но тут уже передали «отставить», так как башня не может действовать, и тут же началась команда через нижний рупор: «приготовиться, отбить минную атаку у «Бородина», под кормой «Орла», под носом» и т. д. Затем, когда большая опасность миновала, вечером я явился к лейтенанту Шамшеву за приказанием и просил, чтобы позволили мне очистить и исправить башню ср. 6" орудий правых. Лейтенант Шамшев сказал: «исправляйте», а также были в это время г. Павлинов, они также подтвердили. Я отправился, вызвал прислугу, очистил от трупов, снарядов, гильз. Между прочим, осталось два патрона не взорванными в кранце. Приборы, провода управления артиллерийским огнем, движение башни, подъем орудий — все выгорело. Приходил ненадолго артиллерийский квартирмейстер Антропов помочь открыть замки; один из них с трудом открыли. Подъемные механизмы исправили вручную и Антропов ушел. Затем я принялся расчищать верхние желоба горизонтальные от снарядов, что пришлось с большим трудом очистить, т. к. короткая цепь в каркасе порвана и забита, так что осталась не исправлена. Затем принялся очищать норию; очищение тоже было трудное, т. к. она не вращалась на выход патронов вверх или вниз и патроны пришлось вытаскивать вручную через трубу. Затем, когда это кончил, старался повернуть башню, перевел с электрического на ручной, но сколько ни старался, ничего не мог; призвал на помощь комендора Мокеева, но результат остался безуспешный, т. к. исправление должно быть снаружи в мемеринце и работать нужно при огне, то оставил до рассвета. Во время работы г. Рюмин приходил и спрашивал несколько раз о ее исправности, причем говорил, что нужно непременно исправить, так как завтра опять будет бой. Когда я окончил работу, то было около 2 час. ночи. Я вышел на задний мостик, где были комендоры орудий и г. Карпов и кондуктор Малько. Я посмотрел — все было тихо, огней не видно. Здесь я отдохнул и с рассветом начал работу снаружи башни с прислугой: отвинчивать гайки болтов, для того, чтобы отнять кольца мемеринца, которые были вдавлены в броню трубы неподвижной части, но не успел до боевой тревоги кончить, хотя и работал с людьми около 5 час. утром.
Отправился в башню, где готовы были начать стрельбу. Кроме этой башни были выведены в батарее орудия 75 мм. 2 на левом борту и 1 на правом. Об исправлении их мне не было времени заботиться, т. к. важнее была башня для боя.

14.

Донесение корпуса фл. штурманов полковника Осипова.

14/27 мая 1905 г. я находился на броненосце «Ослябя» в должности флагманского штурмана 2-й эскадры Тихого океана 2-го отряда. Утром эскадра курсом норд-ост 60° шла в строе двух кильватерных колонн. Головными были броненосцы «Николай I» и «Князь Суворов». Около 7 час. утра показался во мгле справа первый неприятельский корабль, шедший с нами параллельным курсом; впоследствии оказалось, что это был крейсер II ранга «Идзуми». Эскадра в это время подходила к восточному Тсусимскому проливу, но из-за мглы берегов не было видно. Ветер был зюйд-вест 4 балла, порядочное волнение и мгла по горизонту; горизонт 6 — 7 миль. Эскадра имела 9 узлов ходу.
В 8 час. утра расцветились стеньговыми флагами по случаю дня коронования ИХ ИМПЕРАТОРОКИХ ВЕЛИЧЕСТВ.
Около 10 час. утра с левой стороны показался отряд старых япоиских крейсеров типа Матсушима, а за ним четыре легких крейсера типа «Нитака». Я был занят астрономическим определением места корабля и детально не мог следить за движением неприятельской эскадры. В 10½ час. утра показался справа пароход; крейсер «Жемчуг» отделился от эскадры и сигналом донес, что пароход «японский». В 11 час. утра эскадра наша перестроилась в одну кильватерную колонну: головной броненосец «Князь Суворов», за ним I броненосный отряд, затем II броненосный отряд, III броненосный отряд и отряд крейсеров с головным крейсером «Олег».
В 11 час. 15 мин. утра с броненосца «Орел» сделан был выстрел по неприятельским крейсерам, а за ним открыла огонь и 3-ья эскадра; огонь продолжался не более 5 минут, в 11 с половиною часов утра неприятельские крейсера начали удаляться на норд и скрываться. В полдень находились в φ = N 34° 01', L = N 129° 42'. Сигнал с броненосца «Князь Суворов»: «курс норд-ост 23° ист.». Согласно сигнала брон. «Ослябя», следуя движению Адмирала, изменил курс на норд-ост 23° ист.
В 12 час. 20 мин. пополудни с брон. «Князь Суворов» сигнал: «I брон. отряду повернуть последовательно вправо на 8 румбов, дать ход 11 узлов; бронен. «Ослябя» отменительный, курс норд-ост 23°». Когда последний корабль I отряда повернул на 8 румбов вправо, то головной корабль I отряда повернул на 8 румбов влево и эскадра в 12 час. 45 мин. пополудни выстроилась в две кильватерные колонны.
В 1 час 30 мин. пополудни с правой стороны, впереди курса, на пересечку, показались главные силы неприятеля, а именно броненосная эскадра, состоявшая из судов: «Миказа», «Шикишима»,
«Фуджи» и «Асахи» и бронированных крейсеров 1 класса: «Ниссин», «Кассуга», «Идзуми», «Адзуми», «Токива», «Якумо», «Асама» и «Ивате»; эскадра шла в кильватере, сначала приближенно курсом вест. В это время броненосец «Князь Суворов» переменил курс влево и сделал сигнал: «2-му бронен. отряду вступить в кильватер 1 отряду»; броненосец «Ослябя», чтобы скорее войти в кильватер, уменьшил ход, подняв шары. В 1 час 35 мин. пополудни неприятельская эскадра пересекала линию нашего курса и оказалась с левой стороны и начала склоняться на контр-курс с нашей эскадрой. В 1 час 40 мин. пополудни броненосец «Князь Суворов» начал поворачивать на курс норд-ост 23°, а броненосец «Ослябя» начал приводить в кильватер 1 бронон. отряду. В 1 час 45 мин. пополудни начался бой. Неприятель, открыв огонь, сосредоточил его на броненосцах «Князь Суворов» и «Ослябя». В начале боя я вместе с флаг-офицером лейтен. Косинским и несколькими нижними чинами находился на мостике у боевой рубки. При первых же выстрелах, неприятельский снаряд, ударившись в правое крыло верхнего переднего мостика и разорвавшись, ранил старшего флаг-офицера лейт. Косинского и контузил меня. Я перешел в боевую рубку и стал при ее входе; войти в рубку было нельзя за недостатком помещения. В боевой рубке находились командир брон. «Ослябя» капитан 1 ранга Бэр, старш. артил. Офицер капитан 2 ранга Генке, ст. шт. офицер лейтен. Дьяченков, на руле стоял кондуктор Спрогис и судовые чины у дальномеров и переговорных труб. Осколки через пролеты часто попадали в боевую рубку, газами срывало фуражки. Слышал как сообщили, что носовая башня не действует, видел как кусок носовой палубы был вырван снарядом. В боевую рубку приходил старший офицер броненосца капит. 2 ранга Похвистнев к командиру; в это время броненос. «Ослябя» имел порядочный крен на левый борт; неприятельские броненосные крейсера «Ниссин» и «Касуга» находились на траверзе и по ним шел огонь. Около 2 с половиною часов пополудни я был ранен осколком снаряда в голову; сначала перевязку сделал на пороге боевой рубки прапорщик Болдырев, но так как кровь было трудно остановить, то я пошел на перевязку в перевязочный пункт. В перевязочном пункте в бане я застал раненого мичмана Шеповалова в грудь и много нижних чинов; здесь же сидел священник с крестом. Сделали перевязку, я пошел наверх; выйдя наверх, у кормовой башни я заметил, как старались повернуть кормовую башню на правый борт, но безуспешно: крен был настолько велик, что не удалось это сделать. Команда бросала в воду койки и сама бросалась в воду. Видя неизбежную гибель броненосца «Ослябя», я бросился в воду со среза. Вынырнув, я ухватился за койку, проплыл около правого винта броненосца, винт не вращался. Люди в воде сначала плыли к минному катеру броненосца «Ослябя», но катер скоро затонул. Около 3 час. пополудни затонул и броненосец «Ослябя». Подошли к месту гибели броненосца «Ослябя» миноносцы и с миноносца «Буйный» была спущена шлюпка спасать людей. Неприятель открыл огонь по миноносцам. Подплыв к миноносцу «Буйный», я был поднят на палубу около 4 час. пополудни. До моего ухода в перевязочный пункт, на броненосце в боевой рубке все вышеуказанные лица находились на своих местах. Моменты донесения приближенные, т. к. записная книжка была утеряна.
На миноносце «Буйный», лежа в койке я будучи болен от потери сил при плавании в воде после гибели броненосца «Ослябя», я слышал как прибыл на миноносец командующий эскадрой вице-адмирал Рожественский. 15 Мая утром, около 8 час. утра адмирал Рожественский со штабом съехал на миноносец «Бедовый». По съезде адмирала, раненые и в том числе и я, были перевезены на шлюпке на крейсер I ранга «Дм. Донской». Подняв шлюпку, крейсер «Дм. Донской» пошел во Владивосток, в сопровождении миноносца «Буйный». Через некоторое время миноносец «Буйный» подошел к правому борту крейсера «Дм. Донской» и высадил всю команду на крейсер, а миноносец «Буйный» был потоплен снарядами с крейсера «Дм. Донской». Продолжая идти во Владивосток, крейсер I ранга «Дм. Донской» 15 Мая около 5 час. пополудни встретил по носу неприятельские крейсера типа Матсушима, в числе четырех судов и, переменив курс на остров Дажелет, привел их на правую раковину. Вскоре слева показались два других неприятельских крейсера, шедших большим ходом; это были «Нитака» и «Отава». Около 6 с половиною час. пополудни начался бой; неприятель поставил крейсер «Дм. Донской» в перекрестный огонь. Крейсер «Дм. Донской», отвечая, продолжал плавание к о-ну Матсусима (о-в Дажелет). Около 7 с половиною час. пополудни бой за темнотою прекратился и неприятельские суда скрылись; началась минная атака японскими миноносцами, но безуспешно. Около 9 с половиною час. пополудни крейсер «Дм. Донской» стал на якорь у о-ва Матсусима (о-в. Дажелет) и приступил к свозу команды на берег. 16 Мая утром я слышал, что крейсер I ранга «Дм. Донской» был затоплен, открыв кингстоны. Около 3 часов пополудни команда с о-ва Дажелета была снята на японский бронированный крейсер «Касуга» и 18 Мая доставлена в г. Сасебо, я же отправлен и морской госпиталь в г. Сасебо.

Корпуса Фл. Штурманов Полковник Осипов.

Иркутск. 25 Ноября 1905 года.

15б.

Показание Лейтенанта Казмичева.

На эскадренном броненосце «Ослябя», я, по боевому расписанию, командовал кормовой 10" башней. Во время боя 14 мая, когда броненосец, получив несколько пробоин по ватерлинии левого борта, вышел из строя и начал перевертываться на левую сторону, я, видя полную невозможность, вследствие громадного крена, продолжать стрельбу из башни, приказал ее открыть и выпустил всю прислугу. В это время, командиром уже была подана команда выходить из батарей и палуб и спасаться по способности. Команда бросала за борт пояса и койки и прыгала сама. Крен начал увеличиваться довольно быстро, тогда я разделся и тоже прыгнул в воду. Из воды меня подобрал миноносец «Буйный», им же были подобраны подполковник Осипов, мичманы Горчаков, Ливен, Бартенев и 207 человек ослябской команды, из которой несколько человек были убиты потом, во время снятия адмирала и его штаба с «Суворова». Как во время прыганья за борт, также в воде и на миноносце, команда вела себя очень сдержанно и покойно, паники не было совершенно, но, вместе с тем, не было и бодрости, которую заменили уныние и полная апатия ко всему окружающему.
За ночь, на миноносце команда немного оделась, согрелась и отдохнула и когда, утром 15, ее пересадили на «Донской», она имела совсем бодрый и почти веселый вид. На «Донском» она поела, оделась и отдохнула окончательно. Когда, к вечеру, выяснилось, что боя избежать не удастся и была пробита боевая тревога, всей ослябской команде, в числе около 200 человек, было приказано старшим офицером находиться в жилой палубе, нам же, офицерам, ничего сказано не было; некоторые из нас пошли на верхнюю палубу, я же остался в батарее, рассчитывая заменить одного из плутонговых командиров, в случае его убыли. К концу боя, попадания противника в «Донской» участились; в разных местах крейсера вспыхивали небольшие пожары, которые сейчас же тушились. Было несколько попаданий в жилую палубу, где разрывавшиеся снаряды производили страшное опустошение среди массы скученных, ничего не делающих людей. Говорят, что ими овладела паника и они бросились наверх, но сам я этого не видел; не видел также и мер, которыми паника была прекращена, но, думаю, что наверху она больше проходила сама собой; ко мне же прибежали только артиллерийский кондуктор и с ним 4 — 5 человек очень взволнованные, которые, со слезами. начали рассказывать, что внизу одним снарядом было разорвано около 10 человек и что сейчас опять нужно будет тонуть. Я их успокоил и, до конца боя, они находились около меня, помогая прислуге подачи.
С заходом солнца, бой прекратился и начались минные атаки, которые были все отбиты. Повреждения, полученные крейсером, мне точно неизвестны, сам же я видел только одну пробоину с левого борта у самой ватерлинии, представлявшую собой круглое, довольно правильной формы, отверстие, приблизительно, от 8" снаряда. Остальные пробоины по ватерлинии я не видел, но, судя по тому, что не было ни крена, ни водяной тревоги, думаю, что подводных не было. Из повреждений в машине и кочегарке мне известно только, что осколком был пробит не действовавший котел и, затем, избиты осколками же дымовые трубы, причем задняя, насколько помню, была в верхней части разорвана, уменьшения же хода крейсера на глаз заметно не было. Больше всего пострадала носовая часть корабля, где все 6" пушки были выведены из строя, передний мостик и боевая рубка уничтожены, вследствие чего управление рулем было переведено на ручной штурвал. Подходя к берегу, уменьшили ход до самого малого и, как только стали на якорь, сейчас же был послан, на уцелевшей шестерке, офицер, который осмотрел берег, куда удобнее свозить команду и достал две местные шлюпки с гребцами —  корейцами. На этих шлюпках и уцелевшем барказе и начали свозить, сначала раненых, а, потом, и уцелевшую команду с вещами и провизией, что и было окончено к рассвету.
Перед началом боя 14 мая, «Ослябя» шел головным левой колонны, имея позади себя II и III броненосные отряды и на правом траверзе, в расстоянии 20 кабельтовов, концевой корабль I отряда. Как только выяснилось, что, показавшиеся на правом крамболе из тумана, корабли представляют главные силы японцев, I отряд увеличил ход и, вместе с тем, все корабли I отряда положили право руля, желая в строе пеленга скорее занять свое место, впереди II отряда. Японцы же, в это время, успели в строе кильватера, имея «Миказа» головным, перейти на левую сторону «Осляби», легли на противоположный курс и на левом траверзе «Осляби» последовательно поворачивали на 16 R влево и, как только ложились на параллельный нам курс, сейчас же открывали по «Осляби» огонь. В это же время, к своему месту подошел 1 отряд; чтобы дать ему возможность скорее занять свои места и избежать скученности, «Ослябя» уменьшил ход и сейчас же получил несколько пробоин по ватерлинии и небольшой крен на левую сторону. Говорят, что тут «Ослябя» на мгновение вышел из строя, но, по-моему, это просто был положен немного влево руль, чтобы избежать таранного удара в идущий впереди «Орел». Крен исправлен не был и спустя, приблизительно, час, после начала боя, достиг такой величины, что башенные пушки, имея максимальный угол возвышения — 35°, смотрели ниже горизонта. В это время «Ослябя» окончательно вышел из строя в правую сторону и перевернулся. Во время стоянки на Мадагаскаре, броненосец выходил в море на практические стрельбы два раза, при чем на каждое 10" орудие пришлось в общей сложности не более 5 выстрелов.

Лейтенант Казмичев.

Дополнение описания боя.

Когда было уже 9 час., тогда у миноносца «Бравый» согрелись машины, и миноносец «Бравый» стал давать 5 узлов ходу и все время был с потушенными огнями. Тогда нас окружили неприятельские миноносцы и стали подавать нам сигналы — синий и красный огни, и миноносец «Бравый» тоже отвечал на это. Один из неприятельских миноносцев, приблизившись кабельтовов на 10, испросил словесно нашего командира: «Сало, сало», но наш командир ничего не отвечал, не зная по-японски ничего. Мы все время держали курс в Владивосток. На рассвете 16 числа нам показались на горизонте два дыма, но мы не могли определить, чьей они были эскадры — нашей или неприятельской. Наш миноносец взял курс к Корейскому берегу, но угля у нас было очень мало, так что пошли только 5 узловым ходом и, вдобавок, пережигали мусор вместе со свежим углем. Пройдя всю ночь на 17 число, у нас на 18 число угля не осталось нисколько, тогда стали жечь дерево, находящееся на миноносце, даже ободрали обшивку кают-компании и унтер-офицерского помещения, жилую палубу. Ободравши всю деревянную обшивку, стали жечь мешки, а угольный мусор обливали горючими веществами: скипидаром и пиронафтом и т. п. В последнее время было все сожжено, даже на последний пар, который остался в котле, еще пустили двигатель динамо-машины и пустили воздушный змей и давай телеграфировать во Владивосток. Оттуда ответили беспроволочным телеграфом, что «Идет вам навстречу пароход «Монгугай». В это время наш миноносец был около острова Аскольда, качаясь по волнам, только имея возможность двигаться от волны. Вдруг нам из бухты острова Аскольд показались два неизвестные миноносца, идущие полным ходом к нам навстречу, с поднятыми боевыми флагами. Миноносец «Бравый» тоже пробил тревогу и вся команда приготовилась к новому бою. Когда миноносцы подвинулись и рассмотрели русский военный флаг, тогда наши миноносцы, взяв нас на буксир, ввели нас в бухту. Там нам дали хлеба, так как у нас у всех более суток не было ни крохи хлеба в желудке и дали по чарке водки и приняли от них угля. Потом мы пошли со всеми миноносцами во Владивосток, где нас и встретили. Вышеупомянутый пароход и Красный Крест тут опять остановились, и, перевязавши всех тяжело раненых, вошли в бухту в крепости Владивосток. Мы все прослезились, когда нас встретили сухопутные войска с криками «ура». Когда миноносец пристал, тут к бону прибыл командир порта и поздравил нас с прибытием. Затем посетил командующий Владивостокскими крейсерами контр-адмирал Иеесен и много тут было публики, которая поздравляла все время с криками «ура», а, затем, многие полезли на миноносец, спрашивая об эскадре адмирала Рожественского. Через несколько времени нас взяли на баржу и отправили в Сибирский флотский экипаж. Там дали нам обмундировку, и, после того, как пришли из приготовленной ими бани, нам дали ужинать, а после этого времени, как будто бы стали вести опять новую жизнь.

18.

Показание Лейтенанта Овандер.

10 Мая повернули из Тихого океана в Китайское море, взяв курс на Шанхай. В полдень φ=27° 13' N; L=125° 14' O. Суточное плавание 128,0 миль. 12 Мая, оставив транспорты у Шанхая взяли курс к японским берегам. В полдень φ=31° 23' N; L=123° 24' O. Суточное плавание 181,0 миля. 13 Мая в полдень, φ=32° 40' N; L = 126° 33' O. Суточное плавание 185,0 миль. В этот день стоял па вахте с 8 час. вечера до полночи. Шли в 3 кильватерных колоннах: правая — I и II броненосные отряды, средняя — транспорты и левая — III броненосный отряд и часть крейсеров. Разведочный отряд шел впереди эскадры в 6 — 8 кабельтовах. На траверзах головных кораблей эскадры по внешнюю сторону шли крейсера «Жемчуг» и «Изумруд», в расстоянии от вышеупомянутых судов около 3 — 4 кабельтовов. Крейсерам этим в кильватер шли госпитальные суда днем, а ночью госпитальные суда удалялись от эскадры настолько, что их не было видно. До сего дня они шли по ночам без всяких огней, а этот вечер госпитальные суда несли все огни и имели свет в иллюминаторах. Эскадра же до сегодняшнего дня шла с отличительными огнями, силу света которых постепенно уменьшали, не имея совершенно света через иллюминаторы.
В этот вечер на судах эскадры не видно было совсем отличительных огней, это вызвало у меня разговор с командиром, результатом которого было то, что командир приказал погасить правый отличительный огонь, оставив левый — внутренний. С заходом солнца, броненосец в любую минуту был готов отразить минную атаку. Все были на своих местах, при чем половине по очереди было разрешено тут же спать у своих мест. Каждые полчаса всех людей проверяли офицеры с вахты, а, в промежутки, еще и дежурные кондукторы.
До полуночи приемная станция телеграфа без проводов не работала.
Погода эти дни была пасмурная и дождливая, волна была небольшая. Весь день до полуночи шли малым ходом, узлов около 6-ти. Ночь прошла тихо, только в 3-м часу ночи меня разбудили и доложили, что приемный аппарат телеграфа стал работать, но по знакам ничего не разобрать, видимо, японцы телеграфируют или судно другой нации, но только знаки эти не атмосферного явления. Убедившись, что смысла не разобрать, вследствие условности знаков, я приказал сообщить об этом на вахту.
14 Мая в 8 час. утра вступил на вахту, так как, согласно приказа командира по судну, стояли уже несколько дней все офицеры на три вахты. В это время на правом нашем траверзе шел неприятельский разведчик — крейсер «Идзуми», в расстоянии 55 — 60 кабельтовов (крейсер этот шел с 7 час. утра), на него у нас все время была наведена кормовая 12" башня.
Погода была солнечная, но горизонт затянут мглой и волна увеличивалась. Ход был с рассветом увеличен до 8-ми узлов.
В 9 час. утра, приблизительно, на Норд-Вест 15°, были усмотрены неприятельские суда, которых было 4 или 5.
В 9 час. 40 мин. сигнал с эск. брон. «Суворов»: «Тревога». Пробили тревогу и перешли для управления в боевую рубку. Приблизительно, в это время на пересечку курса слева направо шла какая-то лайба и, когда она была довольно близко, к ней подходил «Жемчуг», который, спустя некоторое время, подходил к проходившему пароходу. (10½ час.).
Насколько помнится, в это же время с эск. брон. «Суворов» был сигнал: «II и III бронен. отряд, построиться в боевой порядок. I брон. отряд, повернуть последовательно вправо на 8 румб.» Какие были сигналы крейсерам и транспортам, совсем не помню.
III бронен. отряд затянул построение, а потому, когда в 11 час. 12 мин. грянул первый выстрел и завязалась перестрелка с неприятельскими крейсерами слева, то расположение наших главных сил было приблизительно следующее:



I бронен. отряд вправо и впереди от II брон. отряда, причем эск. бронен. «Орел» не успел еще повернуть вправо, а III бронен. отряд влево от II бронен. отряда и эск. бронен. «Николай I», приблизительно, на траверзе эск. бронен. «Ослябя», на расстоянии около 4-х кабельтовов.
Насколько у меня осталось в памяти, первый выстрел был с эск. бронен. «Орел», а, затем, подхватил Ш брон. отряд. Неприятель отвечал. Когда началась эта перестрелка, то с эск. бронен. «Суворов» был сигнал: «Не разбрасывать снарядов». Вследствие этого сигнала, с нашей стороны огонь был прекращен, а неприятель, повернув вдруг на 8 румб., влево, скрылся за горизонтом. Расстояние в колоннах у нас между судами было ровно 2 кабельтова. Описанная перестрелка велась около 12 мин. и была в начале 12 часа.
После этой перестрелки команда по очереди обедала (по-вахтенно). Около 1 часу дня неприятель показывается с правой стороны, в количестве 17 судов, переходит на левую сторону и делает петлю, в виде французской буквы «L». В это время был сигнал с эск. бронен. «Суворов»: «2 брон. отр. иметь 9 узлов ходу, а 1 брон. отр. 11 узлов». Положение эскадры было следующее:



После перестрелки, I брон. отряд, отойдя от нас на 17 каб. вправо, повернул (вдруг) влево и выстроился в одну кильватерную колонну, вследствие чего получился у нас строй 2-х кильватерных колонн, который походил на русскую букву «П», правая сторона которой укорочена, или на букву «Г».
С перестроением, эскадренный броненосец «Суворов» открыл огонь, неприятель стал отвечать, бой завязался.
Адмирал, очевидно, хотел стать в голове нашей колонны, а потому он стал описывать коордонат влево. Вследствие того, что разность хода была 2 узла, то I броненосный отряд уходил вперед очень медленно, а, так как, бой уже начался, то командир эскадренного броненосца «Ослябя», желая, очевидно, помочь эскадре поскорее выстроиться, т. е. дать выйти вперед 1 броненосному отряду, сперва уменьшил ход, а, потом, сейчас же за этим, застопорил машины. Мы шли точно в 2 кабельтовах в кильватер эскадренному броненосцу «Ослябя» и расстояние стало вдруг сильно уменьшаться, так что почти моментально были переведены ручки машинного телеграфа с полного хода на средний, со среднего — на малый и, наконец -— на стоп машины. Расстояние между судами нашей колонны сделалось из-за этого сразу всего около ½ кабельтова. Произошел этот маневр в продолжение, может быть, не больше 2 мин., так как прямо видно было (заметно), как мы стали наседать на эскадренный броненосец «Ослябя». Эскадренный броненосец «Ослябя» изменение хода и остановку машин нам ничем (сигналом, семафором и пр.) не показал. Сколько времени мы стояли в куче с застопоренными машинами и шли затем малым ходом — не помню.
I броненосный отряд не описал коордонат влево до конца. а потому, когда он выстроился, то был на несколько кабельтовов вправо от нас, вследствие чего эскадренный броненосец «Ослябя» стал делать (описывать) коордонат вправо, чтобы вступить в кильватер I броненосному отряду. Следуя эскадренному броненосцу «Ослябя», мы стали тоже описывать коордонат вправо.
Пока наш отряд стоял, затем шел малым ходом и описывал коордонат вправо, он был страшно поражаем огнем неприятеля, попадания которого были прямо удивительны.
Это перестроение и было причиною гибели эскадренного броненосца «Ослябя»; на нем был сосредоточен огонь, и он, не успев даже окончить описывать коордонат вправо, вышел из строя вправо же и пошел по правой стороне обратным курсом эскадры, имея очень большой крен на левую и пламя по тому же борту.
На эскадренном броненосце «Сисой Великий» мы попали в полосу огня эскадренного броненосца «Ослябя», так как от последнего мы были в расстоянии около ½ кабельтова, у нас пострадал нос броненосца, который получил несколько пробоин.
По выходе эскадренного броненосца «Ослябя» из строя, мы вступили в кильватер эскадренному броненосцу «Орел», заняв место эскадренного броненосца «Ослябя». Пройдя немного этим курсом, эскадренный броненосец «Суворов», не делая никакого сигнала, вдруг стал склоняться вправо, за ним последовал эскадренный броненосец «Император Александр III», за последним — «Бородино». Странно было только то, что эскадренный броненосец «Суворов» продолжал все клониться вправо.
В это же время мне подали бумажку с сигналом (сигнал был сделан, очевидно, по телеграфу без проводов, т. к. по какому-нибудь другому способу он не мог быть принят), который я и стал разбирать (так как сигнальные книги лежали у моих ног) вместе с сигнальным кондуктором, который держал книгу. Стоял я у машинного телеграфа, разбирая сигнал, сидя на корточках. Пока таким образом разбирал сигнал, в рубке был разговор, что делать, эскадренный броненосец «Суворов» прямо держит на нас и уже очень, близко, а крейсер «Жемчуг», кажется, собирается прорезать строй, пройдя нам под нос, чтобы перейти на левую сторону. Разобрав сигнал: «Адмирал не управляет», я встал на ноги и увидел, что эскадренный броненосец «Суворов» идет прямо на нас, уже очень близко, но чуть позади траверза, а потому инстинктивно взялся за ручки машинного телеграфа и сказал: «надо дать самый полный вперед»; командир сказал на это: «да, давайте», и я, согласно приказания командира, три раза, один за другим, ставил ручки машинного телеграфа на полный ход; в машине, услыхав тревогу, слыша звонки «полный ход», дали требуемый ход и мы проскочили у эскадренного броненосца «Суворов», он прорезад наш строй, пройдя в несколысих саженях у нас за кормою, так что эскадренному броненосцу «Наварин», чтобы избежать столкновения, пришлось свернуть на 12 румб. влево. Пока переводил ручки машинного телеграфа, крейсер «Жемчуг» прорезал строй, пройдя у нас под самым носом. Эскадренный броненосец «Император Александр III», увидев, что поворот вправо эскадренного броненосца «Суворов» означал, что он выходит из строя, стал склоняться влево, поворачивая на прежний курс; за ним последовательно и остальные суда I броненосного отряда стали приводить ему в кильватер, ложась на старый курс. Радиус этого маневра (полуповорота) был менее 5 кабельтовов и ход чуть ли не малый. Бой велся с левого борта.
Расстояние у неприятеля было между судами около 4 кабельтовов и, во всяком случае, не меньше.
В это же самое время, эскадренный броненосец «Николай І», выйдя из строя влево, увеличил свой ход, стал обходить суда, что показало, что он хочет занять головное место в колонне, после выхода из строя эскадренного броненосца «Суворов».
Миноносцы держались во время боя у тех судов, с которых, согласно приказа адмирала, они должны были спасать адмиралов и их штабы.
Во время всех этих событий было доложено командиру, что в носовом отсеке не могут справиться с водою, а потому, когда все это прошло и мы легли на прежний курс, то командир мне приказал идти в носовое отделение и помочь старшему офицеру, вследствие чего я спустился вниз; это было, так, между 3¼ и 3½ час. дня.
В тот момент, когда я находился на трапе из жилой палубы в 6" батарею, в 6" батарею попал неприятельский снаряд и я был легко обожжен, а затем отравлен газами в жилой палубе (газами «шимозы»), т. к. все выходы из этой палубы были закрыты, вследствие того, что в этом отсеке зазвонили колокола громкого боя, а люди, думая, что пробили настоящую водяную тревогу, задраили все двери. Задраено нас там было человек 25. Когда меня нашли, вынесли и привели в чувство, то пожар у нас на эскадренном броненосце «Сисой Великий» был уже прекращен.
В силу того обстоятельства, что я находился затем в полусознательном состоянии, вследствие отравления газами «шимозы», я не могу дать более показаний об этом бое. В полное сознание пришел я только после рассвета 15 мая. 14 мая в полдень φ=34° 09' N ; L = 129° 35' O. Суточного плавания не имею.
Примечание. Вот, приблизительно, чертеж того момента боя, когда эскадренный броненосец «Суворов» выходил из строя.



Бывший старший минный офицер эскадренного броненосца «Сисой Великий».
Лейтенант Э. Овандер.

20.

Донесение Мичмана Рождественского.

Крейсера I ранга «Адмирал Нахимов» командира кормовой 8" башни мичмана Алексея Рождественского о Цусимском бое 14 мая 1905 г. донесение.
Согласно бывшего 13 мая 1905 г. сигнала Командующего 2 эскадрой флота Тихого океана, «приготовиться к бою», крейсер I ранга «Адмирал Нахимов», утром 14 мая, был совершенно готов вступить в бой с неприятелем.
Настроение духа личного состава было превосходное. Команда рвалась в бой и только молилась, чтобы Бог сохранил адмирала, в которого она верила и от которого ждала победы.
Еще в Малаккском проливе были разобраны все деревянные переборки и щиты кают-компании и офицерских кают в жилой палубе и адмиральского, командирского помещения и кондукторских кают в батарейной. Все шкафы, койки, столы, умывальники кают были удалены, и офицеры спали или на верхней палубе, или в том месте офицерского помещения, где должны были быть их каюты. Теперь же, в ночь на 14-е, были окончены последние приготовления. Орудия батареи были разделены между собою продольными и поперечными траверзами из сетевого заграждения, набитого койками и большими чемоданами. Эти траверзы принесли нам в бою огромную пользу — осколки рвавшихся снарядов выводили только одно орудие из строя и застревали в этих траверзах. В кают-компании, где был устроен перевязочный пункт, был сделан продольный траверз из якорного каната. На верхней палубе были устроены поперечные траверзы из 8" перлиня. Шлюпки были обмотаны перлинями и залиты водой. Гребные катера лежали в барказах. Ящики с сигнальными флагами были заменены парусиновыми мешками и все дерево, не представлявшееся необходимым, было выброшено за борта.
Утром 14 мая, мы увидели на правой раковине японский легкий крейсер. Он был настолько близко, что мы могли разобрать, что это был «Идзуми». «Ослябя» просил разрешения «сразиться с неприятелем», но адмирал не позволил. Прошло довольно много времени, когда, по сигналу с «Суворова», на него навели башни, но крейсер, очевидно достаточно рассмотрев наш строй, в это время уже отходил, беспрерывно телеграфируя.
В 11 часу дня, на левом траверзе показалось несколько неприятельских крейсеров. Адмирал поднял сигнал «боевая тревога» и стал описывать І-м и II-м броненосными отрядами коордонат влево, желая выстроить один кильватер впереди третьего броненосного отряда и крейсеров. В это время суда III-го броненосного отряда открыли огонь по неприятелю и, кажется, довольно удачно, так как на одном из крейсеров показался огонь, и они, отстреливаясь очень неудачно, стали склоняться влево и уходить. Стрельба длилась 8 минут, пока адмирал не поднял сигнал «не бросать снарядов».
В 12 часу дня, адмирал поднял сигнал «повернуть последовательно вправо на 8 румб.», затем «Ослябе» отменительный, и І-му броненосному отряду вдруг влево на 8 румб., но, вследствие заевшего на «Суворове» фала с предыдущим сигналом, новый сигнал был не всеми понят и «Александр III» повернул последовательно, а затем, и «Бородино» и «Орел», повернувшие сперва вдруг, вступили в кильватер «Александру». Получилось две кильватерных колонны, расстояние между которыми было 17 кабельтовов.
В это же время был поднят сигнал: «команда имеет время обедать», но, начавшийся обед был вскоре прерван тревогой, так как неприятель снова показался и на него было приказано навести 12" башни. Стрельбы не было. За это время были окончены последние приготовления башни к бою. Были принесены два ведра питьевой воды, разбавленной лимонным и клюквенным соком. Палуба была обильно полита водой, проверены на разрыв гальванические трубки, проверены телефоны, циферблаты и рупор. Словом, все было в исправности, и только ждали боя.
Прошло еще несколько времени и вот, справа по носу, показался неприятель. Он шел сперва контр-курсом, а затем повернул на пересечку нашему курсу. Впереди ясно был виден броненосец «Миказа» с большим адмиральским флагом; затем шли «Шикишима», «Фуджи», «Асахи», «Касуга», «Ниссин», «Идзумо», «Адзума», «Токиво», «Якумо», «Асама» и «Ивате». Перейдя на левую сторону от нас, они, казалось, хотели разойтись с нами контр-курсом, но, затем, «Миказа» вдруг круто повернул влево и пошел с нами сходящимся курсом. Не желая слишком сближаться с нами, он описал петлго, и броненосные крейсера, шедшие с ним еще контр-курсом, должны были повернуть строем фронта от него, дабы дать ему дорогу.
В 1 час 35 мин. на «Нахимове» пробили боевую тревогу, и в 1 час 49 мин., по местному времени, начался бой «Суворовым», который в это время выстраивался с І-м броненосным отрядом впереди II-го. Неприятель сначала молчал, но, сблизившись до 32½ кабельтовов, открыл сперва редкий, а, затем, сплошной огонь по нашим головным «Ослябя» и «Суворову». Мы еще не выстроились, и чтобы дать «Орлу» вступить в его место, «Ослябя» должен был застопорить машины — это и было причиной его гибели. Он вскоре вышел из строя вправо, попытался, описав круг, снова войти в строй, но, не войдя, повернул на 20 румб. и через час после начала боя, на правой раковине «Нахимова», в расстоянии 5 — 6 кабельтовов лег на левый борт, покаазал винт и скрылся под водой. К нему в это время подходили три миноносца: «Буйный», «Бравый» и «Быстрый». В это время «Суворов» тоже вышел из строя вправо и, прорезав строй между «Сисоем Великим» и «Наварином», перешел на левую сторону от нас.
В самом начале боя, все сообщения кормовой башни с боевой рубкой были испорчены или перебиты — не действовал ни циферблат, ни телефон, ни рупор. Я получил расстояние голосом с кормового дальномера и старался стрелять по концевому кораблю «Ивате». В начале 4 часа, был разбит кормовой дальномер и повреждено электрическое вращение башни. Башня была тотчас же переведена на ручное вращение а, с помощью немедленно явившегося гальванера, через 9 мин. повреждение было исправлено и башня была снова на электрическом вращении. Глазомерное определение расстояния было поручено мною одному комендору, лучше всех определявшему расстояние на частных учениях. Стрельба не прекращалась ни на минуту.
Около 5 час. вечера, бой временно прекратился, мы разошлись с неприятелем в дыму и тумане. Около 6 час., бой завязался снова. Осколками попавшего в грот-марс 8" снаряда была изрешетчена крыша кормовой башни, три человека тяжело ранены, два ранены легко, а остальные более или менее легко контужены.
В 6 час. 45 мин. на левом траверзе «Нахимова», между ним и «Сисоем Великим», с расстояния 2 — 3 кабельтовов, одновременно с выстрелом, медленно переворачивается на правый борт «Александр III». Люди, не сходя с корабля, переходят на борт, а, затем, по мере крена, бегут на киль. Часть срывается в воду, много остаются на киле. Винты вращаются. По середине киля вырывается столб пару.
В это время «Нахимов» шел концевым. (К.-а. Небогатов, еще до боя семафоривший на «Нахимов»: «если Вы будете отставать, я обгоню Вас и заступлю на Ваше место», обогнал II броненосный отряд еще в начале 4-го часа). За кормой, первоначально в строе пеленга, а затем кильватера, шел Камимура и, постепенно приближаясь, с 75 кабельтовов открыл огонь по «Нахимову». Сперва были все недолеты; затем осколки малых недолетов стали осыпать «Нахимов» и перелетать даже через него (снаряды рвались об воду), и, наконец, стали и перелеты. Я, имея предельное расстояние 43 кабольтова (при 44 кабельтовах орудие при откате задевало своей казенной частью закрепление), на огонь Камимуры не отвечал. В момент гибели «Александра», Камимура был в расстоянии 50 кабельтовов от «Нахимова», уже достаточно пристрелявшись, но в это время к «Александру III» попытался подойти для спасения людей «Изумруд» и Камимура перенес весь огонь с «Нахимова» на «Изумруд», и, оставив «Александра», «Изумруд» не выдержал огня и повернул.
Прошло еще немного времени. Стало темнеть. Погиб не выходя из строя, «Бородино». Бой прекратился.
«Нахимов» приготовился к отражению минной атаки. Одели ночные мушки. Приготовили сегментные снаряды. Вынесли наверх и поставили, спрятанные на время боя, прожектора. Но вот атаки начались. Японцы атакуют удивительно отважно — на 4 — 5 кабельтовов. Вдруг крейсер вздрагивает. В кормовую башню вливается с кормы масса воды. От воды перегорает электрический привод, а от толчка стол садится на ножки. Перевожу на ручной привод и подачу и тщетно стараюсь исправить повреждение. Казалось бывшим на корме, что пробоина в корме, но, оказалось, что в носу — в шкиперской. Носовая башня и носовые орудия правого борта были выведены из строя еще днем и миноносец безнаказанно мог атаковать справа по носу. Мы продолжали отражать атаки и, наконец, получив от скорострельной артиллерии точное расстояние — 4 кабельтова, я даю почти залп из своей башни. Миноносец ломается на две части, пожар и он тонет. После, на подобравшем нас вспомогательном крейсере «Садо-Мару» мы видели гробы с убитыми на этом миноносце людьми. Их подобрал другой миноносец и передал их тела на «Садо-Мару» для погребения на родине. Командир этого подобравшего миноносца заявил, что погибший миноносец был потоплен «Нахимовым». Почти одновременно был потоплен снарядами правой башни еще один миноносец. У нас кричали «ура». В это время мы уже вышли из строя. Эскадра у нас на правом траверзе отстреливается от миноносцев. Мы еще тоже некоторое время отстреливаемся, а, затем, закрываем все прожектора и огни и стараемся скрыться от миноносцев в темноте. Крен и дифферент увеличиваются. Команда вся спокойна. В это время на мостике было нечто в роде военного совета, где было решено приблизительно следующее: в виду того, что невозможно определить, продержится ли на воде «Нахимов» и сколько времени, в виду необходимости подвести пластырь, что можно сделать лишь при застопоренной машине, так как подкильные концы перебиты, затем, в виду того, что весь корабль настолько поврежден, что эскадренного боя вести не может, (нет хода и большая часть артиллерии выведена из строя), имея сильный крен и дифферент, было решено застопорить машины, отстать от эскадры и принять все меры к спасению корабля; затем, подведя пластырь, постараться скрыться до восхода луны от неприятеля, а затем следовать к корейскому берегу (точного своего места мы не знали, в виду того, что курс во время боя постоянно менялся, а определить свое место не было возможности), но отнюдь не идти в Шанхай или какой-нибудь другой порт разоружаться. Подойдя к корейскому берегу, незаметно от неприятеля спустить водолаза, поскольку возможно заделать пробоину, откачать отсеки, завести добавочные пластыри и идти во Владивосток. Если же встретим неприятеля, то продолжать бой до полной гибели корабля, а если не хватит снарядов или подобьют последнего артиллериста, то открыть кингстоны и взорвать крейсер, для чего приготовить соответственно минный погреб.
Мы подвели один пластырь и стали отходить от места боя, для более подробного осмотра. Пробоина с рваными краями была таких размеров, что пластырь не закрывал ее. Весь носовой отсек 32-го шангоута был залит водой. Жилая палуба была наполовину в воде. Мне было поручено привести в исправность шлюпки, выкачать из них воду и переосновать стрелу для спуска барказов. Мы шли малым ходом стараясь избегать встречающихся нам миноносцев. Мы их несколько раз замечали, но, изменяя соответственно курс, счастливо прошли неприятельскую цепь. Лишь уже к утру нас осветил трижды неприятельский миноносец и трижды отвел луч вправо. Затем он показал японские опознательные той ночи: ..—.., и затем пропал. Мы были уверены, что он нас атакует, и я побежал в свою башню, вполголоса передавая приказание командира: «по местам, к отражению минной атаки». В это же время показалось вокруг масса огней, то появлявшихся, то скрывавшихся. Но миноносец, очевидно, потерял нас, а огни оказались рыбачьими. Одна из фун почти въехала в борт «Нахимова», до такой степени мы были незаметны.
Утром мы еще раз пытались завести пластырь, но опять неуспешно. Стало светать. Вдали показался берег. Это оказался остров Цусима. Командир потребовал наверх трюмного механика и спросил его, сколько времени могут еще выдержать переборки. Тот ответил, что точно определить невозможно, но, что, вероятно, еще полчаса, час выдержат. Тогда мы повернули к берегу кормой и пошли задним ходом, очень медленно, боясь, чтобы не сорвало пластыря. В это время показался миноносец. Когда выяснилось, что неприятельский, то командир приказал застопорить машины, открыть кингстоны и спустить шлюпки. Это было милях в 4 от берега, на глубине больше 40 сажен. За несколько времени до этого мне пришла мысль о деньгах. Я спросил стоявшего на вахте ревизора насчет денег. Он ответил, что маленький мешок золота у часового, а остальное пусть гибнет. Тогда я предложил раздать офицерам золото, с тем, чтобы после мы могли их вернуть казне, а с деньгами можно было бы попытаться и спастись и из плена вырваться. Он предложил мне распорядиться, как я желаю, но советовал не брать бумажных денег, так как их гибель не является государству убытком. Денежный сундук стоял у меня в подбашенном отделении. Я взял наличное золото и ящик с собственными деньгами офицеров. Вынес деньги наверх и предложил офицерам взять, кто сколько может, сообразно своим способностям плавать. Затем, остальные деньги я передал старшине своего вельбота № 2, приказав ему отдать на берегу мне, если мне удастся доплыть до берега, или кому-нибудь из офицеров. После оказалось, что старшина сдал деньги старшему доктору, а тот передал их командиру. Деньги, бывшие на руках у офицеров, были разделены между всеми поровну, и составлен был список, представленный командиру.
В это же время стали спускать шлюпки. Сперва спустили шестерку № 2 и приготовили ее для взрыва крейсера, затем я спустил свой вельбот и пошел на ют грузить раненых на шлюпки. Японский же миноносец, приблизившись на 40 кабельтовов, поднял какой-то сигнал, и, не получая ответа, стал стрелять. Снаряды пролетали над нашими головами. Командир вышел из своей каюты, уничтожил все секретные приказы и бумаги и приказал бывшим на юте офицерам оставить крейсер и бросаться и воду, так как он будет взрываться. Он повторил несколько раз приказание, пока офицеры стали один за другим оставлять крейсер. На шлюпку не сел ни один офицер, все, даже священник в облачения, с крестом и иконою в руках, бросился с юта в воду, но вскоре был подобран барказом с ранеными. Найдя полуистрепанную койку, прыгнул в воду и я, но выплыв наверх, койки не увидал, она пошла на дно. Ожидая взрыва, я старался отплыть от крейсера, но взрыва не произошло. Продержавшись довольно долго в воде, сперва без всякой помощи, а затем на доске, данной мне одним кочегаром, я в полубесчувственном состоянии был подобран шлюпкой с «Садо-мару».
В конце седьмого часа утра крейсер скрылся под водой, уткнувшись сперва носом обо дно, а, затем, легши на правый борт.

Мичман Рождественский.

Пробоины «Нахимова».

Левый борт.

1. В трубу 8", ранило 3 кочегара, выведена труба паровой донки.
2. В борту у эжектора — пробита палуба 6".
3. В трубу 6".
4. В стойку банкета 6".
5. В средний мостик 6", ранено 2 матроса, пробит мостик и палуба, осколки в камбузе.
6. В среднюю рубку 6". Убит 1. Ранено 2. Разбита рубка, пожар. Выведено 47 мм. № 30. Пробит мостик и барказ.
7. В левый паровой катер и во входное отверстие правой башни 6". Убито 10, ранено 7 и 1 офицер тяжело. Пробит катер паровой № 2 и выведена вся прислуга правой башни. Башня повреждена.
8. У восьмого 6" орудия 8". Ранен 1, убито 2 и 1 кондуктор. Перебита паровая труба кормовых шпилей,
9. У 10 орудия 6". В верхнюю палубу. Ранено 2.
10. В грот-марс 8", ранено 8. Сбит пулемет, повреждены кормовой дальномер и 47 мм. орудия № 34 и № 33.
11. В командирское помещение 12". Разбито все помещение.
12. В грот-марс 6". Изрешетчена крыша кормовой башни. Из прислуги башни ранено тяжело 3, легко 2, контужено 13.

Правый борт.

13. В носовую часть 12". Сбило правый якорь. Вывело носовую башню. Пожар. Громадная пробоина.
14. В носовую часть 6". Пробита батарейная палуба.
15. В верхнюю палубу позади носовой башни 6". Пожар.
16. В фор-марс. Убит 1, ранен 1. Сбит прожектор на марсе. 6".
17. В вельбот № 1. 6". Мостик пробит.
18. В 3 орудие. 6". 1 убит, ранено 7. Пробит борт и разбито орудие № 3.
При сем 15 чертежей *).

Мичман Рождественский.
--
*) Чертежи приложены к подлинному документу в деле Архива Войны № 202. Прим. Изд.

Отредактированно vs18 (09.06.2010 14:18:02)

22.

Показания Мичмана барона Г. Унгерн-Штернберг.

Приступая к описанию Цусимского боя, я начну с последней погрузки угля 9 Мая, когда эскадра, по приказанию адмирала Рожественского, приняла полный запас угля, то есть максимум угля, поместимый на суда эскадры. Судя по этим данным, мы все были уверены, что мы пойдем с восточной стороны Японии, имея на это достаточный запас угля.



На другой день после погрузки, эскадра уменьшила ход с 9 узлов до 5. Однако 12 мая, мы опять прибавили ход и всей эскадрой были сделаны эволюции, которые довольно плохо вышли. После погрузки угля десятого мая, транспорты были посланы в Шанхай, однако не все и с нами продолжали путь «Анадырь», «Иртыш», «Камчатка», «Русь», «Свирь» и «Корея»; в защите этих судов состояла обязанность наших крейсеров. Уже 12 мая мы, продолжая держать курс на Корейский пролив, получали телеграммы неприятеля, разведочные суда которого заметили дым нашей эскадры. 13 мая, в продолжение всего дня, получали телеграммы, но Командующий эскадрой строго запретил нам и другим судам мешать неприятелю; с нашей стороны разведочных судов не было. 14 мая был сильный туман. Около 7 час. утра, мы уже шли по дневному строю, показался вдруг с правой стороны, идя с нами параллельным курсом, японский крейсер «Идзуми» и продолжал держаться на расстоянии 30 — 40 кабельтовов, донося по беспроволочному телеграфу все наше расположение и наши движения адмиралу Того. В 11 час. 30 мин. был сигнал с «Суворова»: «Меняю курс вправо на 20°; буду стрелять по «Идзуми». В этот же момент показались с левой стороны, быстро приближаясь, четыре японских крейсера, идя с нами почти одним курсом и подошли на расстояние от 32 до З6 кабельтовов. С «Орла» 6ыл сделан выстрел по крейсерам (Тшитозе, Касаги, Итсукушима и Хашидате), после чего «Апраксин», «Сенявин» и «Ушаков» из всех орудий открыли огонь по этим судам, но, по сигналу с «Суворова»: «не тратить напрасно снарядов», огонь был прекращен и мы легли на старый курс. В 12 час. 30 мин. был сигнал с «Суворова»: «Первое отделение броненосцев (четыре, типа «Суворов») поворачивают последовательно направо на 8 румбов», после этого второй сигнал тому же отделению: «повернуть всем вдруг на 8 румбов влево», но вышло иначе, почему не знаю; первое отделение стало с нами параллельно во вторую кильватерную колонну. Вот в этот момент и показалась вдруг в тумане, вся соединенная неприятельская эскадра, идя справа налево нам на пересечку курса.

В час 40 минут дня было следующее, по моему мнению, расположение.



На высоте «Осляби», неприятель повернул последовательно, по направлению нашего курса и открыл огонь по «Осляби», идущему головным кораблем. В час, приблизительно, был сделан первый выстрел и уже в 2 часа 45 мин. пошел «Ослябя» ко дну, с правой стороны от нашего курса. В это время «Суворов» шел уже головным и весь неприятельский огонь был концентрирован на наших головных судах. Неприятель, имея значительно большую скорость, чем мы, расположился таким образом, что его головные суда были впереди наших, отчего и вся японская эскадра могла свободно стрелять по «Суворову», имея, приблизительно, одно и то же расположение от своих судов до наших головных. По приказам Командующего было известно, что адмирал намеревался сойтись с неприятелем на самое близкое расстояние, нам выгодное, однако бой велся почти все время на 32 — 42 кабельтовов, может быть, японцы отклонялись от боя на близком расстоянии, обладая значительно большей скоростью. В скором времени у меня в кормовой батарее отскочил оптический прицел с одного из шестидюймовых орудий, они сильно страдали от сотрясения и стекла покрывались грязью, вообще прицелы показали многие несовершенства. Сигналов я никаких не видал, а в четыре часа уже вышел «Суворов», совершенно избитый, он весь горел в куче черного дыма, горела вся краска, ясно видно было, как горели железные паровые и минные катера, наверно в в них был запас угля, трубы и мачты были сбиты. Так как неприятель нас не пропускал на север, — вся эскадра повернула на юг, почему это было сделано и по приказанию кого, мне неизвестно. Теперь начались циркуляции по окружностям, неприятельская эскадра шла по наружному кругу, а наша — по внутреннему. Тогда уже «Бородино», «Орел» и «Николай» шли головными, так как остальные, получив повреждения, выходили из строя, кроме того на «Наварине», «Нахимове» и «Сисое» были страшные пожары, все эти суда вступали сзади нас опять в строй. Наши дальномеры Барра и Струда испортились очень быстро и давали совершенно неверные расстояния, передавали с носа 42 кабельтова, а с кормы — 32. Передача была голосовая, механическая была испорчена во время боя. Во всяком случае, после выхода «Суворова» из строя, никакого определенного плана сражения не было больше. Плана адмирала Рожественского никто не знал, он ни с кем не совещался и мы не знали, спасся ли адмирал Фелькерзам с «Осляби» (мы узнали только в Японии про смерть адмирала). Адмирал Энквист держался далеко от нас, защищая транспорты, которые в беспорядке держались кучею; крейсера, вообще, не могли принимать участия в главном бою, так как транспорты им сильно мешали. Видно было, что наши снаряды не производили такого ужасного эффекта, как неприятельские; пожары были незначительные, у неприятеля, и только крейсера «Адзумо» и «Касуга» выходили из строя, но ненадолго. В 4 часа 30 мин., пошел «Урал» ко дну, около 5 час. 40 мин., мы опять проходили мимо горевшего «Суворова».
Японские снаряды не пробивали броню, но, попадая в борт, разворачивали все на своем пути, разрываясь на мелкие осколки, снаряды рвались даже, ударяясь об воду. Все наши суда были страшно перегружены, особенно, типа «Суворов». Идя 12 мая в кильватер «Орлу», я сам видел, что только верхняя часть кормового орла выглядывала из воды, броня была почти вся под водой, у них, кроме угля, было еще около 500 тонн пресной воды в трюме, которая переливалась с борта на борт. На этих судах были страшные пожары, от тушения собиралось много воды в палубах, может быть, от этих причин и перевернулись «Александр III» в две минуты в 6 час. 30 мин. и «Бородино» в 7 час. 15 мин. вечера. Около 7½ час. нас обогнал один из наших контр-миноносцев, какой я не знаю, и передал нам по семафору, что адмирал Рожественский спасся на «Буйный» и передал адмиралу Небогатову командование эскадрой, приказав идти во Владивосток.
У нас на «Николае» был поднят сигнал: «следовать за мною, курс NO 23°». Около 8 час. вечера, вся японская эскадра повернула и скоро скрылась в темноте, в это время мы шли головными, но следовали, кажется, в следующем порядке: «Орел», «Апраксин», «Сенявин», «Ушаков», «Сисой», «Наварин», «Нахимов» и «Мономах». Начались минные атаки. Миноносцы проходили, как с правого, так и с левого борта контр-галсами, выпускали мины в те суда, которые светили прожекторами. Ночь была темная и было довольно свежо. В нас только один миноносец выпустил мину, но промахнулся, так как адмирал Небогатов, который лично командовал «Николаем», вовремя положил право на борт (миноносец шел мило правого борта, контр-галсом в кабельтове от нас) и мина прошла под кормой. Это был единственный раз, что мы светили и в нас больше не стреляли. На «Орле» прожектора были разбиты во время боя, он не светил и в него не стреляли, остальные суда все время открывали прожектора, отстреливаясь от миноносцев. Атаки продолжались до трех часов. Когда и куда скрылись наши крейсера, под командою адмирала Энквиста, я не знаю, уже вечером я их не видел больше. Ночью мы шли от 11½ до 12½ узлов, имея курс NO 23°, утром остались только: «Николай», «Орел», «Апраксин», «Сенявин» и «Изумруд». Может быть в моих показаниях вкрались неточности, так как я с 14 мая утра до 15 утра не выходил из моей кормовой батареи и все, что я мог видеть я наблюдал из полупортиков своей кормовой батареи, в то время, как мои орудия не могли действовать, имея очень малый угол обстрела. Гибель отдельных судов 15 мая и сдача 4 броненосцев, уже не относится к Цусимскому бою, но если требуются и показания сдачи, то я присылаю мои показания, которые я давал перед следственной комиссией.

Мичман барон Г. К. Унгерн-Штернберг.

Отредактированно vs18 (09.06.2010 23:36:29)